§ 37 Возражения против этого учения в его радикальной интерпретации
Возражения, которые возникают при умеренной интерпретации юмовской концепции, мы здесь рассматривать не будем: психологические интересы не должны увести нас в сторону. Достаточно будет сказать, что на основе юмовских мыслей при соответствующей модификации может быть сформирована вполне приемлемая теория.
Прежде всего, нельзя всерьез принимать мифическую «внутреннюю рефлексию». Весьма ясно и проницательно {Г.} Е. Мюллер (в публикации продиктованных Ф. Шуманом[84] текстов) придал юмовской теории более точную форму. И хотя сам он, кажется, предпочитает радикальное толкование, в этой форме все же отчетливо проявляется плодотворность изначальных юмовских подходов.Обратимся теперь к критике радикальной интерпретации юмовского учения. Эта интерпретация оказывается в центре теоретико-познавательных интересов. При последовательном проведении она вовлекается в немалые трудности.
Если абстрактные содержания, соответствующие абсолютным признакам, сами по себе суть ничто в конкретном созерцании, то содержания соединений и отношений и подавно суть ничто в созерцании некоторой совокупности, обладающей соответствующей формой единства. Само собой разумеется, что проблема distinctio rationis и принцип ее разрешения для всех абстрактных содержаний те же самые. Этот принцип является одним и тем же, следовательно, как для содержаний отношений и содержаний соединений, так и для абсолютных содержаний. Поэтому на вопрос, каким образом осуществляется это мнимое обнаружение или различение цвета в цветном предмете (или [отделение цвета] от него),
нельзя ответить отсылкой к обнаружению сходства между этим цветным предметом и другими цветными предметами. Ибо при последовательном проведении такого объяснения это обнаружение вело бы к обнаружению сходства этого сходства с другими 5 сходствами (на примере цвета: группа сходства сходств, существующих между цветными объектами); к этому сходству опять должен был бы быть применен этот принцип объяснения и т.
д.Этот аргумент переносится с абстрактных содержаний, под которыми мы понимаем реально (reell) пережитые моменты в ю единстве конкретного созерцания, на представления признаков и комплексных форм «внешних» предметов. Таким образом, мы можем сделать действенным различение, которое мы выше подчеркнули в противоположность Юму: а именно, различение между конкретным созерцанием как реально (reell) присутствующим is явлением предмета (как переживанием) и созерцаемым (воспринимаемым, воображаемым и т. д.) предметом. При этом нужно обратить внимание, что этот предмет нельзя подменять к какой-либо естественно-научной или метафизической трансцен- денцией, но что предмет подразумевается таким, каким он я в л я назначается ему (ihr... gilt). Таким образом, явление шара противостоит являющемуся шару. Точно так же противостояли бы ощущаемые содержания явления шара (как моменты, 5 которые может феноменологически обнаружить дескриптивный ? 25 анализ) и (воспринимаемые, воображаемые) части, или с т о - Е р о н ы, являющегося шара; например, ощущение белизны и с; белизна шара.
Предварительно мы можем сказать следующее: если бы кто- нибудь захотел объявить созерцательное представление аб- зо страктных предметных определенностей простой видимостью ^ и утверждать, что там, где мы, например, полагаем, что воспринимаем свойство «белый», воспринято или как-либо иначе представлено, собственно, только какое-либо СХОДСТВО между являет ющимся предметом и другими предметами, то он бы вовлекся в 35 бесконечный регресс, ибо представленное сходство нужно было ^ бы перетолковать соответствующим образом.
Здесь, однако, абсурдность критикуемой концепции обнаруживается непосредственно и в том, что наперекор всякой очевидности один интенциональный объект подменяется с очевидно- 40 стью отличающимся от него объектом. То, что заключено в интенции созерцания, то, что я намерен схватить в восприятии или представить в воображении, совершенно неоспоримо. Я могу обманываться относительно существования предмета восприятия, но не относительно того, что я его воспринимаю как так-то и так- 45 то определенный и что он, в том смысле, в котором имеет его в
виду этот акт восприятия (in der Meinung dieses Wahrneh- mens)[85], не есть совершенно другой предмет, например ель вместо майского жука.
Эта очевидность в определяющем описании, или идентификации, и взаимное различение интенциональных объектов как таковых имеет, как это легко понять, свои границы, однако она есть истинная и подлинная очевидность. Ведь без нее и прославленная очевидность внутреннего восприятия, с которой она обычно смешивается — везде, где «внутреннее» восприятие понимается как восприятие интенциональных переживаний, — совершенно бесполезна; речь, в которой выражается [описание] и осуществление дескриптивного различения внутренне воспринятых переживаний уже предполагает эту очевидность, поскольку ведь различение и описание интенциональных переживаний невозможно без отсылки к их интенциональным предметам.Эта очевидность приходит нам здесь на помощь. Очевидно, что это нечто разное — созерцать красноту этого предмета и созерцать какое-либо отношение сходства. Если это последнее созерцание считают чем-то незаметным или неосознанным, то несообразности только нагромождаются, так как жертвуют очевидно данными интенциями в пользу чего-то, что нельзя заметить. Предыдущее рассуждение переходит в настоящее рассуждение, которое касается являющихся объектов, поскольку содержания в рефлексивном феноменологическом анализе становятся объектами восприятия. Даже если мы не будем более и не можем называть явление шара (переживание) вещью и присущие ему абстрактные содержания свойствами или признаками, то дескриптивное положение дел относительно обсуждаемого здесь пункта все-таки то же самое. {Различия между вещью и свойством суть онтологические, они не свойства переживаний, они не нечто заключенное и обнаруживаемое в самом данном феномене как реальный (reell) момент; они скорее отсылают к связям переживаний сознания, в которых они являются согласованно, в которых они переживаются и определяются естественно-научным образом.}[86]
Учитывая это обстоятельство дел, мы можем воспользоваться очевидностью, значимой для различения интенциональных предметов вообще, также и для интенционального различения внутренних данных (Data).
