§ 27 Свидетельство (непосредственной интуиции}[247]. Представление в восприятии и восприятие
Мы завершаем эту цепь аргументаций тем, что должно стоять на первом месте в исследовании такого рода спорных вопросов дескрипции, [а именно] «свидетельством внутреннего восприятия» или, как мы обоснованно предпочитаем говорить, свидетельством непосредственного {интуитивного сущностного анализа}[248] интенциональных переживаний.
Этот возврат в описании допустим и при определенных обстоятельствах необходим. Очевидности {правильно понятого имманентного сущностного созерцания, или, как привыкли неверно говорить в таких случаях, «внутреннего восприятия»}[249] мы хотим, конечно, воздать все почести, которых эта очевидность заслуживает в теоретико-по- знавательном отношении. Однако это все не препятствует тому, что ее свидетельство, как только оно призвано, т. е. приведено к понятийному схватыванию и высказано, может весьма потерять в своей силе и вызвать поэтому обоснованные сомнения. Апеллируя к одному и тому же «внутреннему восприятию», одни приходят к такому, другие — к противоположному воззрению; одни читают или вычитывают [там] одно, другие — другое. Так и в нашем случае. Проведенный анализ как раз дает нам возможность
осознать это и в каждом отдельном случае отличить и распознать ошибки в интерпретации данностей феноменологического сущностного анализа. То же самое действительно и в отношении очевидности общих утверждений, которые вырастают на основе внутреннего созерцания единичных случаев: эту очевидность следует рассматривать как противоположную тому, что привносит интерпретация.
{(Выше мы утверждали: при обычной апелляции к «очевидности внутреннего восприятия ошибочно было бы называть это внутренним восприятием, а не имманентным сущностным созерцанием». Ибо если присмотреться повнимательней, то все такие апелляции служат для констатации положения дел, которое или само есть сущностное отношение в чисто феноменологической сфере, или просто перенос такового в сферу психологической реальности.
Констатация феноменологического положения дел никогда не может иметь свою познавательную основу в психологическом опытен, в частности, во внутреннем восприятии в обычном смысле слова, но только в идеирующем феноменологическом сущностном созерцании. Хотя исходный пункт последнего — это нечто показательное во внутреннем созерцании, но, с одной стороны, это внутреннее созерцание как раз не обязано быть актуальным внутренним восприятием или каким-либо другим внутренним опытом (воспоминанием); скорее для него точно так же может послужить [основой] любая фантазия, созданная чистым вымыслом, — в той мере, в какой она имеет лишь достаточную интуитивную ясность: она преимущественно для этого и служит. С другой стороны, феноменологическая интуиция, как мы уже неоднократно подчеркивали, с самого начала исключает любую психологическую и естественно-научную апперцепцию и реальное полагание существования, все полагания психофизической природы с действительными вещами, телами (Leib), людьми, включая и собственный эмпирический Я-субъект, как и вообще все трансцендентное чистому сознанию. Это исключение осуществляется, собственно, ео ipso тем, что феноменологическое постижение сущности (Wesenser- schauung) как имманентная идеация на основе внутренних созерцаний осуществляется таким образом, что оно ориентирует идеирую- щий взгляд исключительно на собственный реальный или интен- циональный состав созерцаемых переживаний и доводит до адекватного постижения сущностные виды переживаний, которые заключены в рамки этих сингулярных переживаний, как принадлежащие им (следовательно, «априорные», «идеальные») сущностные отношения. Представляется весьма важным полностью прояснить это положение дел и убедиться в том, что это только видимость, если в теоретико-познавательных исследованиях (и точно так же в
психологических исследованиях, которые апеллируют при формировании общих утверждений относительно данных сознания к аподиктической очевидности) полагают, что источник очевидности заключен во внутреннем опыте, в частности во внутреннем восприятии, т.
