<<
>>

  ТРЕТЬЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ О Боге — что он существует  

А теперь я закрою глаза, заткну уши, отвлекусь от всех своих чувств и либо полностью изгоню из моего мышления образы всех телесных вещей, либо, поскольку этого едва ли можно достичь, буду считать их пустыми и ложными, лишенными какого бы то ни было значения.
Я попытаюсь, беседуя лишь с самим собой и глубже вглядываясь в самого себя, постепенно сделать самого себя более понятным и близким. Я — мыслящая вещь, т. е. вещь сомневающаяся, утверждающая, отрицающая, мало что понимающая, многого не ведающая, желающая, не желающая, а также способная чувствовать и образовывать представления. Но, как я имел случай заметить раньше, хотя все то, что я чувствую и представляю себе, вне меня может оказаться ничем, тем не менее способы (modi) мышления, кои я именую чувствами (sensus) и представле&ниями (imaginations), поскольку они — способы одного лишь мышления и ничего больше, я с уверенностью могу считать своими внутренними свойствами.

Итак, здесь я в немногих выражениях подытожил все то, что мне достоверно известно или, но крайней мере, что до сих пор я подметил как известное мне. Теперь же я более тщательно всмотрюсь — быть может, у меня есть и нечто другое, на что я не успел пока обратить внима&ние. Я достоверно знаю, что я — вещь мыслящая. Но значит ли это, что мне известно все необходимое, чтобы быть уверенным в [существовании] какой-либо вещи? Ведь в этом первом осознании не содержится ничего, кроме некоего ясного и отчетливого представления о том, что я утверждаю; а этого совсем недостаточно, чтобы убедить меня в истинности вещи, которую я мыслю, если я когда-либо смогу понять, что какая-то вещь, которую я столь ясно и отчетливо воспринимаю, на самом деле ложна: исходя из сказанного, мне кажется, можно уста&новить в качестве общего правила: истинно все то, что я воспринимаю весьма ясно и отчетливо.

Однако же прежде я принял за вполне очевидное и до&стоверное то, что позднее отклонил как сомнительное.

Что это были за вещи? Земля, небо, звезды и все прочее, воспринимаемое моими чувствами. Так что же здесь воспринималось мною как ясное? А то, что в моем уме возникают идеи таких вещей, или мысли о них. Но я и те&перь не отрицаю присутствия во мне этих идей. Однако было и что-то иное, что я утверждал и что, по при&вычке к доверию, я считал воспринимавшимся ясно, хотя на самом деле я этого вовсе не воспринимал: именно, я утверждал, будто вне меня существуют вещи, от кото&рых исходят упомянутые идеи, совершенно им подобные. Но как раз в этом отношении я либо заблуждался, либо, если и судил о том правильно, это вытекало не из моей способности восприятия.

Что же дальше? Когда я рассматривал какие-то про&стейшие положения из области арифметики или геомет&рии — например, что два плюс три равно пяти и т. п.,-1 достаточно ли, по крайней мере, ясно я это усматривал, чтобы утверждать, что все это истинно? Ведь после я лишь потому решил, что в этих вещах допустимо сомнение, что мне приходила в голову такая мысль: какой бы то ни было Бог мог даровать мне природу, допускающую, чтобы я обманывался даже в тех вещах, кои представляют&ся очевиднейшими. И всякий раз, как эта предваритель&ная мысль о высочайшем могуществе Бога приходила мне в голову, я не мог не признать, что, если только ему заблагорассудится, он с легкостью устроит так, чтобы я заблуждался даже в отношении тех вещей, кои, как мне думается, я самым ясным образом зрю своим умствен&ным взором. Напротив, всякий раз, как я обращаюсь к са&мим вещам, которые, как я считаю, я воспринимаю с пре&дельной ясностью, я обретаю столь полную уверенность в них, что невольно говорю: пусть меня обманывает кто угодно, он все равно никогда не добьется моего обращения в ничто, пока я буду считать, что я — нечто; не удастся ему также превратить в истину утверждение, будто я ни&когда не существовал, поскольку уже установлено, что я существую, как не докажет он мне и того, что два плюс три дают в сумме больше или меньше пяти, а также и дру&гих подобных вещей, в коих я усматриваю явное противо&речие.

