[Против «Пятого размышления»] [Сомнение I]  

С другой стороны, ты не указываешь, что для тех, кто это знает, не осталось ничего не изведанного среди прекрасных и удивительных вещей, существующих в природе: они проникли в самые сокровенные глубины природы, и то, что они знают, и есть донодлиинсйшая сущность каждой вещи, так что напрасно мучаются другие философы, стремясь [познать] что-то большее. И дело не в том, что познание это трудно, а в том, что в природе вещей нет вообще ничего, кроме отого. Итак, заслуживают награды прежде всего те, кто стре&мится разъяснить природу, свойства или способности и все действия материальных вещей из величины, очер&таний, движения, положения и из соединений и разъ&единений крошечных телец, или первоначал, из кото&рых складывается каждая материальная вещь. Ведь именно об этом говорится в следующих стихах:

Встречи, движения, строй, положения их и фигуры

Могут огонь порождать, а меняя порядок, меняют

Также природу...129

2. Я сказал, что неприятно видеть, как устанавли&вают какую-то иную неизменную и вечную природу помимо всемогущего бога. Ты возражаешь на зто, что неважноу приятно это или нет, тебе достаточно, если это истинно; ты, мол, представляешь эту природу не&существующей и зависящей от бога. Итак, поздравляю тебя — тебя, для которого здесь нет ничего неприятного и которому все как в высшей степени приятно, так и весьма легко.
   Поздравляю тебя также со столь великой прозорливостью, позволившей тебе, как ты заявляешь, познать природу, т. е. истинные вещи, которые даже не существуют и не находятся нигде — ни внутри, ШІ вне мира, которые не суть бог и которые, однако, за&висят от бога. Далее, поскольку ни один закон не за&прещает мне спросить, каким образом ты это пони&маешь, то скажи: когда ты говоришь, что бог пожелал и положил, чтобы сущности были неизменны и вечны, что ты имеешь в виду? Сами ли по себе существовали эти сущности и не были созданы, а бог только своей волей расположил их так, как мастер своей волей рас&полагает при постройке здания камни, которые он сам не делает, по получает уже готовыми, либо они были созданы богом и бог был их творцом, который своей волей их сделал и расположил? Если верно первое, следовательно, эти сущности существовали сами по себе и независимо от бога, и напрасно бог направлял свою волю на то, чтобы они были неизменны и вечны, ибо они и без того, сами по себе, были такими. Ведь представь себе, что бог не хотел этого и не направлял на это свою волю, разве бы они от этого в меньшей степени были такими? Если же верно второе, значит, прежде всего, они не были неизменными, ибо перешли, как говорят, из небытия в бытие, т. с. от потенциаль&ного к актуальному. Во-вторых, они не были в этом случае вечными, ибо для того, чтобы возникнуть, они должны были не существовать ранее; таким образом, они когда-то начали существовать, что невозможно для вечной вещи. В-третьих, они должны были быть в этом случае следствием, так как всякое произведение есть какое-то следствие. Значит, и в этом случае они долж&ны были существовать, так как всякое созидание за&вершается существованием. Итак, они были не только неизменными и вечными, как ты утверждаешь, но и существовали, что ты отрицаешь, когда вещь, трудную для меня, делаешь настолько для себя легкой путем заявления, что речь идет о вещи несуществующей. Не&сомненно, ты видишь, сколь уместен здесь взятый то&бой у поэтов (да и у стоиков) пример с судьбой.
   Ведь когда говорят, что Юпитер создал судьбу, предпола- гается, что ой Существовал райыпе судьбы и вынес решение о вещах, которые могли в противном случае либо существовать, либо не существовать. Но ведь бог не существовал раньше сущностей, если они действи&тельно былп неизменными и вечными и если они не могли быть иными, чем они есть (ведь в противном случае они не были бы сущностями тех вещей, чьи сущности они собой представляют). Скажи также, прошу тебя, когда бог размышлял о природе треуголь&ника и решал, каким он хочет его видеть, могло ли случиться так, чтобы оп принял о нем решение? Иначе говоря, мог ли существовать треугольник, не состоя&щий из трех сторон и трех углов? Поскольку всемогу&щий господь не подчинен созданным им вещам так, как подчинен Юпитер судьбе, но может своим абсолют&ным могуществом разрушить все, что он создал, то я спрашиваю тебя: на каком основании ты считаешь, что бог может таким образом распорядиться относительно треугольника, чтобы теперь абсолютным актом воли уничтожить его природу,— что он мог сделать с самого начала — и устроить так, чтобы треугольник состоял не из трех сторон и трех углов? И не говори, что если бог разрушит его или сделает его другим, то это будет уже не треугольник, а какая-то другая фигура. Ведь если потом появится фигура, состоящая из трех сторон и трех углов, треугольник не перестанет существовать и станет ясно, что природа треугольника такова не потому, что бог пожелал так, а не иначе, но потому, что она такова в силу собственной необходимости. По&этому насколько лучше, как мне кажется, признать, что не существует, за исключением всемогущего госпо&да, никаких истинных вещей, кроме тех вещей, которые им действительно созданы, действительно существуют и обладают действительным своеобразием. Что касает&ся вещей еще не созданных и не существующих, но лишь возможных, то следует считать, что они не имеют никакой реальности и никакой истинности; и если да&же считается, что они имеют какую-нибудь реальность и истинность, то их следует понимать лишь как те, которые осуществятся в будущем, так что они не столько обладают реальностью (ведь, поскольку они не существуют, ойй и не могут ничем обладать), сколько будут когда-то обладать ею (т.
   е. тогда, когда будут существовать). Наконец, нельзя допустить [несоздан- ные] вещи или, скорее, идеи иначе как в результате деятельности интеллекта, поскольку интеллект как бы выводит их из множества отдельных вещей, которые он наблюдает или которые считаются возможными, и формирует некие общие понятия, которые как выво&дятся из отдельных вещей, так могут быть и отнесены к отдельным вещам, поскольку они им соответствуют. Таким именно образом сами вещи, т. е. универсальные сущности, могут считаться зависящими от бога, по&скольку от бога зависят единичные вещи, из которых они образуются и от которых они действительно не отличаются. С другой стороны, интеллект и его созер&цание, благодаря которому возникают универсальные сущности, также имеют своим источником бога. Они даже могут быть названы неизменными постольку, по&скольку богу было угодно, чтобы единичные вещи по&стоянно оставались такими, как они есть, и вечными, постольку, поскольку, если бы бог захотел сотворить отдельные вещи от века, интеллект смог бы вывести из них соответствующие понятия...