е. в актах, пола га ющ их су ществован ие (da- seinsetzend). Это радикальное заблуждение обусловливает тот вид психологизма, который полагает, что отвечает требованиям чистой логики, этики и теории познания и преодолевает крайний эмпиризм, потому что он говорит об аподиктической очевидности и даже об і априорном усмотрении, не покидая при этом почвы внутреннего опыта и психологии. При этом принципиально не выходят за пределы [философии] Юма, который ведь признает Аргіогі в форме relations of ideas, однако одновременно столь мало в принципе разделяет внутренний опыт и идеацию, что последнюю он истолковывает в духе номинализма как [набор] случайных фактов.)}Конечно, очевидно (если входить в детали), что каждое ин- к тенциональное переживание имеет в качестве своей основы «представление»; очевидно, что мы не можем судить без того, чтобы
в интенциональном отношении, причем при полном тождестве ма25 тем более если возводим эту очевидность в закон: каждое переживание акта есть или «простое представление», или имеет «предел I ставление» в качестве основы? Что нас с самого начала озадачивает, так это следующее обстоятельство: если мы действительно имеем дело с переживаниями строго дескриптивным образом, то зо нам никак вообще не удается расчленить акты, которые не являются «простыми представлениями», на якобы выстраивающие их частичные акты. Сопоставим все же случай истинного комплекса
терии, с каким-либо из сомнительных случаев. Я не могу чему ли бо радоваться, без того чтобы то, чему я радуюсь, не находилось ^ бы передо мной в определенном модусе бытия — в модусе восприятия, воспоминания, иногда даже в модусе суждения (в смысле высказывания) и т. п. Здесь комплекс совершенно очевиден. Когда я, например, радуюсь, воспринимая [что-либо], то типологическое 40 свойство акта радости основывается на восприятии; это последнее имеет свое собственное типологическое свойство акта и посредством своей материи устанавливает одновременно материю для радости. Типологическое свойство радости может исчезнуть совсем, но восприятие остается в себе неизменным.
Оно является, несомненно, составной частью конкретного переживания радости.
Восприятие предоставляет нам тотчас пример сомнительного комплексного акта. Мы различаем здесь, как и в отношении всех актов, качество и материю. Сравнение с соответствующим простым представлением, например простой фантазией, показывает, как тот же самый предмет может быть наглядно представлен как тот же самый (в том же самом «смысле схватывания»), и все же совершенно другим «способом». Кажется, что в восприятии предмет присутствует «как живой», своей собственной персоной, так сказать. В представлении фантазии он «только мысленно витает предо мной», он «наглядно воспроизводится», но не присутствует в реальном воплощении. Тем не менее это не то различие, которое мы здесь принимаем в расчет; это есть различие моментов, которое не касается ни материи, ни качества, точно так же как, например, различие между восприятием, и воспоминанием одного и того же и в том же самом смысле схватывания представленного предмета и т. д. Давайте сравним восприятие с каким-либо ему соответствующим «простым» представлением, абстрагируясь от такого рода различий. Согласно нашему пониманию, абстрактно общее (Gemeinsames), материя, дана (в обоих случаях различным образом) в различном качестве акта. Согласно другому пониманию, вызывающему сомнение, материя, которая лежит в основе акта восприятия, сама должна быть снова качеством акта, а именно качеством фундирующего акта простого представления. Можно ли обнаружить нечто такое в анализе? Можно ли рассматривать поэтому восприятие как комплексный акт и действительно отделить от него простое представление как самостоятельный акт?
Может быть, укажут здесь и на возможность точно соответствующей иллюзии и будут полагать, что эта иллюзия после обнаружения обмана может быть понята как обособленное простое представление, которое было полностью вплетено в восприятие и доставляло ему материю. Иллюзия, пока она не была распознана как обман, была просто восприятием.
Затем, однако, исчезло типологическое свойство восприятия, качество акта веры (des belief), а простое представление в восприятии осталось. Предположим, далее, наличие такой же комплексной структуры у всех восприятий; повсюду лежащее в основе представление в восприятии — качество которого составляло бы материю восприятия — дополнялось бы посредством типологического свойства веры (belief-Charakter).Рассмотрим конкретный пример, для того чтобы обдумать это более тщательно. Прогуливаясь в музее восковых фигур, мы встречаемся на ступеньках с незнакомой дамой, которая приветливо кивает нам — известная шутка в паноптикуме. Это восковая фигура (Puppe), которая на мгновение ввела нас в заблуждение.
