Статья XI
0 Мы несравненно менее дорожим упованием на рай, нежели страшимся ада, и, следовательно, гораздо бодее получаем, перестав его страшиться, нежели теряем, утратив надежду попасть в рай. Атеисты, не верящие в ад, менее нуждаются в истине, чем верующие в него религиозные души, вследствие своих верований пребывающие в сем мире в постоянной тревоге. Поэтому Истина нужнее всего именно для этих душ в ожидании того времени, когда она принесет счастье остальному человечеству.
(en soi) или через себя (par soi) — субстанция бесплодная, относительно которой религия, зная о ее существовании, также заблуждалась, ибо сделала из нее бога, существовавшего до времени, до материи и творца материи.
Скажем здесь же, что из идеи об этой метафизической субстанции и идеи о физических субстанциях, взятых раздельно, из трех идей о существовании и возникла идея о троице; возникла она также из идеи об их метафизических крайностях, которые вместе лишь одно и единство которых есть средина.
Но какая глубина в основных догмах религии — хотя по существу они и ошибочны — по сравнению с догмами атеизма, заявляющего притязания на борьбу с религией! Как же велика, следовательно, разница в глубине Истины и атеизма, если разница между ними и религией столь велика! Религия наследовала ему, он же наследовать религии не мог. После того как люди объединились в общество, сделать это может одна лишь Истина. И если атеизму наследовала религия, то это произошло потому, что он по необходимости является стихийной философией дикого человека, подобно тому как он является философией всякого скота (поскольку атеизм рассматривается сам по себе, независимо от того, что он стремится ниспровергнуть).
При таком взгляде на него становится ясно, что он не может ничего углубить и не в состоянии создать никакое общественное состояние. Если у -него с Истиной общее одно — уничтожение религии, то происходит это оттого, что последняя и сама по себе, и по задаче своей — поработить людей — представляет особо подходящий объект для нападок. Но то, что он разрушает при помощи некоторых поверхностных сведений о природе, он разрушает очень грубо, не ставя ничего на место разрушенного, между тем как Истина уничтожает в боге лишь то, что подлежит уничтожению, и делает это лишь для того, чтобы созидать.Скоты не могут не быть атеистичны по той причине, что у них нет общественного состояния, ставящего их в необходимость создавать себе богов, а затем отыскивать истинное начало вещей: они не размышляют- и не рассуждают. Если же атеисты мыслят и рассуждают, то лишь для того, чтобы дойти до такого состояния, в каком находятся скоты, то есть до того, чтобы не ведать основных начал. Поэтому-то из их взгляда на природу и нельзя вывести никакого состояния нравов. То, что я здесь привожу в опровержение атеизма, чувствовалось всегда, и никогда не удавалось атеистов в этом убедить, потому что в боге они видели лишь абсурдное существо, которое преподносилось им в качестве основного начала.
Ныне они отрицают существование метафизики, точно система атеизма не метафизическая система; они именуют законами физического порядка универсальные законы природы — законы, по их же признанию, абсолютные, — как если бы они говорили о частных законах, свойственных тому или иному виду. Они доказывают, что законы, ими довольно удачно применяемые к человеческим способностям для доказательства того, что человек в сущности не отличается от остальных существ, являются наиболее глубокими из всего, что человек может познать, словно законы эти могут не иметь основного начала, словно такого начала у них нет или словно доказано, что человеку невозможно его познать. Что за неведение сущности вещей! Что за система, у которой вместо общих законов природы лишь несколько метафизических выводов, по невежеству выдаваемых ею за физические основные начала, и которая может сама по себе произвести лишь величайшее зло — создать безбожников в обществе верующих! Так же как и материализм, атеизм совершенно справедливо указывает, что мыслит организованная данным образом материя, но эта предполагаемая истина не дает никаких сведений относительно того, что такое материя, и не разъясняет, что она и есть разум, или, иными словами, Бытие, одинаковое всюду и во всем, во всех возможных видах и устройствах.
Наши атеисты воображают, что своим познанием общих законов природы они уничтожают состояние божеских законов, кажущееся им корнем морального зла, между тем как корнем зла является не оно, а состояние человеческих законов, нуждающихся в нем для поддержки своего существования.
Они пользуются во всю мочь слабыми* сторонами морали и религии, чего не стали бы делать без присущей им настоятельной потребности разрушать. Поверхностно изложив свои основания, они накидываются на религию, мечут против нее громы и молнии, нисколько не сохраняя к ней должного уважения. В безумии своем они полагают, что состояние человеческих законов может обойтись без нее. Они оставляют человека в мечтательном состоянии, в котором, по их мнению, его не покинет счастье; они проповедуют ему мораль, которая известна повсеместно и которая не может помочь ничему, ибо основание ее ложно; они говорят ему, что природа — вечная несотворенная справедливость (см. «Систему природы»), и тем самым они, не признающие бога, делают из природы нравственное существо.Вот к чему сводятся их умозрения, несовместимые с моей системой. И если они столь соблазнительны и привлекают себе так много прозелитов, то происходит это оттого, что мы с трудом выносим ярмо религии, сбросить которое нам постоянно повелевает внутренний голос как первичного, так и вторичного разума. В подтверждение их безбожия мог высказаться вторичный разум, хотя разум этот, являющийся истиной моральной, и не вытекает прямо из атеизма. Это было единственное средство доказать, что атеистическое общество в состоянии существовать, ибо истина эта сама по себе исключает всякую религию. Но им не хватало самого средства, столь необходимого для чести и успеха их системы, без того по необходимости отвратительной и неприемлемой.
Атеистическое общество, если бы оно могло существовать, конечно, покоилось бы на человеческих законах, ибо атеисты не представляют себе возможности общественного состояния без законов — состояния нравов. Однако вытекающие из этих законов злоупотребления, а также естественная к ним неприязнь вместе с недостаточной обоснованностью их так называемыми божескими законами вскоре привели бы к их разрушению, и общество их распалось бы, если бы оно только не перешло тогда в состояние нравов или, изменяя свою систему, не приняло бы какую-либо религию на место своего атеизма. Последнее произошло бы неминуемо столько же по необходимости дать санкцию человеческим законам, сколько по недостаточности такой метафизики, которая, не давая никаких сведений относительно корней зла и не будучи ни по одному вопросу вполне исчерпывающей, тем самым оставила бы открытым доступ религиозным догматам, а блюстителям законов — полную свободу установить религию, поддерживающую их власть. Нам, пожалуй, скажут, что в этом обществе не допускалось бы критического отношения к нему. Но состояние законов разве может сущест- вовать без того, чтобы в нем рассуждали о законах и об их основаниях? Не рассуждают только в состоянии дикости да еще в общественном состоянии без законов, где не будет больше нужды в критическом обсуждении его основ.