И уж разумеется, поскольку у меня нет никакого повода полагать, будто какой бы то ни было Бог — обман&щик, да я пока точно и не знаю, существует ли какой- либо Бог, постольку основание для сомнения, зависящее лишь от этой мысли, оказывается весьма слабым и, так сказать, метафизическим. Но дабы устранить и его, я дол&жен исследовать, как только к тому представится случай, существует ли Бог и, если он существует, может ли он быть обманщиком: в самом деле, если мы этого не знаем, невозможно, как мне представляется, быть уверенным ни в чем остальном.

Теперь же сама последовательность моих размышлений требует, чтобы я прежде всего разделил все мои мысли на определенные группы и поставил вопрос, какие из этих мыслей содержат истину, а какие — ложь. А именно, какие из них представляют собой как бы образы вещей, к коим, собственно, только и приложен термин «идеи» — к примеру, когда я мыслю человека, химеру, небо, ангела или Бога? Другие же мои мысли имеют некие иные формы: так обстоит дело, когда я желаю, страшусь, утверждаю, отрицаю, т. е. в подобных случаях я всегда постигаю какую-либо вещь как предмет моего мышления, но при этом охватываю своей мыслью нечто большее, нежели просто подобие данной вещи. Из такого рода мыслей одни именуются желаниями или аффектами, другие — суж&дениями.

Что касается идей, если рассматривать их сами по себе, вне отношения к чему-либо иному, то они, собственно говоря, не могут быть ложными; ибо представляю ли я себе козу или химеру, от этого не становится менее истинным тот факт, что я представляю себе одну из них, а не другую. Не следует также опасаться какой-либо ложности в воле, как таковой, либо в аффектах; ибо, какими бы ни были извращенными или вовсе не сущест&вующими объекты моего вожделения, само такое вожде&ление является фактом. Остаются одни лишь суждения: именно в них надо мне опасаться ошибки. Но здесь главная и наиболее частая ошибка заключается в том, что я рас&сматриваю свои идеи как копии, или подобия, неких вещей, находящихся вне меня; ведь конечно же, если бы я рассматривал идеи сами по себе лишь как некие модусы моего мышления и не соотносил их ни с чем иным, они едва ли дали бы мне какой-то повод для заблуждения.

Из этих идей одни кажутся мне врожденными, дру&гие — благоприобретенными, третьи — образованными мною самим: ведь мое понимание того, что есть вещь, что — истина, а что — мышление, исходит, по-видимому, исклю&чительно от самой моей природы; а вот то, что я слышу шум или вижу солнце, ощущаю огонь,— это, как я судил до сих пор, исходит от некоторых вещей, находящихся вне меня; наконец, сирен, гиппогрифов и тому подобное измышляю я сам.

Но, возможно, я могу считать все мои идеи либо благоприобретенными, либо врожденными, либо вымышленными: ведь я пока не усматриваю с очевид&ностью их происхождения.

Особенно тщательно надо здесь исследовать те идеи, кои я рассматриваю как полученные от находящихся вне меня вещей: какова причина того, что я считаю их подоб&ными этим вещам? По-видимому, меня этому учит природа. Кроме того, я познаю на опыте, что идеи эти не зависят ни от моей воли, ни, следовательно, от меня самого; ведь часто они являются мне вопреки моей воле, так что — хочу я этого или нет — я ощущаю зной и потому полагаю, что это мое ощущение, или идея зноя, исходит от вещи, от&личной от меня самого, а именно от жара огня, у которого я сижу. И самой явной, по моему разумению, бывает при этом мысль, что скорее всего эта вещь воздействует на меня через свое подобие.

Достаточно ли убедительны эти причины, я сейчас рассмотрю. Когда я говорю здесь, что это мне подсказы&вает природа, я разумею, что удостоверяюсь в данном фак&те, лишь повинуясь какому-то невольному побуждению, а не потому, что некий естественный свет указывает мне на его истинность. Между этими двумя моментами есть существенное различие, ибо все, на что указывает мне естественный свет (lumen naturale), никоим образом не может быть сомнительным, поскольку из самого факта моего сомнения вытекает, что я существую: немыслимо ведь существование какой-либо иной способности, которой я доверял бы так же, как этому свету, и которая могла бы мне доказать, что я неверно воспринимаю вещи. Что же касается естественных побуждений, то я часто замечал в прошлом, что они толкали меня в худшую сторону, когда речь шла о выборе между добром и злом, а потому я и не вижу, зачем мне отдавать им предпочтение во всех осталь&ных вопросах.

