Если взвесишь все в глубокой медитации, то найдешь, что искатели тщательно вглядывались в смыслы названий, как если бы имя было точным изображением вещи. Но первый человек налагал имена вещам на основании человеческих представлений, и в названиях поэтому нет такой точности, чтобы уже нельзя было назвать вещь каким-то другим более точным словом. Ведь основание человеческих представлений о вещи — не то же самое, что предшествующее всякой вещи основание ее сущности. Познавший имя вещи на ее сущностном осповании дал бы всему собственные имена и приобрел совершеннейшее знание всего в мире. Соответственно, разногласие ие в сущностном осповании вещей, а в словесных именах, разнообразно приписываемых вещам иа разных основаниях, и все расхождение спорящих в изображении сущности вещи, которое тоже разнообразно. Платон в письмах к тиранну Дионисию великолепно пишет о том, насколько истина опережает всо названия, речения, или словесные описания, и чувственные изображения, приводя в пример нарисованный круг, его название, или описание, и его понятие 108. Дионисий Ареопагит тоже советует больше углубляться в искомую вещь, чем в смысл ее названия. Правда, сам он в «Божиих именах», как и Платон, очень держится значения имени. Никто, впрочем, не исследовал смысла названий внимательней, чем Аристотель, который делал это как бы потому, что налагатель всех имеп обладал высшим искусством выражать познанное им в названиях, и приобщение к его знанию равносильно приобретению совершенства познаний; недаром в определении, развертывании назвапия, [Аристотель] видел свет науки. Думаю, так оно и было в том человеческом знании, которым изначально и неповторимо обладал, как считают, первый Адам, то есть человек. Не зря знание, закрепляющееся в смыслах слов, так по душе человеку и как бы сообразно его природе. Но охотнику за божественной премудростью надлежит отрицать человеческие названия, поскольку они наложены человеком, применяя их к богу. Скажем, [слово] жизнь, охватывая все живущее, ие достигает до бога, потому что он — источник всякой жизни. То же в отношепии всех названий.
Надо уделять тщательное впимапие и различениям, которые делают при толковании названий охотники за премудростью. Так, святой Фома в комментариях к книге Дионисия «О Божиих именах» показывает, как надо различать у всего существующего три вида субстанций. Первая — едипичное, каков [применительно к слову «человек»] действительный Платоп сам по себе;
она охватывает и первоначала, п индивиды. Вторая — вид пли род, скажем «человек» или «живое существо»; ею охватываются первоначала в их действительности, индивиды — в возможности: человеком называется существо, обладающее человечностью без уточнения индивидуального начала. Третья — сама по себе сущность, скажем человечность; таким названием охватываются только начала вида 109: ничто из индивидуальных начал не относится к смыслу «человечности», поскольку человечность означает именно только то, в силу чего человек — это человек; ни одно из индивидуальных начал не таково, п поэтому имя «человечность» ин действительным, ни потенциальным образом не заключает в себе никаких индивидуальных начал, называясь в этом
- смысле «[человеческой] природой». Таким различением [смысла всякого] названия ученейшнй муж прояснил многое, что у других темно. А сколько Аристотель потрудился над различением смысла слов, видно из его «Метафизики». Благодаря различению смысла слов у писателей можно привести к согласию множество расхождений, над которыми бились многие очепь знающие люди.
И все-таки наше искание невыразимой премудрости, которая предваряет и иалагателя имен, и все именуемое, таится скорее в молчании и в видении, чем в говорении и в слышании. Оно исходит из того, что применяемые им человеческие слова ие точные, не ангельские, не божественные, и употребляет оно их потому, что иначе не может выразить свою мысль,— подразумевая все время, что не хочет, чтобы слова означали [лишь] нечто такое, за что опи [по-человечоскп] даны вещам, а хочет изобразить ими причппу всех имен п названий, Глагол никакого времени, ибо тождественный вечности.
-