Глава вторая КАКОЕ ЗНАЧЕНИЕ СЛЕДУЕТ ПРИСВОИТЬ ТЕМ ШЕСТИ ПОНЯТИЯМ, КОТОРЫЕ ИМЕНУЮТ «ТРАНСЦЕНДЕНТНЫМИ»; ДОКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО ИЗ ИХ ЧИСЛА «ВЕЩИ» ПРИНАДЛЕЖИТ ПЕРВОЕ МЕСТО, А ПРОЧИЕ НЕ ЕСТЬ ТРАНСЦЕНДЕНТНЫЕ
Нет в многовластии блага; да будет единый властитель Царь нам да будет единый, которому Зевс прозорливый Скинтр даровал и законы.
Следовательно, мы рассмотрим теперь, какое из этих слов, или какое значение слова, должно быть императором и царем, т.
е. наиболее емким, которого нам дает Бог Сын Божий. (2) Перипатетики, если предоставить им полную свободу выбора, предполагаю, достоинствоэто присвоили бы тому слову, которое опи называют на первом месте. Ведь это оно у них всегда на устах, его опи используют словно игральную кость, имеющую много сторон, и играют им27. А по-моему, из этих шести, которые сейчас как бы претендуют на царство, «вещь» будет царь не иначе, чем Дарий, сын Гистасписа, был будущий царь из числа тех шести персов, которые искали жребия царства 28.
(3) Среди них «сущему», поскольку само по себе оно наиболее достойно царства, весьма помогает и тайный порок, о котором, чтобы сказать многим, я скажу совсем кратко, потому что вопрос о других не вызывает никаких сомнений. Разве «нечто» пе означает «некоторая вещь», «единое» — «единая вещь», «истинное» — «истинная вещь», или же «истина», которая также есть «вещь»; «благо» — «хорошая вещь» или «благость» или «порядочность», которая и есть сама вещь? Так и «сущее» — это «та вещь, которая есть». (4) И чтобы доказать это с очевидностью, я буду спорить ясно и точно. «Сущее» — по своей природе есть слово неопределенного рода, которое, когда оно переходит в имя существительное, становится как бы среднего рода. У греков три слова изменялись в стольких же родах, « ouCa, ov »; когда слово среднего рода из числа перечисленных переходит в имя существительное, то ему присваивается артикль «то», который не прилагают к причастию; и это то, о чем говорит Аристотель.
(5) Значение слова становится ясным из его причастия. Всякое причастие заключает в себе значение относительного местоимения и глагола; например, «человек прогуливающийся, бегущий, читающий», т. е. «тот, который прогуливается, который бежит, который читает», подобным образом судят о выражении «человек сущий богатым» (т. е. «тот, который богат»). И хотя это причастие чаще всего и использовали авторы- греки, едва ли кто-либо из латинских авторов применяет и использует его. (6) Также и Присциаи 29 свидетельствует об этом же и говорит: «Греки используют причастие вместо имени существительного, каковое, по аналогии, мы также можем использовать, по в тех случаях, когда частое использование причастия но имеет места; впрочем, Цезарь надлежащим образом производил „сущий" от глагола „есмь, есть", подобно тому как от глагола „могу, можешь" — „могущий*». (7) Я бы не осмелился утверждать, что это причастие использовал сам Прис- циаи, но незадолго перед этим, все в той же восемнадцатой книге «Грамматики»30, ои говорит: «Случается так, когда исчезает глагол или субстантивированное причастие, что обыкновенно тогда приходится использовать конструкцию из подходящих падежей, т. е. именительного в сочетании с косвенными падежами; например, „сын Пелея Ахилл многих истребил троянцев". Подразумевается причастие самостоятельного глагола31 „сущий", которое у нас не в ходу». (8) Правильнее будет сказать, Присциап скорее это причастие упоминал, чем использовал. Неопытные литераторы имеют обыкновение говорить вместо него «существующий» 32, так что это словоупотребление указывает на несведущих. Впрочем, я не соблазнюсь обещаниями тех, кто в других книгах, а затем и чтобы перевести Аристотеля, используют это причастие, о котором мы говорим (никто правильно не переведет его); но немедлепно впаду в соблазн, если они переведут имя существительное, которое образовано от этого причастия.
