ВОЗРАЖЕНИЕ XIV  

Если треугольника нигде на свете не существует, я не постигаю, каким образом он может иметь какую-либо природу; ведь если его нигде нет, он не существует; а сле&довательно, у него нет никакой сущности, или природы. Треугольник возникает в уме из увиденного треугольни- ка или созданного по образу и подобию виденного. Но' коль скоро мы однажды обозначили вещь (от которой, как мы считаем, возникла идея треугольника) этим именем, оно сохранится и тогда, когда сам треугольник исчезнет. Подобным же образом, если мы однажды осознали в уме, что сумма всех углов треугольника равна двум прямым, и дали треугольнику это другое обозначение — фигура, имеющая три угла, в сумме равные двум прямымдаже если на свете больше не останется ни одного треуголь&ника, обозначение это сохранится и истинность этого положения пребудет вовеки: Треугольник — это фигура, сумма трех углов которой равна двум прямым. Но не сохранится навеки природа треугольника, если случится, что все треугольники исчезнут из мира.

Подобным же образом вечной истиной является поло&жение: Человек — живое существо, вследствие того что имена вечны; но, если род человеческий вымрет, природа человеческая не сохранится.

Отсюда ясно: сущность, поскольку ее отличают от су&ществования, есть не что иное, как сопряжение имен с помощью глагольной связки «есть». Таким образом, сущность без существования — это всего только наше измышление. По-видимому, как мысленный образ чело&века относится к самому человеку, так сущность относится к существованию или как предложение Сократ — человек относится к предложению Сократ есть, или существует, так сущность Сократа относится к его существованию.

ОТВЕТ

Отличие сущности от существования известно всем, а то, что здесь говорится о вечных именах (вместо вечной истинности понятий или идей), было уже раньше в достаточной мере опровергнуто.

ВОЗРАЖЕНИЕ XV

Однако ввиду того что он не даровал мне никакой способности, которая позволила бы все это распознать (проистекают ли идеи от тел или нет), но, напротив, на&делил меня большой склонностью верить, что идеи эти проистекают от телесных вещей, я не вижу, каким обра&зом можно было бы представить себе, что он не обманщик, в гож случаеу если бы указанные идеи проистекали не от телесных вещей, а из какого-либо другого источника. Итак, телесные вещи существуют.

Мнение, что врачи не погрешают, когда обманывают больных ради их собственной пользы, является обще&распространенным; то же самое можно сказать об отцах, обманывающих своих детей ради их блага; преступность обмана состоит не в лживости слов, а в коварстве обманщи&ков. Пусть же г-н Декарт рассудит, верно ли универсаль&ное применение положения Бог ни в коем случае не может нас обманывать: ведь если это положение не является абсолютно верным, нельзя делать из него вывод о сущест&вовании телесных вещей.

ОТВЕТ

Для моего вывода не требуется, чтобы мы ни в коем случае не могли обмануться (я даже допустил, что мы часто обманываемся), но необходимо, чтобы мы не ошиба&лись тогда, когда такая ошибка свидетельствовала бы о желании Бога нас обмануть: ведь такое стремление противоречило бы его сущности. Здесь мы снова имеем дело с необоснованной критикой.

ПОСЛЕДНЕЕ ВОЗРАЖЕНИЕ

Ныне я понимаю, что между тем и другим состояни&ем (т. е. между бодрствованием и сном) есть огромная разница, заключающаяся в том, что наша память ни&когда не сопрягает сонные видения со всей остальной жизнедеятельностью.

Я спрашиваю, достоверно ли, что человеку, сомневаю&щемуся во сне, спит ли он или нет, не может присниться, что его сон связан с идеями целого ряда минувших собы&тий? Если это возможно, те события, кои представляются спящему деяниями его прошлой жизни, могут быть при&няты им за истинные точно так же, как если бы они воз&никли в его сознании наяву.