В этом предельном случае, когда интенди- рованный предмет сам принадлежит реальному (reell) содержанию переживания (взятому в конкретной полноте), сразу же вступает в действие и очевидность внутреннего восприятия. Мы имеем не только очевидность различенности интендированных данных, но также очевидность их действительного существования. Там, где мы, например, направляем наш аналитический интерес не на являющийся шар, а на явление шара, и различаем в н е м части или стороны и при этом отвлекаемся произвольно от того, что означают для нас ощущаемые содержания, там мы вместе с очевидностью, что это цветовое содержание, это совокупное содержание и т. д. воспринято, одновременно обладаем очевидностью, что оно действительно есть. Пусть даже отвлечение от истолкования не везде удается, и еще менее удается анализ пережитых содержаний, который продвигался бы как угодно далеко, но в общем и целом оба всякий раз возможны. Точно так же как очевидность относительно различий интенциональных предметов не исчезает вследствие того, что мы легко обманываемся относительно наших интенций, как только мы выходим за пределы сферы грубых различий; так же как, например, различие между майским жуком и елью — если их брать только так, как они осознаются в нашей интенции в качестве интенциональных объектов — есть подлинная очевидность, точно так же подлинной очевидностью является та, которая зачастую говорит нам: цветовой момент, ощущение реально (reell) наличны в едином созерцании, это есть нечто, что вносит вклад в его кон- ституирование (Mitkonstituierendes) и что отличается в нем от момента формы. Не наносит никакого ущерба этому то, что разъединение этих моментов, их в-себе-бытие — вместо их простого бы- тия-в-чем-то или принадлежащего чему-то бытия — немыслимо.По отношению к этому очевидному положению дел неоправданно говорить: в себе существуют определенные психические процессы, например заметные возбуждения рядов сходства, и отсюда соответствующее абсолютно простое конкретное обретает только один определенный характер, одну определенную окраску, одно джеймсовское «fringe»[87].
Ибо, во-первых, эти fringes обладают своей реальностью в той же мере, как и предположенные неосознанные процессы, которые, впрочем, совершенно не касаются нас при чисто феноменологическом рассмотрении, а во-вторых, fringes суть, пожалуй, некоторый вид прибавки, которая с таким же успехом может присутствовать, как и отсутствовать;
если бы мы отождествили взятые здесь в качестве предположения fringes с моментами, которые с очевидностью выделяются в каком-либо конкретном, то эти моменты в целом были бы простыми привесками к некоторому носителю, а этот носитель имел бы всецело характер удивительной, лишенной каких бы то ни было качеств субстанции, которую никто более не принимал бы всерьез.
Очевидность, что моменты ощущения, момент цвета, момент формы и прочие имманентные определенности действительно принадлежат единству созерцания как конституирующие его моменты, нельзя отрицать ни в коем случае. Можно их, пожалуй, объявить результатами каких-либо сращений или продуктами, которые хотя и реально (reell) заключают в себе свои составные элементы (Faktoren), но все же незаметным образом; однако каким бы интересным это ни было в психологическом отношении, в дескриптивных непосредственных данных — в том, что только и принимается во внимание при прояснении понятий и способов познания, — вследствие этого ничего не меняется. Изгнать из теории абстрактные содержания и вместе с ними абстрактные понятия означает объявить фиктивным то, что поистине составляет предпосылку любого усматривающего мышления и доказательства.
Возможно, возразят еще, уступая гиперкритическому сомнению, что dislinclio rationis дано только в суждении. [Тогда] на одной стороне находился бы единый феномен, а к нему подступало бы затем высказывание, приписывая ему внутренние различия. Однако это не доказывало бы, что феномен действительно поэтому имеет внутренние различия. Мы бы ответили: само собой разумеется, когда бы мы ни высказывали суждение о переживании, присутствуют оба, переживание и высказывание. Однако высказывание может ведь быть истинным, и оно, пожалуй, таково, если оно наделено очевидностью. Ведь если хотят признать, что имеет место случай, когда действительно дано и пережито некоторое «содержаться-в» (Enthaltensein), то утверждать, что это так, можно все же только на основе очевидности. И если где-либо очевидность говорит в пользу некоторого «содержаться-в», то она делает это именно здесь. Конечно, нельзя без необходимости сужать понятие «содержаться» (Enthalten), а именно до понятия расчлененности на отдельные куски (Stucke). Если придерживаться этого более узкого понятия, то слово выпадает, но дело остается ясным.