XVI
С самого начала общественное состояние оказалось установленным плохо, но люди этого не знали. Они находили его хорошим, ибо оно еще не было для них неисчерпаемым источником зол, каким оно является для нас. Таким образом, они могли извлечь из первых своих размышлений лишь то, что могло упрочить это состояние, что могло служить основой для власти и обеспечить собственность. Отсюда — все законы божеские, явившиеся на подмогу законам человеческим; а из этих двух порочных начал — все законы человеческие и все религии, когда- либо существовавшие ранее и существующие теперь, вносящие столь невероятное разнообразие в наши нравы, разнообразие, из которого проистекает, как я уже указывал, наблюдаемое ныне разнообразие в нашем телесном сложении и в наших лицах.
Если бы мы при выходе из состояния дикости пошли по верному пути — что, к несчастью, было невозможно, — стезя наша указана была бы истиной и не существовало бы ни законов, ни преступлений6, подобно тому как не стало бы их, если бы предлагаемое сочинение произвело должное действие, если бы на основании его люди стали пользоваться преимуществами жизни в полном единении, если бы они составляли одно целое на обитаемом ими земном шаре, имели бы один только язык, одинаковые нравы, жили бы в равенстве и не имели никакой собственности.
Какую силу придали бы им эти преимущества перед лицом всего, что могло бы им вредить на земле! Тогда они стали бы сильны один через другого, как все вместе, так и против всех других видов.XVII
Доказательством в пользу того, что мы все стремимся к равенству, служит то, что никто из нас не пожелал бы очутиться в таком положении, чтобы не видеть никого ни счастливее, ни несчастнее его самого. Мне могут возразить: счастливее — пожалуй, но несчастнее — нет, ибо какое может для нас иметь значение, что есть люди менее счастливые, чем мы? Это для нас важно хотя бы с той точки зрения, чтобы не было вокруг нас завистников и недоброжелателей. В наслаждении счастьем мы зависим друг от друга, и единственное для нас средство наслаждаться им безнаказанно и не опасаясь, чтобы нас лишили его, — это пользоваться им наравне с другими.
Если бы все люди были равны и пользовались благами сообща, ни один человек не завидовал бы ближнему, не старался бы возвыситься над ним или присвоить какую-либо его вещь, а следовательно, не имели бы места
с Первое преступление порождено первым законом, и без этого первого закона человек находился бы еще в состоянии невинности. На это может последовать вопрос: зачем же появился этот первый закон, который, породив первое преступление, вызвал порожденными им законами и все последующие преступления? На этот абсурдный вопрос ничего кроме абсурда и ответить нельзя, но тем не менее я отвечаю и этим довольствуюсь, потому что не могу найти ничего лучшего и потому еще, что в догмате о происхождении первого преступления из первого закона пробивается некоторый проблеск истины.
Паскаль21 вывел первородный грех из противоречий в нас самих и во всех наших горестях; я доказываю его тем же путем, но расхожусь с ним относительно природы этого греха, найденной им в его катехизисе.
и зависть, честолюбие, корысть — все эти столь вредоносные и разрушительные пороки. Это — истина, которую должен признать всякий разумный человек. Достаточно ее провозгласить, чтобы показать, что мораль моя неопровержима.
Зависть и ревность — вот первые пороки, жертвами которых являются животные, в особенности домашние, и прежде всего человек. Жертвою именно этих пороков он и должен быть — вполне естественно — вследствие морального неравенства и отсутствия общности имуществ. Если дети наши завистливы и ревнивы, если они обнаруживают собственнические склонности, то это происходит потому, что они родились от матерей и отцов, одержимых этими пороками, и родились притом при общественном состоянии, которое эти пороки порождает.