Далее, хотя идеи эти не зависят от моей воли, тем не менее еще не установлено, что они по необходимости исходят от предметов, находящихся вне меня: ведь по&добно тому как побуждения, о которых я только что го&ворил, хотя и существуют во мне, однако отличны от моей воли, может оказаться, что во мне заложена еще какая-то способность, пока недостаточно мною познанная, но являю&щаяся виновницей такого рода идей — ибо до сих пор мне всегда казалось, что идеи, возникающие у меня во сне, образуются во мне без какого бы то ни было содействия внешних вещей.

И наконец, хотя бы идеи эти и исходили от вещей, отличных от меня, из этого вовсе не следует, будто упомя&нутые вещи должны быть с ними сходны.

Более того, мне кажется, что во многих случаях здесь можно отметить

большое расхождение. К примеру, я замечаю у себя две различные идеи, солнца, причем одна из них как бы полу&чена из ощущений и должна быть безусловно отнесена к разряду идей, кои я рассматриваю как благоприобре&тенные и случайные,— она являет мне солнце весьма незначительным по размеру; другая же идея основана на астрономических доказательствах, т. е. получена с по&мощью неких врожденных мне понятий или составлена мною каким-то иным способом, так что солнце по своим размерам оказывается в несколько раз больше земли. Невозможно, чтобы обе эти идеи полностью соответство&вали одному и тому же солнцу, находящемуся вне меня, и потому разум убеждает меня в предельном отличии от солнца той его идеи, которая на первый взгляд не&посредственно от него проистекает.

Все это с достаточной мерой очевидности доказывает, что до сих пор я верил в существование отличных от меня вещей не вследствие достоверного суждения, но лишь повинуясь слепому импульсу, и потому допускал, что вещи эти посылают мне свои идеи, или образы п, через посредство органов чувств или каким-либо иным способом.

Но теперь мне открывается некий иной путь исследо&вания, существуют ли вне меня те вещи, идеи которых во мне обретаются. А именно, поскольку эти мысленные идеи представляют собой лишь модусы мышления 12, я не признаю между ними никакого неравенства: все они, по-видимому, возникают во мне одним и тем же путем; но поскольку они представляют разные вещи, они в то же время весьма различны. Ибо вряд ли подлежит сомнению, что идеи, являющие мне субстанции, представляют собой нечто большее или, так сказать, содержат в себе больше объективной реальности, нежели то, что являет мне только модусы, или акциденции; и, опять-таки, все те представ&ления, посредством которых я мыслю некоего вышнего Бога — вечного, бесконечного 13, всеведущего, всемогуще&го, творца всех сущих, помимо него самого, вещей,— все эти представления, несомненно, содержат в себе боль&ше объективной реальности, нежели те, с помощью ко&торых мы уясняем себе конечные субстанции.

33

2 Р.

Декарт, т. 2

Но уже благодаря естественному свету разума ясно, что в совокупной производящей причине должно быть, по меньшей мере, столько же реальности, сколько в дей&ствии этой же самой причины. Ибо, спрашиваю я, откуда еще может получить действие свою реальность, если не от причины? И каким образом причина сообщает ее дейст-

вию, если сама она ею не обладает? Отсюда вытекает сле&дующее положение: ничто не может возникнуть из ниче&го, и тем более то, что обладает высшим совершенством или, иначе говоря, содержит в себе больше реальности, не может возникнуть из того, в чем этой реальности со&держится меньше. Причем это совершенно истинно и оче&видно не только для тех действий, реальность которых актуальна либо формальна, но также и для идей, в коих усматривается лишь объективная реальность. Положение

