[Сомнение IV]  

II. Ты говоришь, что субстанция воспринимается не воображением, а одним только интеллектом. Я не отри&цаю того, что она воспринимается интеллектом; ведь невозможно воспринять что-либо отдельно от акциден&ций, не прибегая к абстракции и к выводу, что и свой&ственно интеллекту. Но я настаиваю на том, что суб&станция одновременно воспринимается и воображением, т. е. что существует отдельная способность воображе&ния, которая действует совместно с интеллектом или, лучше, что это одна и та же способность в том смысле, как об этом только что говорилось. Основанием для такого утверждения служит то, что интеллект ие мо&жет понимать субстанцию на основе изменений акци&денций и без того, чтобы воспринимать самое субстан&цию; он не может воспринимать ее иначе как в виде некой идеи, или формы; а поскольку такая идея есть образ, то восприятие через образ есть воображение; по&лучается, что интеллект не может понимать субстан&цию иначе как с помощью воображения...

Другой вопрос: подлинна ли, ясна ли и отчет&лива ли идея субстанции? Ты настаиваешь на том, что она именно такова, я же отрицаю это, и в то время, как ты не хочешь и не можешь сказать, в каком виде ты ее воспринимаешь, но только гневаешься на меня, я честно говорю и объясняю, каким образом я ее вос&принимаю.

Щбствует тело, которое облачается то в те, то в другие одежды. И хотя мы и понимаем, что под одеждами скрывается какое-то тело, однако у нас нет истинной его идеи, потому что мы не знаем, например, белое оно или темное, гладкое или волосатое, чистое или грязное и т. д., но воспринимаем его только смутно и в самом общем виде из сопоставления с остальными телами.

Точно так же, хотя мы и понимаем, что под протя&женностью, очертаниями, цветом, вкусом, мягкостью и другими акциденциями скрывается или должен сущест&вовать какой-то субъект, которому мы даем имя суб&станции, тем не менее мы не обладаем подлинной его идеей и не можем утверждать, каков он, но восприни&маем его лишь смутно, в некоем общем виде субъекта вообще; так что, хотя мы и пытаемся лишить его мыс&ленно протяженности, очертаний, цвета и прочих акци&денций, однако убеждаемся, что перед памп оказывает&ся нечто неопределенной протяженности, смутно очер&ченное, неясно окрашенное и т. д., как уже пами ука&зывалось. Я утверждаю, что такова идея, или образ, в котором мы воспринимаем субстанцию... И так как я сказал, что идея субстанции не имеет никакой реаль&ности, кроме той, которую она получает от идей тех акциденций, под которыми или в виде которых она воспринимается, то ты утверждаешь, будто я доказы&ваю, что у меня вообще нет никакой отчетливой идеи субстанции... Ты говоришь: Никогда субстанция не мо&жет восприниматься наподобие акциденций и не может заимствовать у них свою реальность 88. Ты делаешь пе&реход от конкретного к абстрактному; ведь я не говорю, что субстанция существует и воспринимается как чи&стая протяженность, чистая форма, чистый цвет, но она воспринимается как нечто протяженное, имеющее очер&тания и окрашенное.

III. Что касается твоего заявления, что ты хочешь, чтобы я указал, откуда же первые люди, от которых мы восприняли атрибуты бога, получили идею бога, то я хотел бы, чтобы ты знал, что я не указал этого, прежде всего, потому, что убежден, как, полагаю, убеж&ден и ты сам, что первоначальное понятие о боге было получено благодаря божественному откровению, когда бог показал себя первым людям, им созданным, а от&сюда это знание уже распространилось на остальных людей вплоть до тебя и меня. Ты, правда, забегая впе&ред, говоришь: Если [первоначальное понятие о боге было получено] благодаря божественному откровению, следовательно, бог существует89. Это, конечно, верно, но в то же время это разрушает твои собственные по&строения. Ведь если идея бога получена благодаря бо&жественному откровению, т. е. бог либо сам, либо че&рез посредников явил себя людям, то это, конечно, до&казывает, что он существует, по одновременно доказы&вает и то, что эта идея не врождена, но получена и внушена людям с помощью откровения. Далее, ты говорил не о том знании бога, которое мы получаем благодаря вере, т. е. через откровение, а о том, которое может возникнуть в результате размышления, т. е. благодаря естественному разуму. Я не считал здесь не&обходимым указывать, какое мнение высказывали по этому поводу философы, тогда еще лишенные яркого света святой веры, когда, рассуждая о боге, они думали о том, как могли первые люди прийти к познанию бога: я был уверен, что ты не можешь не знать этой всем прекрасно известной вещи.

