22. О том же
Тщательно осматривая поле единства, Платой нашел, что единое причина всего, предшествующая возможности и исходящей из возможности действительности77, и что как причина всего единое не есть ничто из всего, а как причина многого не есть многое78; отрицая за единым любые определения, он видел его невыразимо опережающим все.
Как с помощью логики оп вел свою охоту за единым, показывает книга «Пармепид»; и Прокл во второй книге о его теологии говорит, заключая, что последователь Платона остается при отрицаниях: любое прибавление [определений] к единому конкретизует и тем ограничивает его всепревосходство, делая его скорее іієєди- пым, чем единым. Дионисий, подражая Платопу, вел подобную же охоту в поле единства; отрицания, говорит оп, лишающие вещь [свойств и определений], но [лишь по причине] ее всепревосходства, а потому чреватые утвердительностью, истиннее утверждений79. Прокл, у которого есть ссылки на Оригена, шел зamp; Диописием; следуя Дионисию, он отрицает за первоначалом как совершепно невыразимым единство и благость, хотя Платон именовал так первое начало. Считая необходимым следовать этим дивпым и до- стохвальным охотникам, отсылаю настойчивого искателя к завещанной нам в их писаниях основательности.В поле единства есть некий неповторимый луг, 65 где попадается неповторимейшая добыча, и на этом лугу мы сейчас тоже поохотимся. Называется он
«единственностью». Дело в том, что, поскольку единое есть не что иное как единое, оно предстает неповторимым, поскольку в себе нераздельным, а от другого отдельным. Неповторимая единичность свертывает в себе все: ведь все неповторимо и каждая вещь неумно- жаема. Неповторимая единичность и неумножаемость всех вещей указывает на существование максимально такого же единого, в котором причина всего единственного и которое по своей сущности единично и не- умножаемо: оно есть все, чем может быть как единственность всего единственного.
Как простота всего простого есть само по себе простое, проще которого пе может быть, так единственность всего единичного есть само по себе единственное, единствеппее которого не может быть. Единственность единого и блага максимальна, поскольку всякая единственность обязательно оказывается единым и благим; и она так же свернута в единственности единого и благого, как единственность вида единственное, чем индивидов, единственность целого единственнее, чем частей, и единственность мира единственнее, чем всего отдельного. Как единственнейший бог максимально неповторим, так, после него, максимально неповторима единственность мира, потом единственность видов, потом единственность индивидов, из которых каждый тоже неповторим; каждый радуется этой своей единственности, которой в нем столько, что он неповторим, как и в боге ее столько же, и в мире, и в ангелах: через нее все радуется своей причастности к божественному подобию. И когда из яйца становится цыпленок, то, хотя единственность яйца кончается, все равно не кончается сама по себе единственность, поскольку цыпленок так же единствен, как яйцо, причем не какой-то 68 еще другой единственностью. Едина причина всего единственного, которая дает всему единственность (singularizat). Она ни целое, ни часть; ни вид, ни индивид; ни это, ни то; ни что бы то ни было именуемое. Она — едцнственнейшая причина всего единственного.Получив свою единственность от вечной причины, единичное никогда не может разрешиться в неединичное, ведь что бы его могло разрешить таким образом, когда его единственность — от вечной причины? Тем самым единичное никогда не отпадает и от блага,
если единственность есть благо. Так единичное сущее никогда не перестает быть таковым, поскольку все актуально сущее единично. Сколько ни делить единичное тело, оно всегда останется единичным телом; и линия, и поверхность, и все единичное тоже делится только на единичные части, заранее уже заключавшиеся в единственности целого. Всякое изменение происходит не с единственностью, а с акциденциями единственного, делающими единственное таким-то и таким- то, и, если пет изменения в акциденциях, а именно в качестве или количестве, единичное всегда остается неизменным, как видим у небесных тел.
Дионисий говорил так, что тленность не в природе и субстанции, а в привходящем80. Нетленная единственность все образует и хранит, и все вещи глубочайшим стремлением своей природы тянутся к этой причине их неповторимости как к единственнейшему, достаточному и совершенному благу.Хочу сказать тебе еще одно, в чем вижу высшее «7 чудо; это покажет тебе, как все вещи одновременно несут в себе подобие богу. О боге, справедливо говорил Дионисий, надо одновременно утверждать и отрицать противоположные вещи81. То же самое ты обнаружишь, посмотрев на все в мире: поскольку вещи единичны, они подобны друг другу этой своей неповторимостью и вместе неподобны из-за той же неповторимости — благодаря единичности ни подобны, ни неподобны! То же — в отношении тождества и различия, равенства и неравенства, одного и многого, чета и нечета, различия и сходства и так далее, хоть это и покажется нелепостью философам, которые даже в божественных вещах цепляются за принцип «нечто либо есть, либо не есть» 82.
Заметь еще, что и возможность стать единственна, так что все ставшее и становящееся неповторимо уже постольку, поскольку становится из возможности стать. Возможность стать, в чьей неповторимой потенции свернуто и из чего развертывается все единичное, есть, таким образом, некая воспроизводимая единственность. И еще. Единственность есть не что иное, как подобие вечного света, ведь в единственности различение, а различать, придавая единичность, присуще свету. Обо всем этом выше и в книжке об образе мира, которую я недавно написал в Орвьето83.
68