это означает, что не только камень, ранее не обладавший существованием, не может потом получить бытие, если он не производится некоей вещью, в которой целиком содер&жится формально либо по преимуществу (eminenter) то, чему положено быть в камне: это означает, что и тепло может быть введено в предмет, в коем его прежде не бы&ло, лишь вещью, которая, по крайней мере, обладает рав&ным теплу совершенством и представляет собой тепло (то же самое относится и ко всему прочему). Но, помимо этого, у меня не может быть идеи тепла или камня, если она не привнесена в меня какой-то причиной, в коей, по меньшей мере, содержится столько же реальности, сколько я воспринимаю ее в тепле или камне. Ибо, хотя причина эта не привносит в мою идею ничего из своей актуальной либо формальной реальности, однако не сле&дует думать, будто она оттого менее реальна: природа са&мой идеи такова, что от нее не требуется никакой иной формальной реальности помимо той, которую идея заим&ствует от моего мышления, модусом которого она явля&ется. Однако то, что эта идея содержит ту или другую объективную реальность, а не иную, полностью зависит от некоей причины, в которой, по меньшей мере, столько же формальной реальности, сколько объективной реаль&ности содержится в самой идее. Если же мы допустим, что в идее имеется нечто, не содержавшееся в ее при&чине, значит, идея получила это нечто из ничего; но, разу&меется, хотя модус, состоящий в том, что вещь объективно содержится в интеллекте через идею, и несовершенен, однако он не полное ничто, а потому и не может про&истекать из небытия ,4.

35

2 •

Я не должен также предполагать — поскольку реаль&ность, усматриваемая мною в моих идеях, только объ&ективна,— будто нет необходимости в том, чтобы та же самая реальность формально содержалась в причинах этих идей, и будто достаточно того, чтобы и в них она содер&жалась лишь объективно. Ибо насколько этот объектив&ный модус бытия соответствует идеям по самой их природе, настолько же и формальный модус бытия соответствует причинам идей также по самой их природе — по крайней мере, первичным и основным причинам. И хотя, возможно, одна идея может возникать из другой, тем не менее бес&конечного прогресса здесь не дано, но, напротив, в конце концов происходит возвращение к какой-то первичной идее, причина которой есть как бы архетип, в коем фор&мально содержится вся реальность, содержащаяся в идее

лишь объективно. Таким образом, естественный свет дела&ет для меня очевидным, что идеи существуют во мне в качестве неких образов, кои вполне могут быть лишены совершенства вещей, в соответствии с которыми они были образованы, однако не содержат в себе ничего большего или более совершенного, нежели эти вещи.

Но чем дольше и тщательнее я исследую все это, тем яснее и отчетливее познаю истинность исследуемого. Ка&ков же, однако, будет мой вывод? Вот он: если объективная реальность какой-либо из моих идей дает мне уверенность, что этой реальности во мне нет ни формально, ни по пре&имуществу, значит, я сам не могу быть причиной этой идеи; а из этого с необходимостью вытекает, что на свете я не один, но существует и какая-то иная вещь, представляю&щая собой причину данной идеи. Однако, если бы во мне не обнаружилось ни одной подобной идеи, у меня не было бы ни одного аргумента, который давал бы мне уверенность в бытии какой-либо отличной от меня вещи: ведь я тща&тельнейшим образом все обозрел и до сих пор не могу прий&ти ни к чему иному.

Но среди этих моих идей помимо той, которая являет мне меня самого и относительно которой здесь не может быть никакого сомнения, существует еще другая, предста&вляющая Бога, и различные идеи, представляющие телес&ные вещи, ангелов, животных, наконец, иных, подобных мне, людей.

Относительно идей, являющих других людей, живот&ных или ангелов, я вполне понимаю, что они могут быть составлены из тех идей, какие у меня имеются обо мне са&мом, о телесных вещах и о Боге, даже если бы, кроме меня, на свете не существовало никаких людей, животных и ан&гелов.

Что до идей телесных вещей, то в них не обнаружива&ется ничего такого, чего нельзя было бы извлечь из меня самого: ведь если вглядеться поглубже и проследить каж&дую из них так, как я перед тем проследил идею воска, я замечу в ней лишь очень немногое, воспринимаемое ясно и отчетливо, а именно размеры, или протяженность в дли&ну, ширину и высоту; очертания, обозначающие границы этой протяженности; расположение различным образом сформированных частей этой вещи и, наконец, движение, или изменение этого расположения; к этому можно доба&вить субстанцию, длительность и количество; все же ос&тальное — свет, цвета, звуки, запахи, вкусовые ощущения, степень тепла и холода и прочие осязаемые качества мыс- лятся мной лишь весьма туманно и смутно, вплоть до того, что я не ведаю, истинны ли они или ложны, или, иначе говоря, представляют ли собой мои идеи этих качеств дей&ствительно идеи неких вещей или нет. И хотя я повторяю, что ложность как таковая, существует ли она в собствен&ном смысле или только формально, может обнаружиться в одних лишь суждениях, как я отметил несколько выше, тем не менее в идеях есть совершенно иная, материальная ложность — когда вещь бывает представлена совсем не как вещь: к примеру, идеи, существующие у меня относительно холода и тепла, настолько неясны и лишены отчетливости, что не дают мне возможности понять, является ли холод недостатком тепла или тепло — недостатком холода, или же они представляют собой реальные качества либо, напро&тив, таковыми не являются. А так как любая идея может быть лишь идеей вещи, то, если бы было истинным, что холод есть всего лишь отрицание тепла, тогда идею, пред&ставляющую мне его в качестве чего-то реального и поло&жительного, справедливо можно было бы назвать ложной; то же самое относится и к другим подобным случаям.

