Тезис IV

Универсальное целое, рассматриваемое как единое бытие с его частями, не отделяемыми больше от него для рассмотрения их в отдельности, — универсальное целое в таком случае уже больше не Целое, а Всег, уже не частичная масса существ, а масса без частей; уже не бытие-начало, или причина, а бытие, не являющееся более ни началом, ни причиной, оно уже не бытие относительное, не бытие положительное или безусловное метафизическое да, утверждающее существование физических существ, а бытие безотносительное, бытие отрицательное, нет, одновременно отрицающее и утверждающее да; оно уже не бытие, относящееся к кажущемуся, а бытие, которое есть не конечное или результат конечных существ, а бесконечное; оно уже не совершенное[43], а несовершенное в отрицательном понимании этого слова1; уже не время или результат времени, а вечность; не единое бытие, существующее во многих существах не бытие, именуемое материей, существующее в телах, а бытие единственное, отрицающее всякое другое бытие, кроме него самого, бытие нематериальное, бытие индивидуальное и несозданное; оно уже не метафизическое существо, существующее в физическом, не универсальное бытие, существующее в частном, а бытие, существующее само по себе и по поводу которого можно лишь отрицать то, что утверждается о другом, в зависимости от различных точек зрения, с которых рассматриваются его части и; оно уже не чувственное или результат чувственных существ, а Ничто, само небытие, которое одно лишь и не может быть ничем иным, как отрицанием чувственного; которое есть отрицательное существование, о чем имелось у всех не больше представления, чем о положительном,— у всех, не исключая и Спинозы, нелепо модифицирующего бесконечную субстанцию в неведении своем о субстанции конечной, или совершенной.

Универсальное целое, рассматриваемое только что изложенным образом, не есть больше причина и следствие, начало и конец, альфа и омега, полнота и пустота, порядок и беспорядок, добро и зло[44], реальность и видимость, движение и покой, большее и меньшее; оно больше не все противоположности, или всякого рода метафизические крайности, выражающие Целое и ничего больше и называемые нами метафизическими существами; оно — то, что отрицает эти противоположности, утверждая их, ибо бесконечное утверждает конечное, которое оно отрицает, что делает его как отрицательное противоречащее самим противоречием.

Универсальное целое, рассматриваемое, как только что указано, в том же аспекте, уже не является больше общим всем существам первоначальным зачаткам[45], или, говоря общепринятыми словами, с которыми невозможно связывать иные точные понятия, уже не бот-творец, а бот-несозидающищ или бог до сотворения мирау.

Последите развитие этой мысли в моем труде и в следующих строках.

Оба эти бытия, Целое и Все, разнящиеся лишь в физическом своем существовании, но из которых мы, в силу нашего состояния законов и плохо воспринятого нами голоса истины, сотворили бога с отрицательными и положительными атрибутами, абсурдно рассматриваемыми нами с моральной стороны, между тем как следовало бы рассматривать только: одни атрибуты со стороны метафизической, а другие — как отрицание метафизического и физического, — оба эти бытия, говорю я, взаимно друг друга доказывающие, из которых бытие относительное также доказывается и частями своими, поясняют все, что было до настоящего времени загадкой для человечества.

Весьма грубым абсурдом, вытекающим из того, что мы создали бога и сами навязали его себе, является стремление наше вопреки самому значению слов сделать приписываемые ему нами отрицательные атрибуты положительными, сопоставлять, например, слова «бесконечно совершенный» (принимая притом в строгом смысле слово «бесконечный»), между тем как бесконечное есть отрицание совершенного, ибо последнее есть Целое, а первое — Все. Источник этого абсурда кроется в другом абсурде, в силу которого мы приписываем моральные свойства — мудрость, благость, справедливость, милосердие, мстительность и пр.— положительному и отрицательному существованию, из коих мы создали бога. Ибо как же в таком случае видеть в этом существовании что-либо не положительное? Нам недоставало лишь назвать бога существом мета-моральным, ибо, по-нашему, он превосходен в моральном отношении, как и в физическом, он — совершенство моральное и метафизическое. Лучше скажем прямо: для нас, разглядевших его лишь весьма смутно, он решительно Ничто\ Поэтому он для нас никогда и не переставал оставаться под вопросом. Вера наша в то, что мы в него верим, несомненно порождается гораздо больше нашим воспитанием и чувством страха, нежели желанием, чтобы он существовал. А чтобы наша вера покоилась на убеждении, этого никогда не было, да и не может быть.

