ВОЛЬФ
Сущность, или бытие, по Вольфу, образуются благодаря существенным определениям, которые сами ничем другим не могут быть определены или которые не предполагают ничего, при помощи чего можно было бы понять их существование. Они являются субстанцией, как три стороны составляют треугольник. Все свойства, или атрибуты, этой фигуры вытекают из этих существенных определений; следовательно, даже если атрибуты являются постоянными определениями, они предполагают определяющий их субъект, т. е. нечто первичное, бывшее раньше всего, — субъект, сам не нуждающийся в таковом. Таким образом Вольф стремится объяснить, в чем состоит субстанция, в противо- положность Локку, более мудрому философу, признававшему, что он не имеет о ней никакой идеи. Я обойду молчанием его различные определения, которые являются лишь вариациями. Все это не дает нам ни малейшего понятия о бытии, опоре и основании атрибутов, об этом субъекте, модусы которого беспрестанно изменяются.
Чтобы знать сущность какой-нибудь вещи, какова бы она ни была, нужно иметь о ней идеи, которые невозможно приобрести человеческому уму. Объекты, недоступные восприятию наших чувств, как бы не существуют для нас. Но каким образом философ задается целью сообщить другим идеи, которых сам не имеет? Смотри «Основы физики» Вольфа, в особенности главу 3.«Простое существо, или элемент, не имеет протяжения, неделимо и не имеет формы; оно не может заполнить никакого пространства. Тела возникают из объединения множества этих простых существ и составляют, как говорят, агрегаты. Воображение не может отличить друг от друга несколько вещей, не представляя себе одних вне других; именно это составляет явление протяженности, которое, следовательно, является чисто метафизическим и к которому сводится сущность материи».
По Вольфу, не только протяженность — лишь видимость, но и движущая сила, которую он признает, и сила инерции — видимости, так же как и цвета, т. е. смутные восприятия реальности предметов. Это основывается на ложной и смехотворной гипотезе о восприятиях. Вольф предполагает, «что наши ощущения состоят из бесчисленного множества частичных восприятий, из которых каждое в отдельности в совершенстве представляет простые существа или подобно реальностям; но все эти восприятия, сливаясь вместе воедино, смутно представляют различные вещи».
В противоположность Локку он допускает неясные восприятия, которых душа не сознает во время сна; следовательно, он думает вместе с Мальбраншем, что душа мыслит всегда, даже в момент, когда она меньше всего думает об этом. Мы уже доказали противоположное. Но, согласно Вольфу, простая субстанция не наделена восприятиями; он отрицает их у монад Лейбница и не думает, что ощущение является следствием и как бы необходимым развитием движущей силы. Отсюда следует (вопреки его собственным принципам), что восприятия только акци- дентальны для души и что, следовательно, столь же противоречиво, сколь и неосновательно, утверждать, как делает Вольф, что душа есть маленький чувствующий мир, живое зеркало Вселенной, что она проявляется при помощи собственной силы даже во сне.
Почему? Слушайте (ибо это очень важно для объяснения зарождения и происхождения идей): потому, что объект, дающий восприятия, связан со всеми частями мира и таким образом ощущения связаны со Вселенной при посредстве наших органов.Я не говорю ни о теории предустановленной гармонии, ни о двух знаменитых принципах Лейбница: принципе противоречия и принципе достаточного основания. Это — учение, которое Вольф сумел использовать со свойственными ему, поскольку они порой не покрывались туманом онтологии, проницательностью, умом, логикой и ясностью,— пример, настолько заразительный в школе, растущей со дня на день, что скоро понадобится новый Декарт, чтобы очистить метафизику от всех запутанных терминов, которыми так усиленно питаются умы. Философия Вольфа не могла отречься от того, что служило основанием философии Лейбница, но мне досадно находить в ней в то же время следы сумбурного жаргона школьных систем.
Я остановлюсь еще немного на движущей силе. Как говорит Вольф, «она есть результат различных активных сил элементов, смешанных между собой; она — усилие простых существ, которое имеет тенденцию беспрерывно изменять движущуюся точку пространства». Эти усилия «подобны тем, которые мы делаем, чтобы действовать». Сам Вольф, без сомнения, делает большие усилия, чтобы бог, свидетель этой деятельности природы (которая делает все в системе этого утонченного философа), не оставался праздным и, так сказать, не сидел сложа руки перед ее лицом, ибо это привело бы прямо к атеизму. Но в этом разделении труда ему повезло не больше, чем его учителю. Природа всегда действует одна, она производит и сохраняет все явления. Столкновение субстанций между собой порождает все, хотя не решено, происходит ли оно в действительности или только по видимости. Ибо вообще последователи Лейбница довольствуются утверждением, что мы можем судить только по видимым проявлениям, причина которых нам не известна. Такая скромность является неожиданной у философов, столь смелых и опрометчивых в деле установления первичных принципов, которые, однако, в вольфовской гипотезе о восприятиях на первый взгляд должны были казаться непонятными.
Мне кажется, что было бы интересно и полезно проследить, каким путем величайшие гении попадали в лабиринт заблуждений, из которого тщетно искали выхода.
Только знание того места, с которого они начинали заблуждаться, расходиться и сходиться друг с другом, может помочь нам избежать заблуждения и открыть истину, которая очень часто бывает настолько близка к заблуждению, что они почти касаются друг друга. Ошибки других — как бы тень, усиливающая свет; следовательно, при отыскивании истины нет ничего важнее, как убедиться в происхождении наших заблуждений. Лучшее противоядие — это знание свойств яда.Но если столько сильных умов дало себя ослепить духом системы, этим подводным камнем для самых великих людей, то ничто не должно внушать нам большего недоверия при отыскании истины, как именно этот дух. Не следует ли нам думать, что все наши помыслы и стремления должны сводиться к тому, чтобы всегда оставаться привязанными к колеснице природы и считать это честью по примеру истинных гениев: Ньютона и Бургаве, двух увенчанных славой рабов, которых природа столь щедро наградила за их служение (Boerh. de honori med. servit8)? Но для достижения этой цели надо иметь мужество отказаться от своих предрассудков, от своих пристрастий к той или иной школе, подобно тому как покидают прежних друзей, когда открывается их вероломство. Крупным философам столь же свойственно чваниться, как и светским львам; последние часто пользовались благосклонностью женщин, которых никогда раньше не видели и не знали; первые хвастаются, что захватили природу врасплох, по выражению одного известного писателя, что она раскрыла перед ними все свои тайны и что они, так сказать, все видели, все поняли, несмотря на то, что природа сохраняет еще больше покрывал, чем их имела египетская Изида 9. Для того чтобы продвигаться вперед по пути истины, нужен совершенно другой способ поведения. Нужно старательно идти нога в ногу с природой, опираясь, по выражению маркизы дю Шатле, на посох наблюдения и опыта. Нужно в физике подражать образу действий, которого в медицине придерживался мудрый Сиденгем 10.