(9) Что оно обозпачает? Разумеется антецедент, вместе с относительным местоимением и глаголом, и прочие формы того же рода, например: «любезный жене», «любезный мужу», «приключающийся, случающийся, следующий, предшествущий», т.
е. «тот мужчина, та женщина, который и которая любит», «тот, что приключается, тот, что случается, тот, который следует, тот, который предшествует». Вот так и «сущее» есть, «то, что есть», даже если это указательное местоимение отсутствует, однако его необходимо подразумевать. Например, «вижу, то, что и ты», т. е. «то же, что и ты». (10) Далее местоимепие «этот» приобретает пе меньшую силу, когда берется в качестве прилагательного, чем когда оно субстантивируется, по обычаю (скажу так) своих родичей. Если я скажу: «посмотри на этот мрамор, на то дерево, вот на тот луг, на это море», то это точно то же самое, как если бы я сказал: «посмотри на красивый мрамор, па большое дерево, иа приятный луг, на волнующееся море». (И) Но если я говорю: «посмотри вот па это», или «вот на то», или «па это», или «на то», то, вероятно, это означает: «вот эта вещь, вот та вещь, эта вещь, та вещь». Таковы же и прочие подобные выражепия: «нечто», разумеется (как я сказал выше), есть «пекоторая вещь», «иное» — «иная вещь», «то же» — «та же самая вещь», «ничто» —«никакая вещь». Следовательно, если «сущее» переводится так: «то, что есть» и «то» и переводят «та вещь», то, конечно, «сущее» переводится «та вещь, которая есть».
(12) Достоверно известно, что это понятие имеет значение не по природе, а получает его, так сказать, в долг, заимообразно. Теперь я прибавлю, что ие к лицу этому слову заимствованная одежда, подобно тому как, по Горацию83, не идет «павлину хвост вороны». Поистине «сущее» — как бы стреноженное слово, каковое из-за чрезмерной навьюченности гулять не может. Что, к примеру, значит высказывание «камень есть сущее», т. е. «та вещь, которая есть», если должно быть и более ясным, и более последовательным, и более достаточным выражение: «камень есть вещь»? Я не желаю иметь серебро с примесью окалины, пе хочу обмолоченной пшеницы, почти полностью состоящей из мякины, поскольку с самого начала представляется абсурдным высказывание «камень есть та вещь, которая есть» или «камень есть вещь, которая есть», словно не должно быть ничего в собственном смысле слова, а лишь одип камень, или все что угодно будет тем, о чем мы говорим, что оно «вещь, которая есть», ведь это в собственном смысле отвечает одному Богу.
(14) Поэтому в «Апокалипсисе» 34 сказано в мужском роде: «Господь Бог, который есть», «о 5gt;v» и в книге «Бытия»35: «Кто есть послал меня» — « 6 lt;ov»? Бог настолько есть в собственном смысле, что все остальные вещи по сравнению с ним в собственном смысле слова и истинно не есть. Также сказано о Боге в собственном значении в среднем роде: «Бог есть сущее», т. е. «то» или «та вещь, которая есть». Ибо то, что Бог есть вещь, признают также все богословы, греки справедливо именуют его « ov-cto; » — «истинно» и «при всех обстоятельствах» и ovu» — «на самом деле», т. е. «по сути вещей». Вследствие этого, когда о другой вещи, а не о Боге говорят, что она должна быть «сущим», то это утверждение нелепо, поэтому небезосновательно самые выдающиеся из латинских авторов пренебрегали этим словом. (15) Аристотель, наращивая егозс, делает еще более бессмысленным, называя его « то ov tj ov »j «сущее, поскольку оно есть сущее», словно то, что есть, может и пе быть. Это ВТО- рое «сущее» есть причастие. И в этом тоже некоторые имеют обыкновение делать ошибку, когда они говорят «камень есть» или «человек есть, следовательно, есть сущее»; так как теперь в наличии не имя существительное «сущее», а причастие, если только они согласятся, что глагол переводится своим причастием и существительным,— это будет исследовано в следующей книге.(16) Поэтому мы будем считать этот вопрос решенным, чтобы не мешкать более и не оставлять в страстном ожидании своего царя столько народов и народностей (раз уж я это провозгласил), потому что конь нашего Дария заржал не благодаря уловке раба, но по причине проницательности разума и по велению божьему, и не будет больше спора о царстве, но прочие пять — «нечто», «сущее», «единое», «истинное», «благое» — как пять персов сойдут с коней и почтят поклонами «вещь», которая из числа шести есть истинный царь, как пять персов почтили Дария 87, в котором они признали царя. (17) И именно по этой причине Ульпиан88 говорит: «„Вещи" завещает глагол, как всеобщий претор».