В этих вопросах мне нет необходимости указывать на какого-либо автора, не согласного с моим мнением: ведь если такие идеи ложны или, иначе говоря, если они не представляют никакой вещи, сам естественный свет под&сказывает мне, что они родились из небытия, т. е. появи&лись у меня лишь в силу какой-то ущербности моей при&роды, которая оказывается недостаточно совершенной; если же идеи эти истинны, хотя они являют мне столь мало реальности, что я не могу отличить ее от невещественности, я не вижу, почему бы этим идеям не исходить от меня са&мого.

Из того, что в идеях телесных вещей есть ясного и от&четливого, мне кажется, кое-что может быть заимствовано от идеи меня самого, а именно субстанция, длительность, количество и прочее в том же роде; ибо когда я мыслю ка&мень как субстанцию, или как вещь, которая сама по себе способна к бытию, а также и себя как субстанцию, то хоть и постигаю себя как вещь мыслящую и не протяженную, а камень — как вещь протяженную, но не мыслящую, из чего возникает предельное различие между тем и другим понятием, в смысле субстанции понятия эти совпадают. Точно так же, когда я воспринимаю свое нынешнее бытие и вспоминаю, что существовал какое-то время и прежде, когда у меня есть различные мысли, количество которых я осознаю, я получаю идею длительности и числа, которую впоследствии могу применить к каким-то другим вещам. Все же прочее, из чего составляются идеи телесных вещей, а именно протяженность, очертания, положение и движе&ние, поскольку я — вещь мыслящая, формально во мне не содержится; так как это лишь некие модусы субстанции, я же — субстанция как таковая, все это содержится во мне, как я думаю, лишь по преимуществу.

Итак, остается одна идея Бога, относительно которой надо рассмотреть, не может ли здесь что-либо исходить от меня самого. Под словом «Бог» я понимаю некую беско&нечную субстанцию, независимую, в высшей степени ра&зумную, всемогущую, сотворившую как меня самого, так и все прочее, что существует,— если оно существует. Не&сомненно, перечисленные совершенства таковы, что по мере тщательного их рассмотрения мне представляется все менее возможным, чтобы они исходили от меня од&ного. Таким образом, следует сделать вывод от противного, что Бог необходимо существует.

Ведь хотя некая идея субстанции присутствует во мне по той самой причине, что и сам я — субстанция, тем не менее у меня не может быть идеи бесконечной субстанции в силу того, что сам я конечен,— разве только идея эта бу&дет исходить от какой-либо воистину бесконечной суб&станции.

Я не должен считать, будто я не воспринимаю бесконеч&ное с помощью истинной идеи, а воспринимаю его лишь путем отрицания конечного — как я воспринимаю покой и тьму через отрицание движения и света; ибо, напротив, я отчетливо понимаю, что в бесконечной субстанции со&держится больше реальности, чем в конечной, и потому во мне некоторым образом более первично восприятие бесконечного, нежели конечного, или, иначе говоря, мое восприятие Бога более первично, нежели восприятие са&мого себя. Да и каким же образом мог бы я понимать, что я сомневаюсь, желаю, т. е. что мне чего-то недостает и что я не вполне совершенен, если бы у меня не было никакой идеи более совершенного существа, в сравнении с которым я познавал бы собственные несовершенства?