Пока мы в плену этого заблуждения, мы имеем определенное восприятие, точно так же как [могли бы иметь] любое другое. Мы видим даму, но не восковую фигуру. Если мы распознали обман, то дело обстоит наоборот: теперь мы видим восковую фигуру408, ко- 5 торая представляет (vorstellt) даму. Естественно, речь об акте представления (Vorstellen) не означает здесь, что {восковая фигура функционирует как образ дамы, т. е. так, как, например, в самом паноптикуме восковые фигуры «Наполеона», «Бисмарка» функционируют как отображения. Восприятие этой восковой фи- ю гуры не является основанием для отображающего сознания; скорее в единстве с восковой фигурой является одновременно и дама: два перцептивных схватывания, соответственно, два явления вещи осуществляют взаимопроникновение, совпадая в определенной [части] являющегося содержания. И они осуществляют это взаи- 15 мопроникновение в столкновении друг с другом, причем взгляд может быть направлен то к одному, то к другому из являющихся объектов и, [соответственно], объектов, лишающихся бытия}409.
Теперь можно было бы сказать: даже если первичное представление в восприятии не достигает здесь совершенно независимого бытия, но появляется в связи с новым восприятием, восприятием восковой фигуры, то все же оно не служит в этом восприятии в качестве фундирующего для непосредственного восприятия: воспринимается только восковая фигура, только она действительно является объектом «веры».
Таким образом, удается достичь такого отделения, которое полностью удовлетворяет настоящей цели. Тем не менее удовлетворительным было бы это отделение только тогда, когда мы могли бы в самом деле по праву говорить об отделении; другими словами, если бы представление дамы во втором случае действительно могло бы содержаться в восприятии зо той же самой дамы в исходном случае. Однако представление равносильно там (после обнаружения обмана) {«уничтоженному» в столкновении перцептивному сознанию. Последнее, квалифици-
ен но, в первичном восприятии.}410 Конечно, оба имеют нечто общее; в нашем примере, который в этом отношении не мог быть выбран $ более удачно, они равны друг другу в той мере, в какой вообще это возможно между восприятием и соответствующим представлением. Конечно, оба имеют (для этого так далеко идущее равенство
40Х В А следует: {следовательно, у пас все еще есть восприятие, причем восприятие восковой фигуры,}.
¦"wА: {восприятие— это представление, но что воспринятое имеет практическую функцию— возбуждать соответствующее простое представление. Впрочем, воспринятое (восковая фигура) здесь также отличается от того, что должно стать предста- вимым п о с р с д с т в о м восприятия (дама).}.
410 А: {образному сознанию. Присутствует ли в восприятии образное представление воспринятого?}.
никоим образом не было бы необходимым) ту же самую материю. Это та же самая дама, которая является в обоих случаях, и она является здесь и там в тождественных феноменальных оп- ределенностях. Однако в одном случае она предстает перед нами как действительность, в другом {, напротив, — как фикция, которая, [хотя и] является [нам] как нечто реальное (leibhaft), все же предстает перед нами как ничто. Различие заключается в обоих случаях в качествах.}[250] Мы, конечно, «почти» настроены так, как будто здесь она сама, истинная и действительная личность. Необычайное равенство относительно материи и прочих внеквали- тативных конституент актов склоняет в самом деле к тому, чтобы [вместо] образного сознания (BildlichkeitsbewuBtsein) предаться воспринимающему сознанию. Только живое сопротивление (Widerspruch), которое испытывает эта тенденция воспринимать (тенденция веры) — при направленности на кивающую даму — со стороны восприятия восковой фигуры (изделия из воска и т. д.), частично совпадающего с этой тенденцией, но в других моментах ее исключающего, и особенно со стороны [такого] качества этого восприятия, как вера, препятствует нам действительно последовать этому. При всем том, однако, эта дифференция такого типа, что исключает мысль, как будто это представление могло бы содержаться в восприятии. Та же самая материя один раз есть материя восприятия, а другой — материя {простой перцептивной фикции}[251]. Оба одновременно не могут, очевидно, составить единства. Восприятие никогда не может быть {одновременно фантазией (Fiktion)}[252] воспринятого, фантазия никогда не может быть восприятием [чего-то] вымышленного.