Он не сказал: «сущее», «единое», «истинное», «благое», «нечто», которые означают почти то же самое, что и «вещь», как я уже сказал. И потому мы прибегаем повсюду к этому слову как к общему наименованию: мы говорим, например, «о вещах супружеских», «о вещах деревенских», «о вещах корабельных», «о вещах военных» и также говорим: «Перейду к сути дела (вещи)»,— и можем получить общее выражение для вопроса «что?» — т. е. «что за вещь?», которое мы позже обсудим. «Что за вещь?»—это вопрос, распространяющийся на все предикаменты, потому что все они в отдельности суть вещи.
(18) Однако вспомним, это слово не всегда имеет родовое значение. Ибо иногда оно обозначает положение и условие, вот почему говорят: «вещи общественные» (res publica), «вещи частные», «мои вещи» и т. д. А иногда имеют обыкновение подчеркивать отличие персон, вследствие чего места аргументов получают определения или от «вещей», или от «персон» и от слов, как у Горация 39: «А слова за мыслимой вещью придут уже сами собою»; и у риторов, потому что всякая речь, согласно ее внутреннему свойству, необходимо имеет «как вещь, так и слова» или, что то же самое, должна состоять из того, что обозначает, и того, что обозначается «вещами и словами»; к тому же — слова именуют «метками вещей», некоторые зовут их «знаками», они говорят, что все строится из «вещей и знаков» (откуда и произошел глагол «обозначаю», а от него «знание»40); (19) иногда же определяют ее иначе, например у Цицерона 41: «Достойна похвалы не вещь, а предвидение» (потому врач рассматривает в болезнях не «случай», а «вещь») — и у Квинтилиана42: «Например, если спросят, чем должен быть Бог. Ибо тот, кто станет отрицать то, что Бог есть дух, разлитый во всех частях, тот говорит не то, ложно прилагая к этому имя божественной природы, как Эпикур, который сообщает ей человеческий облик и помещает между мирами. И тот и другой используют одинаковое имя, а сомнение — должно ли быть [это] реально (in ге), т. е. как бы «по сути вещей» (re vera).
