§ 3. О том, что животные выражают свои идеи теми же знаками, что и мы
Итак, в чем же отличие нашей способности разговаривать от способности животных? Их разговор можно понимать, хотя он является немым; животные говорят при помощи превосходных пантомим, мы — при помощи слов, причем часто бываем настоящими болтунами.
Таковы идеи и их знаки, в которых нельзя отказать животным, не противореча здравому смыслу. Эти знаки отличаются постоянством, понятны всякому животному того же вида и даже различных пород, поскольку они понятны даже людям. «Я так же уверен,— говорит Лами [†††††††††††††††††††††††],— что у попугая есть знания, как знаю, что они есть у иностранца; те же признаки, которые свидетельствуют об этом у первого, существуют и у второго: нужно иметь меньше здравого смысла, чем животные, чтобы отказывать им в знаниях».
Нам могут возразить, что знаки различения у животных произвольны и не имеют ничего общего с их ощущениями, но ведь и слова, которые мы употребляем, таковы же, а между тем они оказывают влияние на наши идеи, направляя и изменяя их.
Буквы, изобретенные позже, чем слова, и составленные вместе, образуют слова, так что для нас безразлично, читать ли буквы или слышать слова, составленные из них, так как привычка заставляет нас соединять их с одинаковыми идеями, существовавшими раньше тех и других. Буквы, слова и идеи — все произвольно в человеке, как и в животном, но очевидно, если взглянуть на величину человеческого мозга, что этот орган может вместить громадное количество идей и, следовательно, требует для выражения этих идей большее количество знаков, чем у животных. В этом именно и состоит превосходство человека.Но разве мужчины и даже женщины лучше передразнивают друг друга, чем птицы, перенимающие песни других птиц, достигая в этом комического совершенства? Какая разница между ребенком и обученным попугаем? Оба одинаково повторяют звуки, действующие на их уши, и оба — с одинаковым непониманием. Это является поразительным результатом соединения внешних чувств с внутренними, соединения речи одного со слухом другого и столь тесной связи между волей и мускульными движениями, что они действуют всегда согласно воле животного, если это допускается строением тела. Птица, впервые слыша пение, получает идею звука; с этого времени ей нужно быть только внимательной к новым песням, чтобы повторять их (в особенности если она часто слышит их) с такой же легкостью, с какой мы произносим новое английское слово. Опыт [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡] доказывает, что в короткое время [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§] можно научить говорить и читать глухонемого от рождения; несомненно, что такой глухой, у которого есть только глаза, имеет меньше преимуществ, чем попугай, обладающий тонким слухом.
§ 4. О проницательности и о познавательной способности
Нам остается сказать еще о двух других способностях, зависящих от той же самой причины, т. е. от первоначального врожденного устройства органов, а именно: о проницательности и о познавательной способности, рождающихся из совершенства физических ощущений.
Проницательность есть счастливый, не поддающийся определению распорядок внутреннего строения чувств и нервов и движения животных духов. Она пронизывает душу столь ясными и определенными ощущениями, что они дают ей возможность быстро и точно отличать одно из них от другого.
То, что называется познавательной способностью, или понятливостью, есть способность, зависящая от тех же самых частей, посредством которых все способности, о которых я говорил, могут дать душе одновременно большое количество ощущений, и притом не менее ясных и отчетливых, так что душа, так сказать, в одну минуту без малейшей путаницы может охватить большее или меньшее количество идей в зависимости от степени совершенства этой способности.