17. О том, что в совершенстве бога можно видеть только триединым
жаемо. Ты, боже мой, бог-любовь, есть и любящая любовь и желанная любовь, и связь любящей и желанной любви, то есть я вижу в тебе, боге моем, и любящую любовь, и желанную любовь, а видя любящую любовь и желанную любовь, вижу любовную связь обеих,— точно так, как в твоем абсолютном единстве я вижу единящее единство, соединяемое единство и связь обоих,—новее, что я вижу в тебе, есть только ты сам, боже мой. Ты есть 72 одна бесконечная любовь, но ее природпость и совершенство я могу видеть, только видя в тебе любящего, желанного и связь того и другого. В самом деле, как представить совершеннейшую и естественнейшую любовь без любящего, желанного и связи того и другого? На опыте нашей ограниченной любви я знаю, что ее сущность требует для своей совершенной полноты любящего, желанного и связи обоих; а того, что принадлежит к сущности ограниченной любви, не может быть лишена абсолютная любовь, от которой паша ограниченная любовь имеет все то, что в ней есть совершенного. По чем любовь совершеннее, тем она проще, а ты, боже мой, любовь высшего совершенства и простоты; ты — сама совершеннейшая, простейшая иесте- ственнейшая сущность любви. Поэтому в тебе, боге- любви, любящий, желанный и связь обоих не разные вещи, а одно и то же, сам ты, боже мой; поскольку желанное совпадает в тебе с любящим, желанность с любовыо, связь совпадения [того и другого] есть тоже сущностная связь: в тебе нет ничего, что не было бы твоей сущностью.
Словом, то, что предстает мне 7Я тремя [разными вещами],— любящий, желанный и связь — есть сама твоя простейшая абсолютная сущность; стало быть, здесь не три, а одно. Эта твоя сущность, боже мой, открывающая мне свою высшую простоту и единство, требует для высшей естественности и совершенства вышеназванной троицы, то есть твоя сущность троичиа, и все-таки в ней нет трех частей в силу ее максимальной простоты. Множественность вышеназванной троицы — такая множественность, что она и единство, а единство — такое единство, что и множественность. Множественность всей тройки есть множество без множественного числа; ведь множественное число не может быть простым единством, будучи множественным числом. Различение внутри троицы не числовое, поскольку числовое сущпостно: числоотличается от числа сущностью. В свою очередь это единство, поскольку троично, не есть единство единственного числа: единство единственного числа не тро- ично.
О предивный боже, именуемый и не в единственном, и не во множественном числе, но единотроичпый и триединый превыше всякой множественности и единственности! Вижу, что у стены твоего рая, внутри которой ты, множественность совпадает с единственностью, а твое жительство далеко за этой стеной. Научи меня, господи, как мне представить возможным то, что я вижу необходимым? Поистине мне постоянно бросается в глаза только невозможность того, чтобы троица, без которой я не могу представить тебя совершенной и сущностной любовью, была множественностью без числа. Это как если бы кто-то сказал одно, одно, одно: он говорит трижды одно; не говорит три, но одно, и это одно — трижды, а сказать одно трижды без трех он не может, хоть и не говорит три19. Говоря одно трижды, он развертывает (replicat) одно и то же, а не исчисляет: исчислять — значит переходить от одного к другому, а трижды развернуть одно и то же — значит создать множественность без числа. Точно так же множественность, которую я вижу в тебе, боге моем, есть инаковость без иного — инаковость, тождественная тождеству.