(20) Иногда ее упоминают при обозначении неуступчивости и применительно к общению, например: «мне выпало иметь дело (res est mihi) с одним неистовым человеком»; иногда используют, говоря о деяниях: «описывать великие деяния (res) Августа»; иногда о причине, откуда и пошло: «поэтому» (еа de ге), «по этой причине (quam ob rem); а иногда и стыдливости ради о соитии, например Таис у Тереиция45 говорит:Друг, с которым у меня было столько всяких дел і
да и в народе говорят: «одно имел с другим» (aliquem habuisse rem cum aliqua); порой, чтобы обозначить ценз или имущество, как у него же в том же самом произведении 44:
А брат его (до денег очень падок он) -
и у Горация45:
Никогда так ие добудешь деньги;
отсюда и та жалоба Филиппа: «В государстве нет и двух тысяч человек, которые чем-нибудь владели»; а иногда чтобы обозначить пользу, например: «На самом деле есть и есть тебе на пользу»; (21) Иногда же этим словом обозначают ту вещь, о которой идет речь (по этот предмет—тема следующей книги). Например, у Цицерона, в книге «О законах» 4в: «Разве расхождение во мпении касается одного лишь предмета, именно того, который должен быть „предметом44 несогласия?» Не следует удивляться, что одно слово имеет столько специальных значений, если оно должпо содержать все значения родовым образом. (22) Более всего (так я считаю) удобно слово греческого языка «тграу(ла», которое обычно переводят как «дело», хотя вместо слова «вещь» мы иногда тоже говорим «дело». Например, Цицерон47 в «Риторике», когда он рекомендует строить аргументы, исходя из того, что является атрибутом персон или «дел», и Саллюс- тий48 в «Югуртинской войне»: «Возводят вину, каждый свою, на другие обстоятельства»; и таково же, пожалуй, мнение Ульпиана49: «По самой природе вещей устроено так, что больше „дел44, чем названий». Может быть, поэтому вышло так, что Аристотель50 чаще хотел употреблять термин «то ov», чем «тграу(ла», если бы он обратил внимание на происхождение и на зпачение этого последнего слова, то он использовал бы слово тиража gt;gt; вместо «то ov».
(23) Я много рассказывал о свойстве трех первых, которые словно одной и той же природы; скажу еще об остальных трех, потому что они и сами по себе суть ипого свойства, так что мы не станем отметать их, словно недостойных нашего уважения гостей, от этих, как бы отмеченных наибольшим уважением, и тем более, если увидим их униженными в том, что мы лишили их трансцендентного достоинства. Но никто не сможет унизить другого, если по справедливости не воздаст ему больших почестей. Впрочем, не знаю, требую ли я но справедливости большего, ведь я считаю, что необходимо уравнять «нечто», которому противоположно лишь «ничто». (24) С другой сторопы, «единому» противоположно «многое», «благу» противоположно «зло» и «истине» — «ложь», каковые и сами суть «нечто». Кроме того, я принял «единое» за «одну вещь», например: «О единственном молю вас, судьи». «Благо», как я сказал бы, берется вместо «благая вещь»; ведь читаем же мы, что «к благу все стремится». Не припомню, чтобы я считал, что «истинное» тождественно «истинной вещи», но «истине», подобно тому как «ложное» тождественно «ложности». Так же и «благо» — «благости», и «зло» — «испорченности»; и даже «единое» — «единству» (или же «одной вещи»), например: «От одного до ста». (25) Аристотель отрицает, что «единое» есть число, ио что оно есть «начало числа», как если начало вещей не должно быть частью самих вещей и, как следствие этого,— самими вещами. Кто читает «начало книги», тот читает «книгу», кто касается «головы человека», тот касается «человека», кто видит «начало пруда», тот видит «пруд»,— все это следует отнести не к оговорам софистов, а к опыту человека, который есть создатель слов. Все говорят: «единичное [единственное] число» и «множественное число» и «по числу одно» 51 и «по числу много» — так не раз высказывается Аристотель. (26) Две женщины, которые сообща владеют двадцатью курицами и петухом, условились между собой, что четные яйца из числа снесенных каждый день должны принадлежать одной, а нечетные — другой. «Но иногда бывает снесено и по одному яйцу. Скажи, кому из двух они будут принадлежать, или же никому?» — «Конечно, будут принадлежать той, которой полагаются нечетные яйца». Следовательно, одно яйцо составляет число. Вот так иногда простые женщины разбираются в значении слов лучше, чем великие философы. Они употребляют слова с пользой, а те для забавы. (27) В этом духе Аристотель говорит, что «число исчисляет» или «исчислимо». Это вместе с простыми женщинами я отказываюсь понимать. Что исчисляет число? Не исчисляет же само число, подобно тому как мера не измеряется и неизмеряема, и не взвешивают вес, и вес не взвешивается, ио при помощи самой меры и самого веса мы измеряем и взвешиваем другое.