)ядку, и снова назвали его &еос (богом), от глагола ^aa&at , так как оно все видит и обо всех заботится. Затем, так как бог был для них благодетелем, они ста&ли давать это имя — «бог» — как людям, так и другим вещам, от которых они получали какую-то пользу, п, таким образом, они называли и считали богами ие толь&ко людей, как, например, Цереру, Вакха, Геркулеса90, но также источники, реки и прочее, что приносит поль&зу в жизни. Среди людей же особенно часто удостаи&вались этого имени властители, так как они и облада&ли большей властью, и приносили большую пользу, как, например, Юпитер91 и другие; более того, люди сочли их достойными обладать властью на небе подобно Солнцу и потому решили, что их место на небе. Затем появи&лись их поклонники, подражая которым поэты напол&нили небо такого рода божествами и запутали все бес&численными сказками. А так как они хотели, чтобы все владыки, даже самые плохие, считались богами, то по&явились и злые боги. Поэтому, когда с увеличением числа богов образовалось как бы целое их царство и стали распределяться их обязанности в отношении к людям, один из них стал считаться как бы царем, дру- гие — министрами или младшими богами, из которых одни оказывали помощь людям, другие наказывали их. Поэтому верили, что мир управляется одновременно волей высшего бога и младших богов (этому особенно способствовало наблюдение существующего в мире по&рядка) и что ни затмеппя, ни кометы, ни молнии, ни чудища, ни все остальные чудесные явления и вообще ничто в мире не происходит без воли богов и их уча&стия. Потом некоторые философы стали считать мир подобным живому существу, так что все следствия, ко&торые приписывались божественным существам, стали приписываться одной лишь душе, разлитой по всему миру: какая-то главная ее часть считалась неким пра&вящим началом, остальные же части рассматривались как способности, благодаря которым все совершалось. Воспользовавшись этим, составители законов, видя, что есть дурные люди, которые хотя и воздерживаются от явных преступлений под страхом казни, но не отказы&ваются от преступлений, если удастся совершить их тайно, стали внушать, что божественная природа про&никает во все самое потайное, видит даже скрытые пре&ступления и карает за них если не в этом мире, то по крайней мере в загробном, где преступников ожидают Фурии и страшные казни. Но нет никакой необходи&мости продолжать это изложение, как нет нужды рас&сматривать здесь также некоторые более специальные учения Аристотеля, Демокрита и др. Достаточно было, пожалуй, коснуться самого общеизвестного: ты видишь, что первые люди могли иметь идею бога, хотя она и не была у них, как тебе того хочется, врожденной... Я могу еще добавить, что потом полученное таким об&разом понятие о боге и его идея развивались благоче&стивыми и мудрыми мужами, которые меняли в ней то одно, то другое, что-то добавляли или отбрасывали в со&ответствии с тем, что по их представлениям более по&добает божественному величию, и тебе вовсе не следует гордиться, как это уже было сказано выше, тем, что ты самостоятельно обрел, а не получил от других идею бога, представляющую его величайшим, вечным, беско&нечным, всемогущим и т. д. Добавлю также, что хотя ты и утверждаешь и, вероятно, даже убежден в том, что обладаешь такой идеей не потому, что где-то услышал о ней или приобрел ее в результате созерцания небес&ных тел и других внешних вещей, однако твой автори&тет и это твое убеждение не станут основанием того до&казательства, на которое ты возлагал столько надежд...

IV. Относительно того, что я сказал: Кто называет что-либо бесконечным, тот приписывает вещи, которую он себе не представляет, имя, которого он не понимает, ты напоминаешь, что следует различать между понима&нием бесконечного, соответствующим мере нашего ра&зума, которым, как всякий хорошо знает по себе, мы действительно обладаем, и тем адекватным понятием о вещаху которого никто не имеет не только относитель&но бесконечного, но, пожалуй, и относительно любой другой вещи, как бы мала она ни была 93.

В том виде, как здесь это сказано, это не только верно, но даже приводит меня в восторг, и я всячески это одобряю. Что же касается твоего заявления, будто я не различаю [эти понятия], то следует посмотреть, может быть, именно я действительно это различаю, тогда как ты удовлетворился тем, что провозгласил это как нечто примечательное, на деле же не придер&живаешься этого различия. Ведь я, допустив такое различие, не могу обнаружить у людей никакого пони&мания, или адекватного понятия, также и о сколь угодно малых вещах, каков, например, клещ, чья при&рода, рождение, строение, жизнедеятельность, движе&ние, как мне кажется, далеко выходят за пределы че&ловеческой мудрости и проницательности, и потому в высшей степени правильно было сказано ученейшим из мужей, что божественный создатель столь же велик в великом, сколь и в малом94. Очень далеко поэтому от истины, что я не различаю меры понимания; скорее следует сказать, что я не признаю ничего, кроме этой меры; и если существует мера в отношении клеща, то насколько больше она, например, в отношении беско&нечного существа?.. Ты говоришь, что неправильно, будто мы понимаем бесконечное через отрицание конца, или ограничения. Как будто бы не так же, как значе&ние слова «бесконечное» включает отрицание конца, цли ограничения, и сама та вещь, к которой применя- ется это слово, мыслится обладающей таким объемом, что большая ее часть скрыта от нас и воспринимается лишь постольку, поскольку конец этой вещи выходит за пределы нашего понятия. А именно, хотя мы и по&нимаем, что вещь не оканчивается там, где оканчи&вается наше понятие, однако существует ведь и хаос, для понимания которого мы находим прибежище в том, что признаем невозможность понять его, что бы он со&бой ни представлял.

Ты говоришь: Наоборот, всякое ограничение содер&жит отрицание бесконечного. Но это все равно, как если бы ты тому, кто говорит, что слепой лишен зре&ния, возразил бы, что это не так, но, наоборот, зрячий лишен слепоты. Конечно, ты имеешь право объяснять положительное через двойное отрицание; но и те, кто объясняет отрицательное с помощью одного отрицания, как мне кажется, выражаются не менее ясно...