Нельзя также сказать, будто эта идея Бога в материаль&ном отношении ложна и потому может возникнуть из ни&чего, как я несколько выше заметил относительно идей тепла и холода, а также других им подобных; напротив, так как она предельно ясна и отчетлива и содержит в себе больше объективной реальности, чем какая-либо другая идея, ни одна из них не является сама по себе более истин- ной и ішушающей мне меньше подозрений в ее ложности. Н утверждаю, что эта идея всесовершенного и бесконечного существа в высшей степени истинна; ибо хотя можно вооб&разить себе, будто такого существа нет, однако нельзя вооб&разить, будто его идея не являет мне ничего реального, как я сказал это ранее об идее холода. Идея Бога в высшей степени ясна и отчетлива: ведь в ней содержится все, что я воспринимаю ясно и отчетливо и считаю реальным и истинным, все, что несет в себе некое совершенство. Этому по препятствует мое непонимание бесконечности или на&личие у Бога бесчисленного множества других качеств, коих я не могу ни постичь, ни, быть может, попросту за&тронуть мыслью: ведь в понятии бесконечности для меня, существа конечного, заложено нечто непостижимое; но для того чтобы моя идея Бога оказалась наиболее истинной, яс&ной и отчетливой из всех идей, коими я располагаю, мне достаточно понять и вынести суждение, что все, ясно мной воспринимаемое, и все, о чем я знаю, что оно несет в себе некое совершенство, а также, быть может, множество дру&гих качеств, мне неведомых,— все это либо формально, либо по преимуществу присуще Богу.

Быть может, однако, я представляю собой нечто боль&шее, нежели сам я думаю, и все совершенства, приписы&ваемые мной Богу, некоторым образом содержатся во мне потенциально, пусть они до сих пор и не выявились и не перешли в действительность. Ведь я чувствую, что по&знание мое постепенно растет, и не вижу, что могло бы воспрепятствовать все большему и большему его росту — до бесконечности, а также что могло бы помешать мне, при подобном расширении знания, таким образом постичь все прочие совершенства Бога; наконец, я не понимаю, почему бы для образования идеи этих совершенств не довольно было способности к развитию таких совершенств — если только она во мне заложена.

Однако все это совсем немыслимо. Ибо, прежде всего, хотя и верно, что познание мое постепенно растет и во мне потенциально содержится многое, еще не перешедшее в действительность, ни одна их этих вещей не имеет отно&шения к идее Бога, в которой нет ничего чисто потенциаль&ного; да и самый факт постепенного роста знания является вернейшим свидетельством несовершенства. Помимо этого, хотя познание мое делается все шире и шире, я, однако, по&нимаю, что оно никогда не станет действительно бесконеч&ным, ибо никогда не достигнет такого предела, при кото&ром окажется неспособным к дальнейшему расширению;

что же до Бога, я считаю его столь бесконечным, что к его совершенству ничего уже нельзя добавить. И наконец, я воспринимаю объективное бытие идеи не как нечто в своей основе потенциальное (что было бы пустым звуком), но как нечто исключительно актуальное и формальное.

Разумеется, во всем этом нет ничего такого, что не стало бы благодаря естественному свету разума вполне очевид&ным тому, кто на этом прилежно сосредоточится; но по&скольку, если я не очень внимателен — а образы чувствен&ных вещей притупляют остроту ума,— мне уже не так про&сто представить себе, почему идея более совершенного, нежели я, существа с необходимостью исходит от существа, которое и в самом деле более совершенно, надо, далее, по&ставить вопрос, в состоянии ли я, обладающий такой идеей, существовать, если подобное существо лишено бытия.

Точнее, от кого я происхожу? Значит, от самого себя, или от моих родителей, или еще от каких-то существ, ме&нее совершенных, нежели Бог: ведь ничего совершеннее Бога или равного ему по совершенству невозможно ни по&мыслить, ни вообразить.

Однако если бы я происходил от самого себя, я не испы&тывал бы ни сомнений, ни желаний, и вообще я был бы са&модовлеющим существом: ведь я придал бы себе все совер&шенства, идеями которых я обладал бы, и, таким образом, сам был бы Богом. Ибо я не должен предполагать, будто недостающие мне свойства для меня более труднодости&жимы, нежели те, коими я уже обладаю; напротив, совер&шенно ясно, что намного сложнее для меня — мыслящей субстанции, или вещи,— возникнуть из ничего, нежели до&стичь познания многих вещей, пока мне неведомых, но представляющих собой всего лишь акциденции этой суб&станции. Разумеется, даже если бы во мне было больше этой субстанции, я не стал бы отвергать и того, что может быть получено мною легким путем, и тем более не отверг бы ни одной из вещей, воспринимаемых мной как содержание идеи Бога; ведь и в самом деле ни одна из этих вещей не представляется мне слишком недостижимой. Если бы какие-то из этих вещей были действительно трудными в указанном смысле, они и казались бы мне таковыми, даже если бы я получил от самого себя все прочее, что я имею, ибо я испытал бы таким образом ограниченность моей по&тенции.