Если я вижу, что любящий [в божественной троице] отличается от желанпого и их связь отличается и от того, и от другого, то отличие любящего от желанпого при этом не таково, что любящий—это одно, а желанный — другое: нет, я вижу, что различение любящего, желанного [и связи] остается внутри стен совпадения единства и инаковости, а такое различение, остающееся внутри стен совпадения, где различение совпадает с неразличенностыо, опережает всякую ипаковость и всякое разнообразие, какие можно представить. Поистине стена замыкает собой потенцию всякого ума; правда, его око всматривается в лежащий за ее пределами рай, но .не может пи высказать, ни понять то, что видит: любовь есть его тайное и сокровенное богатство, которое, даже когда найдено, остается сокрытым, потому что лежит за стеной совпадения тайного и явного..Пе могу оторваться от сладостного созерцания, еще каким-иибудь способом пе прояснив самому себе раз- личенность любящего, желанного и их связи. Кажется, что можно как-то ощутить эту сладость в предвкушении, взяв уподобительный образ. В самом деле, ты даешь мпе, господи, увидеть в самом себе любовь, поскольку я вижу себя любящим. Видя, что я люблю и самого себя, я вижу себя желанным. И я вижу в самом себе сущностную связь того и другого. Я любящий, я желанный, я связь. Едина любовь, без которой не может быть ничего из этих трех: один и тот же я — и любящий, и желанный, и связь, возникающая от любви, которой я люблю себя. Я один, а не три. Пусть моя любовь будет моей сущностью, как в боге моем. Тогда в единстве моей сущности осуществится единство вышеназванной троицы, а в троичности этой троицы — единство сущности, то есть в моей сущности ограниченным моей конкретностью образом будет то же самое, что я в тебе вижу истинным и абсолютным. Но п тогда моя любящая любовь ие будет ни желанной любовыо, ни связью. Я знаю это вот на каком опыте. Через любящую любовь, которую я простираю к какой-то другой вещи вне меня,— как бы к желанному в моей собственной сущности, которое оказалось вне меня,— рождается связь, благодаря которой я привязываюсь к той вещи, насколько от меня зависит: та вещь не привязывается ко мне этой связью, если меня ие любит.
Хоть я люблю ее так, что моя любящая любовь распространяется на нее, одпако моя любящая любовь но песет с собой мою любовь как желанную: я не становлюсь желанным той вещи, ей до меня нет д^ла, пусть моя любовь к ней и велика; так сыну иногда нет дела до матери, которая к нему нежио привязана. На подобном опыте я убеждаюсь, что любящая любовь не есть ни желанная любовь, ни связь: любящий отличен от желанного и от связи; и это отличие никоим образом не принадлежит к сущности любви, потому что я не могу любить ни себя, ни вещь вне меня без любви, так что любовь составляет сущность всей троицы. Таким путем я вижу, что у названной троицы простейшая сущность, хотя внутри себя троица различается.В этом подобии, господи, я выразил какое-то предвкушение твоей природы. Прости мне, милосердный, что я пытаюсь изобразить неизобразимый вкус твоей сладости. Если сладость неведомого плода неизобрази- ма никакой картиной и изображением, невыразима
никаким словом, то кто я такой, несчастный грешник, что силюсь открыть тебя, сокровенного, намереваюсь изобразить видимым образом тебя, невидимого, и дать ощутить совершенно невыразимый вкус твоей сладости, которую сам пока еще ни разу пе удостоился вкусить? Да всеми своими выражениями я скорее при-
70 нижаю ее, чем возвеличиваю! Но такова благость твоя, боже мой, что даже слепым ты даешь говорить о свете и возвещать хвалу тому, о чем они ничего не знают и не могут знать, пока им не будет открыто. Впрочем, откровение этого вкуса тоже не достигает. Ухо веры не постигает всю сладость, какую можно вкусить. Ты сам, боже, открыл мне, что ни ухо пе слышало, пи на сердце человеку не приходило то, что ты приготовил любящим тебя, бесконечность твоего блаженства20. Нам это открыл Павел, твой великий апостол, который был восхищен в рай за пределы стены совпадения, где только и можно открыто видеть тебя, Источник блаженств. В доверии к твоей бесконечной благости я стремился испытать такое же восхищение, чтобы увидеть тебя, невидимого, и твой сокровенный облик отрытым. Чего я достиг, ты знаешь, а я пе зиаю, и мне достаточно твоей благодати, дающей мне достоверное знание твоей непостижимости и укрепляющей меня в твердой надежде, что под твоим водительством я приду к обладанию тобой.