ОБ УМЕРЕННОСТИ ВООБЩЕ
Переходим теперь к рассмотрению умеренности, первого, как уже было сказано, члена достоинства, за&ключающего в себе, как очевидно, главное основание честности и приличия.
Поскольку функция умеренно&сти — это подавление вожделения духа, а функция му&жества — это поднятие духа, угнетенного страхом, и поскольку опуститься до малодушия считается менее недостойным, чем кичиться вожделением, то сопротив&ление вожделению — это значительно более достойное дело, чем борьба со страхом.337
Пьер Гассенди
В отношении умеренности следует также заметить с самого начала, что эта добродетель желанна не сама по себе, а ради того удовольствия, которое она поро&ждает, т. е. ради мира и гармонии, которые она вносит в наши души, как бы смягчая их и успокаивая. Так как задача умеренности — обуздывать страсти и она тре&бует, чтобы при выборе или отказе от чего-нибудь мы следовали указаниям разума, то недостаточно иметь
лишь суждение о том, что надлежит и чего не надлежит делать, а необходимо твердо этому суждению следо&вать.
Однако очень многие люди, которых так покоряет и размягчает возможность близкого удовольствия, что они становятся неспособными соблюдать и выполнять то, что они сами решили, отдаются всецело во власть своих прихотей, не считаясь с тем, к каким последствиям это приведет. Поэтому за незначительное и не вызванное необходимостью удовольствие, которое они могли бы до&ставить себе иным путем и без которого они вообще без всякого ущерба могли бы обойтись, они расплачива&ются то серьезными болезнями, то убытками, то позо&ром, а часто даже наказанием по закону и судебному приговору.
Люди же, желающие наслаждаться удовольствиями, не влекущими за собой в будущем никаких страданий, и твердо соблюдающие свое решение не проявлять сла&бости и не набрасываться на удовольствие, когда они по&нимают, что этого делать нельзя,— такие люди полу&чают наивысшее удовольствие, отказываясь от мень&шего.
Эти же люди часто мужественно переносят страдание, чтобы в противном случае его не усугубить.Из сказанного, конечно, ясно, что к умеренности сле&дует стремиться не потому, что она побуждает избегать некоторых удовольствий, а потому, что воздержание от этих удовольствий предотвращает страдания, что влечет за собой еще большие удовольствия. Но это и есть то, что мы называем достоинством и приличием. Отсюда ясно, что одни и те же люди могут быть поклонниками как удовольствия, так и пристойности и даже, развивая в себе и соблюдая все добродетели, больше всех давать очевидные примеры того, насколько жестокость всем ненавистна, а порядочность и мягкая сдержанность пользуется общей любовью; на их примере видно также что то, чего злые больше всего желают и к чему они больше всего вожделеют, само собой достается добрым.
Далее, так как из страстей, в отношении которых применимо понятие умеренности, одни естественны, другие же — суетны, а из естественных одни необхо&димы, другие же — наоборот (я уж не буду касаться того, что из необходимых [страстей] одни жизненно не&обходимы, как желание есть и пить, представляющее собой вместе с тем стремление к динамическому удо&вольствию, другие же необходимы для самого счастья, как [жажда] свободы от страданий и безмятежности, т. е. удовольствия статического), то мы в нашей натурфило&софии имеем полное основание различать три рода стра&стей. Собственно, мы так и сказали, что одни вожделе&ния естественны и необходимы, другие естественны, но не необходимы, третьи же и не естественны и не необ&ходимы, но суетны либо порождены суетным мнением.
И так как мы называли естесувенными и необходи&мыми страстями те, которые в случае их неудовлетво&рения порождают телесные страдания, то ясно, что стра&сти, отсутствие удовлетворения которых не приносит ни вреда, ни страдания и которые одновременно свя&заны с сильным напряжением, не необходимы, но пред&ставляют собой порождение суетного мнения. И хотя такие страсти имеют некоторую естественную основу, однако своей преувеличенностью они обязаны не при&роде, а суетности мнений, которые делают людей хуже зверей, не подверженных такого рода гипертрофии [страстей].
Мало того, что этого рода страсти не только не необходимы, но даже неестественны, видно из того, что они по существу своему ненасытны и их трудно или даже совсем невозможно удовлетворить, почему весьма часто они по праву считаются причинами какого-ни&будь несчастья.Для рассмотрения же некоторых главных видов умеренности, противоположных соответствующим глав&ным страстям, можно взять: умеренность в более узком смысле слова, противоположную чревоугодию, т. е. чрезмерной страсти к еде и питью; воздержанность, про&тивоположную сладострастию, т. е. необузданному по&ловому влечению; кротость, противоположную гневли&вости или мстительности; скромность, противоположную честолюбию, или страсти к почестям; умение себя огра&ничивать, противоположное жадности, или страсти к богатству; и, наконец, в силу родства между страстью и надеждой, уравновешенность, которая есть нечто сред&нее между надеждой и отчаянием.