Эти аргументы останутся в силе даже в том случае, если я предположу, что, быть может, я всегда был таким, каков я ныне: словно из этого могло бы следовать, будто и но должен искать какого-то творца моего бытия. Ведь поскольку всякое время жизни может быть поделено на Гмм'численное количество частей, из которых одни никоим образом не зависят от других, тот факт, что несколько рань- ню и существовал, вовсе не влечет за собой необходимости моего нынешнего существования — разве только некая причина как бы воссоздаст меня заново к настоящему мо&менту или, иначе говоря, меня сохранит. Однако для любо&го внимательного ума, рассматривающего природу време&ни, вполне очевидно, что для сохранения любой вещи и каждый отдельный момент ее существования потребна не меньшая сила воздействия, чем для созидания той же самой иощи заново, если до сих пор ее не было; таким образом, благодаря естественному свету очевидно: сохранение отли&чается от творения лишь количественно.

Теперь я должен задать самому себе вопрос, обладаю ли я той силой, которая помогла бы мне продолжать су&ществовать и несколько дольше таким, каков я есть в на&стоящий момент? Ведь поскольку я не что иное, как вещь мыслящая, или, по крайней мере, поскольку я веду сейчас речь лишь о той моей части, которая является мыслящей вещью, если бы подобная сила у меня имелась, я, вне всяко&го сомнения, о ней бы ведал. Однако я не чувствую никако&го присутствия во мне этой силы и именно потому с наи&высшей очевидностью осознаю, что нахожусь в зависимо&сти от какого-то бытия, отличного от меня самого.

Возможно, однако, что бытие это — не Бог и я порож&ден либо моими родителями, либо какими-то иными при&чинами, менее совершенными, нежели Бог. Более того, очевидно, как я уже сказал раньше, что в причине должно быть заложено по меньшей мере столько же, сколько и в следствии; поэтому надо признать, коль скоро я — вещь мыслящая и ношу в себе некую идею Бога, что, какая бы пи была предопределена мне причина, она также должна быть вещью мыслящей, обладающей идеей всех совер&шенств, кои я приписываю Богу. Относительно этой при&чины можно опять-таки задать вопрос: существует ли она сама по себе или в силу другой причины? Ведь если она существует сама по себе, то из сказанного ясно, что она — Бог, ибо, обладая способностью самостоятельного бытия, она несомненно должна также актуально обладать всеми совершенствами, идею которых она в себе носит, или, иначе говоря, всем тем, что я считаю присущим Богу. Если же ома зависит от другой причины, то подобным же образом следует поставить вопрос об этой последней — сама ли по себе она существует или зависит от другой причины — и так мы в конце концов придем к самой последней причине, каковая и будет Богом.

Достаточно ясно, что здесь не дано поступательного движения до бесконечности, особенно ввиду того, что я го&ворю не только о той причине, коя некогда меня породи&ла, но и, главным образом, о той, что сохраняет меня сейчас.

Нельзя также вообразить, будто меня породило не&сколько причин одновременно и от одной из них я полу&чил идею одного из совершенств, приписываемых мной Богу, а от другой — идею другого, так что все эти совер&шенства имеются где-то в универсуме, но не собраны вое&дино в одном и том же [существе], каковое есть Бог. На&против, именно единообразие и простота, или нераздель&ность, всех свойств Бога и составляет одно из тех совер&шенств, кои я у него предполагаю. И, конечно, идея по&добного единообразия совершенств Бога не может быть порождена во мне причиной, которая не давала бы мне представления также и о других его совершенствах: ведь в силу этой причины я не мог бы постичь все совершенства Бога как связанные между собой и нераздельные, если бы она одновременно не дала мне познания, каковы они есть.

Наконец, что касается родителей, то, хотя все, что я ду&мал о них прежде, верно, вовсе не они сохраняют мое суще&ствование, равно как они никоим образом не сотворили меня — вещь мыслящую; они заложили лишь некие пред&расположенности в ту материю, коей, как я считал, я вну&тренне причастен — я, т. е. мысль, которую одну только я в настоящее время принимаю за самого себя. Таким обра&зом, здесь в отношении родителей не может возникнуть никакой трудности; следует лишь сделать общий вывод — из одного того, что я существую и во мне заложена некая идея совершеннейшего бытия, т.е. Бога,—что сущест&вование Бога тем самым очевиднейшим образом дока&зано.