Поэтому представляется, что дескриптивный анализ ни в коем случае не должен предпочитать то воззрение, которое для многих является почти само собой разумеющимся, а именно что каждое восприятие есть некий комплекс, в котором момент веры (des belief), который составляет качественную определенность акта восприятия, выстраивается на [основе] полного, т. е. наделенного собственным качеством акта «представления в восприятии».
§28. Особое исследование положения дел в случае суждения
Подобное положение вещей мы находим в классе актов, которые особенно интересуют логика, в актах суждения. Это слово мы берем здесь в основном значении, которое
ориентировано на высказывания (предикации) и, соответственно, исключает восприятия, воспоминания и подобные акты (несмотря на существенное дескриптивное родство). В суждении «является» нам, или, скажем более точно, существует для нас,интенционально-предметноположениедел (Sachverhalt). Положение дел, даже если оно касается чувственно воспринимаемого, не есть, однако, предмет, который мог бы явиться нам чувственно в модусе воспринятого (безразлично, во «внешней» или «внутренней» чувственности). В восприятии предмет дает нам себя как реально (leibhaft) существующий. Мы именуем его по- настоящему существующим в той мере, в какой на основе этого восприятия мы выносим суждение, что он существует. В этом суждении, которое может оставаться существенно тем же самым, даже если восприятие выпадает, «являющееся», интенционально сознаваемое не есть существующий чувственный предмет, но факт, что он существует. В суждении нам видится (scheint), далее, что нечто имеет такие-то и такие-то свойства, и эта «видимость» (dieses Scheinen), которая должна быть, конечно, понята не как сомнительное предположение, но (в нормальном смысле слова «суждение») как твердое мнение, достоверность, убежденность, осуществляется вообще содержательно в различных формах; это определенный акт, подразумевающий (ein Vermeinen), что S есть или не есть; что S есть Р или не есть Р, что или S есть Р, или Q есть R и т. д.
Объективную [сторону] подразумевающего в суждении акта (urteilendes Vermeinen) мы называем обсуждаемым положением дел; мы отличаем его в рефлексии от самого акта суждения (Urteilen), как акта, в котором нам видится то-то и то-то так или иначе; точно так же, как при восприятии мы отделяем воспринятый предмет от восприятия как акта. В соответствии с этой аналогией следует теперь обдумать спорный вопрос, {заключается}[253] ли то, что составляет материю в акте суждения, т. е. то, что определяет суждение как суждение этого положения дел, в фундирующем акте представления? Благодаря этому представлению положение дел было бы сначала представлено, и к этому представленному судящее полагание относилось бы как новый акт или, точнее, как новое, выстроенное на нем качество акта.
В том, что для каждого суждения (a priori, говоря в сущностной всеобщности) существует представление, которое имеет материю совместно с ним и которое представляет то же самое и точно таким же образом, каким судит относительно этого суждение, никто не будет сомневаться. Так, например, суждению «масса
Земли составляет примерно 1/325 ООО часть массы Солнца» соответствует, как относящееся к нему «простое» представление, акт, который осуществляет тот, кто слышит это высказывание, понимает его, но не обнаруживает мотива вынести решение по этому поводу в суждении. Теперь мы спрашиваем: является ли этот самый акт также и составной частью суждения и получает ли суждение отличительный признак только благодаря судящему решению, которое присоединяется к простому акту представления как некий плюс. Что касается меня, то в дескриптивном анализе я тщетно пытаюсь найти и подтвердить нечто подобное. Требуемую здесь двойственность качества акта я совершенно не могу уловить. Скорее нельзя строить анализ на основе слова «простое» представление. «Простое» (ЫоВ) ([ср.J die В1бВе)Ц15 указывает здесь, как и везде, на некоторый недостаток; однако не всегда недостаток можно устранить посредством дополнения. Так, мы противопоставляем восприятию «простое» воображение. И то, что их отличает, заключается в преимуществе восприятия, а не в некотором плюсе. Точно так же, когда говорят о простом акте представления в противоположность акту суждения, недостатку первого соответствует преимущество последнего, а именно преимущество вынесения решения в суждении относительно лишь только представленного положения дел.