Однако ты не ответил на то, что я тебе возразил и что вытекает из рассуждений относительно суще&ствующей в интеллекте способности сочетания, расчле&нения, отвлечения, умозаключения — одним словом, различного изменения идей, которые интеллект однаж&ды взял от единичных вещей.

III. Ты только предположил, что можешь заставить меня признать, что идеи треугольника и прочих фи&гур, которыми мы обладаем, не взяты от единичных вещей. Ты это предположил, повторяю, но не доказал, хотя для меня не будет, пожалуй, ничего приятнее, чем спасовать перед доказательством или по крайней мере подчиниться силе какого-то правдоподобия. Конечно же, если только сказать, что ложно то, что я выдвигаю, или истинно то, что я называю ложным, поскольку это не соответствует моему мнению относительно природы вещей, равно как и тому, которое высказывают Демо&крит и Эпикур (с которыми у меня в этом вопросе нет ничего общего, тогда как у тебя, как я догадываюсь, есть весьма много общих с ними представлений отно&сительно телесной природы вещей, или сущности ма&териальных вещей),— конечно, повторяю, это не убеж&дает меня, как и не опровергает того моего рассужде&ния 130, где я показал, каким образом могут возникнуть или быть допущены предпосылки, которые можно было бы считать вечно истинными.