(28) «Истинно» или «истина» есть в собственном смысле слова знание или понятие о какой-либо вощи и есть как бы свет души, который источает себя также и па ощущение. Я считаю, что этот свет принадлежит самой душе, подобно силе видения глаз, по является видимым пе извне, как свет солнца, хотя как солнце показывает глазам окраску тел, так Бог указывает и представляет уму качества вещей. (29) Это же самое, разве что с небольшим отличием, утверждает Платон 52 в книге «О государстве», когда он говорит, что истина подобна солнцу, а знание и понимание подобны прямому взгляду. Ио если в нас должно быть заблуждение, то почему не быть истине? Действительно, если мы утверждаем относительно чего-нибудь, что оно есть истинное или ложное, то это именно в душе говорящего, относительно которой в нем должна заключаться истина или ложность. Ибо плохой хлеб, плохое вино и лжепророк никоим образом не есть ни хлеб, ни вино, ни пророк; истинный хлеб, истинное вино, истинный пророк есть пичто иное, чем хлеб, вино, пророк, как мы это ощущаем. (30) Поэтому в нас, т. е. в нашем разуме, заключается истина и ложность: источник нашей истины в боге, как источник нашего света — в солнце. А источник лжи — в препятствии божественному источнику, подобно тому как причи- па темноты в затемнении солнца, так как Бог в собственном смысле слова есть истина, как солнце есть свет, что отчасти понимал и Платон. Иногда это запечатлено не в разуме, а в речи, и поэтому речь может быть ложной при незаблуждающемся разуме, если кто-нибудь говорит и чувствует иначе; а также в разуме заблуждающемся на самом деле, когда кто-нибудь вводит в обман не другого, как в приведенном выше примере, а самого себя. (31) Иногда эти имена имеют отношение к способу выражения: «взаправду ли он спит или притворяется?», «притворно ли он вздыхает или взаправду?» А ипогда также и к вещи, словно это в ней должна быть истипа, например: «я обнаружил истину вещи», т. е., очевидно, пришел к пониманию вещи, и «истина дела такова», «по сути дела», а это — как мы уже должны знать — то же самое, что и «таково положение вещей». И я не знаю, какое различие обнаружат эрудиты между тем, сказать ли «истину» или «истинпо» сказать.
- Чем, спрошу я, различаются выражения «делаю благо» (перейду теперь к третьему слову) и «делать на благо», если не тем, что выражение «делать благо» не в ходу? А эти твердят, что можно выразиться так: «на благо и нехорошо» — что вообще абсурдно. Ибо если из-за раздражения к пастойчивому бедняку я дам подаяние и вместе с тем обругаю его, то не скажу «сделал на благо; но нехорошо». Кто будет отрицать, что я хорошо сделал, если дал подаяние нуждающемуся? Но нехорошо сделал, что обругал нуждающегося, да и в самом деле сделал это не на «благо». Следовательно, нужно сказать, что я совершил двойное дело, одно хорошее, другое — нет; давая подаяние, «и на благо сделал, и хорошо», а обругав «и не на благо, и нехорошо».
- Так же однозначны выражения: «поступать справедливо» и «быть справедливым». Разве что найдется такое выражение, посредством которого мы выскажемся вернее или когда используем наречие: «пусть будет сделано почтительно, свято, справедливо, хорошо», но не «пусть будет сделано почтительным, святым, справедливым, хорошим»; или — множественное число: «почтительные», «святые», «справедливые», «хорошие». (34) Например, у Аристотеля53 в «Политике»: «Не могут справедливо поступать те, кто совершает несправедливые поступки». Хотя представляется смешным высказывание, утверждает Квинтилиан 54, образованное из названных выше слов: «К этим я прибавил бы и эту шутку, разве потому, что ее использует Цицерон: „те, кто совершает справедливое дело, поступают справедливо44». В самом деле, не нуждается в доказательстве утверждение: «То, что поправлено, позволено поправить». Однако мы говорим: «ищу справедливость», а не «ищу справедливое дело».