Моисей33 сказал нам, что вначале бог создал небо и землю, но он нам не поведал, что такое бог. Он предоставил сделать это нам самим2.

Согласно толкованию учения этого законодателя, существа вышли из небытия (du neant). Но если это толковать правильно, разве не покажется, что ему словно провиделось то, что я устанавливаю, а именно, что бог не-созидающий, что Бытие в себе есть Ничто (le rien), само небытие, и что, говоря, что ощущающие существа выходят из небытия, он желал сказать не что иное, как то, что они выходят из этого бытия, или, если угодно, что бытие это, которое есть Все, или бытие единственное, включает в себя Целое и части, бытие единое и множество^ существ? Каким же может быть небытие, или хаос, откуда выходят существа, если оно не Все, не бытие единственное, или бог, которое, как принято думать, их порождает? Говорят, будто до времени Все не было ничем34.

z Как сверкнула истина в этом Моисеевом догмате! И какая другая искра истины в учении о древе познания добра и зла, которого человеку нельзя было коснуться, не потеряв дарованной ему первоначально невинности? Сравните дальнейшие мои рассуждения по этому предмету — вы увидите, если я смею так выразиться, мироздание, одни лишь проблески которого, затемненные абсурдом, мы видим повсюду.

что, следовательно, оно не только отрицание чувственного существования, существования положительного, но также и отрицание самого существования, отрицающего чувственное, существования отрицательного. На это отвечу, что Ничто не может быть отрицанием существования, отрицающего чувственное, ибо оно в таком случае было бы отрицанием того, что отрицает чувственное, им самим отрицаемое, а следовательно, и отрицанием того, что отрицает. Если бы оно было отрицанием отрицательного существования, оно было бы отрицанием отрицания, отрицало бы само себя. Но это столь нелепо, что достаточно предлагаемых нескольких строк, чтобы разубедиться в этом. Неужели бы мы стали постоянно произносить слово «Ничто», если бы не имели восприятия (la perception) его? И неужели слово это в наших устах значит что-либо иное, чем отрицание того или иного чувственного предмета, как, например, влаги в сосуде, денег в кошельке или утвари в комнате, где их не видно?

Ничто, будучи Всем, не может быть противопоставляемо ему.

Для антитезы приводится поговорка о том, что «быть всем — значит быть ничем»; но говорится это исключительно в применении к чувственному миру. Ибо это не значит ничего иного, как то, что быть всем или, например, притязать на то, чтобы быть во всем знатоком,— значит быть ничем из того, на что тщишься. Omnis homo, nullus homo35. Никогда до меня, по всей вероятности, не писали, не говорили и не думали 36, что Все и Ничто одно и то же. Всегда ошибочно полагали, будто Ничто — отрицание всякого существования; всегда пребывали в глубочайшем заблуждении насчет отрицательного существования, а этого было достаточно, чтобы пребывать за тридевять земель от истины, чтобы впадать во всевозможный абсурд или чтобы бороться с ним, не разбираясь

вполне в чем дело, как то делает атеизм. Деизм также оспаривает его, но с ограничениями — он приемлет основы...