IV. Ты продолжаешь: Когда в свое время, в дет&стве, мы увидели нарисованную на бумаге треугольную фигуру, эта фигура не могла дать нам представление, как следует рассматривать подлинный треугольник та&ким, каким видят его геометры. Но так как в детстве мы не были геометрами и стали таковыми только в результате наставлений учителей или чтения книг либо в результате собственного настойчивого труда и открытий, то мы воспринимаем, что треугольник со&стоит из лиипй, лишенных ширины, лишь от учителей и из книг Евклида или других авторов либо же путем всевозможных размышлений по поводу как треуголь&ника, так и других фигур, которые либо воздействуют на наши чувства, либо образуются нами в результате рассуждения путем сочетания, отвлечения и изменения тех фигур, которые воздействовали на них. Ведь мы могли заметить, что наши рассуждения только тогда оказываются точными и совпадают с практикой, когда мы предполагаем, что линии лишены ширины, а по&верхности — толщины, т. е. когда мы рассматриваем только длину, не обращая внимания на ширину, какой бы она ни была. Отсюда вытекает, что не этот простой треугольник, увиденный в детстве, дал нам основание представить себе тот треугольник, стороны или огра&ничивающие линии которого мы стараемся воспринять как лишенные ширины, но вид сначала одного, затем другого (сопровождаемые либо наставлениями, либо собственными размышлениями). Значит, нельзя срав&нивать [геометрический] треугольник, переданный на бумаге, с изображением Меркурия, заключенным в не&обработанном дереве. Ведь Меркурий 131 действительно может быть высечен из дерева, а этот неделимый тре&угольник не может возникнуть иначе как в созерцании и путем предположения. Ты продолжаешь: Так как у нас уже была идея истинного треугольника и она мог&ла быть легче воспринята нашим умом, чем более сложная фигура нарисованного треугольника, то, уви&дев эту сложную фигуру, мы скорее воспринимаем не ее, а истинный треугольник. Но хотя это и все осталь&ное великолепно сказано и достойно Платона так же ли истинно и великолепно будет это доказано? Пока&жи мальчику фигуру треугольника, которую ты назы&ваешь сложной, до сих пор им не виденную,— он за&печатлеет в своем уме идею, или образ, этой фигуры; и если он либо увидит другой [треугольник], либо пред&ставит его себе как возможный, то он образует общую идею треугольника, точно так же как, увидев одного, а затем нескольких людей и осмыслив это, он обра&зует для себя общую идею человека. Но если ты спро&сишь у него, какая иная идея [треугольника] возни&кает у него в уме, то он назовет тебе все, что угодно, только не эту твою идею треугольника, состоящего из линий, полностью лишенных ширины, хотя ты счи&таешь, что он как бы припоминает, что именно такую идею он имел предварительно. Повторяю, он назовет тебе все, что угодно, кроме этой идеи, если только за&тем либо ты, либо кто-то другой, а может быть, чтение Евклида или рассуждение не возбудят у него мысли, которая отвечала б^і твоему желанию. И здесь ни- сколько не помогает пример с лицом человека, нари&сованным на бумаге. Ведь этот набросок должен пред&ставлять вещь, которая существует вне нашего созна&ния и изображение которой извне переходит в наш интеллект. (Но треугольник представляет только самого себя, и совершенно необходимо, чтобы он сначала пере&дал интеллекту свой образ, а уж потом, представляя себя, возбуждал бы в интеллекте свой образ. Точно так же для того, чтобы возбудить в интеллекте идею гео&метрического треугольника, необходимо, чтобы снача&ла такая идея была там запечатлена либо с помощью чьего-то наставления, либо в результате размышления.

V. Одним словом, все то, что говорится тобой и другими о врожденных идеях вещей, свидетельствует лишь о том, что у нас существует врожденная способ&ность познания вещей. Ведь если бы эти идеи, которые вы придумываете, были бы такими, что, попытавшись внимательно в них всмотреться, мы могли бы достичь познания хотя бы самой малой вещи, можно было бы допустить возможность того, что вы о них утверждаете. Но они не приносят никакой пользы, и все равно нуж&но внимательно рассматривать сами вещи, находящие&ся вне интеллекта, так что, допустим ли мы эти идеи или нет, это безралично, лишь бы в нас была способ&ность познания вещей. Положим, я наверняка знаю (либо могу знать), что ты никогда не видел никакого животного. Какая польза тебе от идеи животного, ко&торая, как ты говоришь, тебе врождена? Всматривайся в нее сколько угодно, я убежден, что ты никогда не получишь понятия об этом животном, пока оно не будет тебе показано или описано другими. Когда же оно предстанет пред твоими глазами, ты зрительно вос&примешь его образ, или, если ты услышишь, как кто- то его описывает, ты получишь слуховое восприятие, и только тогда ты узнаешь, что у тебя есть идея этого животного. Если же она не возникнет в твоем уме, как сможешь ты заметить, что в нем содержится какая-то другая, предварительная идея? Как ты докажешь это, если только отбросить высокомерие твоих слов? То, что у нас не возникает какая-то предварительная идея, которая была бы в то же время истинной, ясно уже из того, что, если мы увидим один только индивидуум какого-то рода животных, у нас появляется не какая- то другая, а именно та идея, которая была взята от этого индивидуума. И когда потом мы видим другой, а затем и многие индивидуумы того же рода, мы изме&няем нашу частную идею и вместо одной получаем две или многие. Когда же после того, как мы получим эти идеи, мы получили также общую идею, она будет со&вершенно такой же, какую мы получили от отдельных вещей, отбрасывая отличия и удерживая то, что обще для всех них. Доказательством же того, что такая идея не врождена нам, но образована нами в результате наблюдения над отдельными вещами, служит также и то, что она день ото дня совершенствуется и становит&ся все более общей в зависимости от того, насколько больше мы узнаем и насколько большее число наблю&денных различий мы отбрасываем. Если же идея эта была бы врожденной или по крайней мере внушенной, то после наблюдения над чем-то единичным она стала бы совершенной и пе нуждалась бы постоянно в новых впечатлениях; так, впрочем, ты и представляешь себе впечатление от истинного треугольника, создающееся при рассмотрении одного нарисованного, построенного треугольника.