Мне остается исследовать, каким образом я получил от Бога эту идею: ведь я не почерпнул ее из моих ощуще- нийг она не явилась мне однажды нежданно, как это бывает обычно с образами чувственных вещей, когда эти вещи воз&действуют на внешние органы чувств или когда кажется, что они на них воздействуют; точно так же идея эта не вы&мышлена мною, ибо я не могу ровным счетом ничего от нее отнять и ничего к ней добавить; остается предположить, что она у меня врожденная, подобно тому как у меня есть врожденная идея меня самого.

Разумеется, нет также ничего удивительного в том, что Пог, создавая меня, вложил в меня эту идею — дабы она была во мне как бы печатью его искусства; нет также ника&кой необходимости, чтобы знак этот был чем-то отличным от самого творения. Но из одного лишь того, что меня соз&дал Бог, вытекает в высшей степени достоверная мысль, что я был создан по его образу и подобию, и именно это подобие, в коем заключается идея Бога, воспринимается мной с помощью той же способности, благодаря которой я воспринимаю и самого себя. Это означает, что, когда я обра&щаю острие своей мысли на самого себя, я не только по&нимаю, что я несовершенная вещь, зависящая от кого-то другого,— вещь, неограниченно устремляющаяся все к большему и большему, т. е. к лучшему,— но и понимаю, что тот, от кого я зависим, содержит в себе это большее не просто неограниченным образом и только в потенции, но актуально, как нечто бесконечное, и потому он — Бог. Вся сила моего доказательства заключена в том, что я признаю немыслимым мое существование таким, каков я есть по своей природе, а именно с заложенной во мне идеей Бога, если Бог не существует поистине — тот самый Бог, чья идея во мне живет, Бог — обладатель всех тех совершенств, коих я не способен постичь, но которых я могу некоторым образом коснуться мыслью, Бог, не имеющий никаких не&достатков. Из этого уже вполне ясно, что он не может быть обманщиком: ведь естественный свет внушает нам, что всякая ложь и обман связаны с каким-то изъяном.

Однако, прежде чем исследовать это подробнее и про&следить все те истины, кои могут быть отсюда извлечены, я позволю себе здесь задержаться на созерцании самого Божества, по достоинству оценить его атрибуты и вгля&деться в необозримую красоту этого света — насколько это допускают способности моего темного разума,— дабы выразить ему свое восхищение и поклонение. Подобно тому как в одном лишь созерцании божественного величия мы полагаем, веруя, счастье и блаженство инобытия, точно так же в этом созерцании, пусть и гораздо менее совер&шенном, мы обретаем возможность величайшего насла&ждения, на какое мы способны в сей жизни.

<< | >>
Источник: Декарт Р.. Сочинения в 2 т. Т. 2— М.: Мысль,1994. 1994

Еще по теме   ТРЕТЬЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ О Боге — что он существует  :

- Альтернативные философские исследования - Антропология - Восточная философия - Древнегреческая философия - Древнеиндийская философия - Древнекитайская философия - История философии - История философии Возрождения - Логика - Немецкая классическая философия - Онтология и теория познания - Основы философии - Политическая философия - Русская философия - Синектика - Современные философские исследования - Социальная философия - Средневековая философия - Философия и социология - Философия кризиса - Философия культуры - Философия науки - Философия религии - Философы - Фундаментальная философия - Экзистенциализм - Этика, эстетика -
- Архитектура и строительство - Безопасность жизнедеятельности - Библиотечное дело - Бизнес - Биология - Военные дисциплины - География - Геология - Демография - Диссертации России - Естествознание - Журналистика и СМИ - Информатика, вычислительная техника и управление - Искусствоведение - История - Культурология - Литература - Маркетинг - Математика - Медицина - Менеджмент - Педагогика - Политология - Право России - Право України - Промышленность - Психология - Реклама - Религиоведение - Социология - Страхование - Технические науки - Учебный процесс - Физика - Философия - Финансы - Химия - Художественные науки - Экология - Экономика - Энергетика - Юриспруденция - Языкознание -