Что же можно разуметь под Ничто, кроме отрицания чувственного, всего того, что относительно, кроме отрицания самих слов, которыми я пользуюсь для его определения, даже самого его названия? Ничего не понятно, ответят мне; но я ничего и не разумею под Ничто37, раз я говорю о нем, что оно отрицание Целого. С ним не связывается никаких восприятий, возразят мне, но не значит ли навязывать ему восприятия, говоря о нем, что оно отрицает существование чувственных вещей? Далее возразят: это понятие отрицательное! Но ведь понятие о бесконечности, о бытии, отрицающем конечные и законченные существа, есть также понятие отрицательное, и тем не менее мы согласны с тем, что бесконечность существует; следовательно, то, что понятие о Ничто отрицательно, не доказывает, что Ничто не существует.

5*

131

Мысль о том, что мы не имеем восприятия Ничто, основана на том, что восприятие это лишено чувственности; но иное восприятие его было бы нелепо, раз оно, то есть Ничто, отрицает чувственное. Так же обстоит дело и с восприятием Всего, или бесконечного, и если мы все же признаем, что оно существует, не признавая существования Ничто, то объясняется это тем, что мы не сказали о боге, что он Ничто, а сказали о нем, что он Все, или бесконечное. Но почему же мы этого не сделали? Потому, что мы рассудку вопреки пожелали, чтобы бесконечное было положительным, и не пожелали допустить иного отрицательного существования, кроме Ничто, но мысля его при этом отрицанием всякого существования. Эта абсурдная мысль издавна черпала свое начало и свое существование в неведении, в котором мы испокон веку находились относительно отрицательного существования и относительно того, что Все является этим существованием. Какое, однако же, доказательство это, не допускающее возражений доказательство существования Ничто и что Ничто, хаос, бесконечность, протяжение, вечность и пр. есть одно и то же, есть Все, есть бог, рассматриваемый

как существо единственное! И какое еще доказательство это доказательство неизведанного доселе, хотя и постоянно проводимого различия между Целым и Всем!

Говоря о боге, что он наше целое, мы рассматриваем его в его отношении к нам; но не так обстоит дело, когда мы говорим о нем, что он — Все, ибо мы в таком случае ограничиваемся им одним и можем рассматривать его одного. Пусть эти выражения, общепринятые согласно всегда более или менее пробивающемуся голосу истины, будут применены к моему определению существования, не теряя из вида, что я доказываю существование Целого существованием Всего и наоборот.

Основанием существования Всего служит Целое, так же как и существования самого Целого, для которого в то же время служат основанием и его части.

Отношение Всего к Целому чисто отрицательное, и, говоря о том, что Все безотносительно, я разумею отношение положительное; отрицательное отношение Всего к Целому необходимо утверждает существование Целого, а следовательно, и частей его: бесконечность, которая одновременно и отрицает, и утверждает конечное; Ничто, которое одновременно отрицает и утверждает чувственное существование и тем самым есть само по себе противоречие. Все в Целом, но не тот или иной предмет в отдельности есть Целое; Все в Целом, и Целое есть Все, или, иначе говоря, все в конечном есть конечное, а все в конечном и конечное есть бесконечное; все во времени есть время, а все во времени и время — вечность, вечность в смысле отрицательном. Ибо, когда говорят о вечности предшествовавшей и последующей, ее рассматривают в смысле положительном так же, как когда определяют ее не как то, что не имеет ни начала, ни конца, не как то, что отрицает всякое начало и всякий конец, а как то, что всегда было, есть и будет. Последнее определение — положительное, соответствующее одному только времени. Все есть целое Целого, подобно тому как Целое является таковым для частей. Оба эти бытия, которые являются одним и тем же бытием, видимым в двух противоположных аспектах, представляют единственную науку — все остальное лишь осведомленность. Эта единственная и единая наука, или истина, есть в такой мере мы сами и все существующее, что свет ее, когда он нас поражает, не кажется нам ничем иным, как воспоминанием.

Слово «бог» подлежит устранению из наших языков из-за представлений о морали и разуме, приписываемых ему, и из-за идеи о Целом и обо Всем, которые смешали с ним, считая его бесконечным и совершенным. Совершенно необходимы два разных названия для обозначения субстанции, рассматриваемой в двух противоположных аспектах, ибо в одном из них она утверждает то, что отрицает в другом.