О ТОМ, ЧТО МОЖЕТ ЗАДЕТЬ ТЕОЛОГОВ  

Прежде всего, я опасаюсь, как бы некоторых не оскор&бил этот чересчур свободный прием философствования, все подвергающего сомнению.

Однако же я не уверен, не следует ли предпослать «Пер&вому размышлению» небольшое предисловие, в котором было бы указано, что автор не сомневается всерьез в ука&занных вещах, но ставит своей целью, отрешившись на краткий миг от всего того, что оставляет хотя бы малей&ший или (как именует это автор в другом месте) преувели&ченный повод к сомнению, получить возможность устано&вить что-то настолько нерушимо и прочно, чтобы не остава&лось никакого основания для колебаний даже у величайших упрямцев. Поэтому слова поскольку я не ведал виновника моего рождения, по-моему, должны быть заменены словами воображал, что я не ведаю.

Что касается «Четвертого размышления», озаглавлен&ного «Об истине и лжи», я по многим причинам, кои долго перечислять, весьма желал бы, чтобы в самом этом «Размышлении» либо в «Кратком обзоре» были отмечены два момента.

Первый из них — когда г-н Декарт исследует причину ошибки, он говорит главным образом о заблуждении, воз&никающем при различении истины и лжи, а не о том, которое возникает, когда мы стремимся к благу или злу.

Поскольку это первое ограничение вполне удовлетво&ряет замыслу и цели автора, а то, что здесь говорится о при&чине заблуждения, может вызвать серьезнейшие возра&жения, коль скоро это будет распространено и на следую&щий раздел, то, если я не ошибаюсь, не только благоразу&мие, но и сам порядок познания, к коему столь ревностно относится наш автор, требуют и взывают, чтобы вещи, не имеющие прямой связи с вопросом и могущие дать повод к пререканиям, были опущены, дабы читатель за излиш&ними спорами не потерял из виду необходимого.

Другой момент, который мне хотелось бы видеть отра&женным у нашего автора,— это чтобы он, когда утвержда&ет, что мы должны соглашаться только с тем, что мы поз&наем ясно и отчетливо, говорил лишь о тех вещах, которые имеют отношение к наукам и познанию, но ни в коем слу&чае не касался объектов религии и повседневной жизни; таким образом он осудил бы носителей легковесных мне&ний, а не благоразумную убежденность верующих.

Ведь, как мудро указывает блаженный Августин («О пользе веры», гл.

Понимает тот, кто постигает что-либо достоверным образом. Верит — кто, побуждаемый каким-либо важным авторитетом, считает истинным даже то, что он не пости&гает достоверным образом. Мнит — «го полагает, чго знает то, чего он не знает.

Мнить весьма постыдно по двум причинам: во-первых, потому, что человек, убежденный в том, что он уже что-то знает, не способен изучить эту вещь — если только она доступна изучению; но и сама по себе легковесность суж&дений является признаком слабо одаренного ума.

Итак, своим пониманием мы обязаны разуму, верой — авторитету, ложными мнениями — ошибке. Говорится это для того, чтобы мы понимали: когда мы сохраняем веру даже в те вещи, коих пока что не понимаем, мы избавля&емся от легкомыслия мнящих.

Ведь утверждающие, будто следует верить только в то, что мы знаем, опасаются лишь одного — как бы не заслу&жить славу людей, приверженных к мнениям; такая слава, надо признать, позорна и жалка. Но если кто внимательно рассмотрит огромную разницу, существующую между тем, кто полагает, что он — человек знающий, и тем, кто пони&мает, что он не знает, но верит, побуждаемый к этому неким авторитетом, он, несомненно, избежит греха заблуждения, невежества и гордыни.

А несколько ниже, в гл. 12 20, Августин добавляет: Много можно привести примеров, показывающих, что от человеческого общества не сохранилось бы ничего, если бы мы приняли решение не верить ничему из того, что мы не можем считать нами понятым. Таково суждение Ав&густина.

Г-н Декарт, с его благоразумием, сам легко рассудит, насколько важно указанное выше различие для того, чтобы множество людей, склонных в наше время к неверию, не злоупотребили его высказываниями с целью ниспровер&гнуть веру.

Но более всего, как я предвижу, оттолкнет теологов то обстоятельство, что догмы г-на Декарта мешают учению церкви относительно таинств святого причастия сохра&ниться в своей целостности.

Ведь религия учит нас верить, что после удаления суб&станции хлеба из просфоры в последней остаются одни акциденции, каковы протяженность, очертания, цвет, за&пах, вкус и другие чувственные качества.

Г-н Декарт полагает, что никаких чувственных качеств не существует, но есть лишь разнообразные движения окружающих нас корпускул, благодаря которым мы вос&принимаем различные воздействия, кои затем именуем цветами, вкусовыми ощущениями, запахами.

Он также не признает иного различия между этими свойствами и субстанцией, кроме формального, а этого недостаточно для того, чтобы различающиеся между собой таким образом вещи могли быть разделены, даже посред&ством божественного вмешательства.

Я не сомневаюсь в том, что известное благочестие г-на Декарта побудит его внимательно и прилежно взвесить все сказанное и с величайшим рвением позаботиться о том, чтобы, стремясь защитить против безбожников дело Бога, он не создал какой-то иной опасности для веры, основанной на божественном авторитете, и для того бессмертия души, дарованного нам Божьей милостью, в существовании кото&рого он решил убедить людей и на достижение которого надеется сам.

ОТВЕТ НА ЧЕТВЕРТЫЕ ВОЗРАЖЕНИЯ

Я не мог бы желать более проницательного и вместе с тем более ревностного критика моего сочинения, нежели тот, чьи замечания вы мне прислали. Он обошелся со мной столь любезно, что я сразу понял его благоприятное отно&шение и ко мне, и к моему делу; тем не менее он так тща&тельно рассмотрел то, против чего он восстает, так глубоко все это постиг, что я могу надеяться и в остальном на его острый взгляд, от которого вряд ли что ускользнет. Кроме того, он так неуступчив там, где, по его мнению, он не мо&жет выразить своего одобрения, что я не опасаюсь, как бы кто не подумал, будто он что-то утаивает из снисхождения. А посему я не столько задет его возражениями, сколько рад тому, что в большинстве вопросов он мне не противоречит.