ПРОСПЕКТ

Уведомив публику о состоянии Энциклопедии в настоящий момент и о наших стараниях выпустить ее в свет, мы должны дать пояснение относительно характера этого труда и средств, которыми мы пользовались при его выполнении. Это мы и сделаем теперь, стараясь, по мере наших сил, избегать малейшей кичливости.

Нельзя отрицать того, что со времени возрождения наших наук тем повсеместным просвещением, которое распространялось в обществе, и зачатками науки, незаметно подготовляющими умы к более глубоким познаниям, мы обязаны отчасти словарям. Насколько же должна быть велика нужда в подобной книге, могущей дать совет по любому вопросу и послужить руководством для того, кто отважится поучать других, равно как и просветить того, кто занимается самообразованием!

Эту пользу в нашем случае мы и имели в виду. Но и не только ее одну. Приводя в форме словаря все материалы, относящиеся к наукам и искусствам, мы, кроме того, преследовали цель - заставить читателя осознать услуги, оказываемые науками и искусствами друг другу; использовать эти услуги, дабы тем самым сделать принципы их более прочными, а выводы из них более ясными; указать отдаленные или близкие связи между вещами, составляющими природу и занимающими людей; показать в сплетениях корней и ответвлений различных наук невозможность точного познания некоторых частей этого целого без восхождения или нисхождения ко многим другим частям; изобразить общую картину усилий человеческого ума во всех областях знания и во все времена, представив их предметы в ясном виде; отвести каждому из них надлежащий объем и, если возможно, подтвердить наш эпиграф нашим успехом: Tantum series juncture' que pollet, Tantum de media sumptia accedit honoris! Horat.

Никто еще доныне не начинал столь великого дела или, по крайней мере, никто не мог довести его до конца. Лейбниц, из всех ученых наиболее способный осознать его трудности, желал, чтобы они были преодолены. А между тем, энциклопедии уже существовали, и Лейбниц не мог не знать об этом, когда высказывал свое пожелание.

Большинство трудов этого рода появилось в предыдущем веке, и они не были в полном пренебрежении. Считалось, что если они и не отличались особой талантливостью, то, по крайней мере, свидетельствовали о большом трудолюбии и знаниях их создателей. Но что могли бы значить для нас эти энциклопедии? Какой прогресс совершили с тех пор науки и искусства! Сколько ныне открыто истин, которые тогда и не грезились! Истинная философия была в колыбели; геометрия бесконечного еще не существовала; экспериментальная физика едва появлялась; диалектики не было; законы здравой критики были совершенно неизвестны. Декарт, Бойль, Гюйгенс, Ньютон, Лейбниц, Бер- нулли, Локк, Бейль, Паскаль, Корнель, Расин, Бурдалу, Боссюэ3 и др. либо еще не существовали на свете, либо еще не писали. Дух исследования и соревнования не воодушевлял ученых; другой дух, быть может, менее плодовитый, но более редкостный, а именно дух точности и метода, еще не подчинил себе различные виды литературы; и академии, труды которых столь далеко двинули науки и искусства, не были учреждены.

Если открытия великих людей и ученых обществ, о которых мы только что говорили, оказывают огромную помощь при составлении энциклопедического словаря, то нужно признаться, что, с другой стороны, чрезвычайное обилие материалов сильно затрудняет подобную работу. Но нам нет нужды обсуждать, были ли последователи первых энциклопедистов дерзкими или самонадеянными. Мы оставили бы за ними всеми их славу, не исключая из их числа и Эфраима Чемберса, наиболее известного из них, если бы у нас не было особых причин обдумать заслугу этого последнего.

Энциклопедия Чемберса, которая была выпущена в Лондоне в стольких изданиях подряд4, энциклопедия, только что переведенная на итальянский язык и, по нашему мнению, заслуживающая того почета, который ей оказывают как в Англии, так и в других странах, быть может, никогда не была бы составлена, если бы, до ее появления на английском языке, на нашем языке не было тех трудов, откуда Чемберс без меры и без разбора черпал большинство материалов, из которых и составил свой словарь.

Мы не отказываем этому автору в должной справедливости. Он вполне осознал достоинство энциклопедического порядка или цепи, по которой можно без перерыва нисходить до первых принципов науки или искусства, к самым отдаленным следствиям их и восходить от самых отдаленных следствий к первым принципам, незаметно переходить от данной науки или данного искусства к другим и, если будет по- зволено так выразиться, не заблуждаясь, совершать путешествие вокруг мира науки. Мы согласны с ним, что план и цели его словаря превосходны и что если бы выполнение словаря было доведено до известной степени совершенства, то он один более способствовал бы прогрессу истинной науки, нежели половина всех известных книг. Но мы не можем не видеть того, что он далеко не достиг этой степени совершенства. В самом деле, мыслимо ли, чтобы все, относящееся к наукам и искусствам, могло вместиться в два тома in folio? Один лишь полный перечень содержания столь обширного материала занял бы целый том. Сколько же должно быть в этом труде пропущенных или урезанных отделов!

И это не одни только догадки. Мы собственными глазами проследили перевод всего труда Чемберса и нашли огромное количество вещей, которые следует пожелать его отделу наук; в отделе свободных искусств он ограничивается несколькими словами там, где потребовалась бы страница, а в отделе механических искусств все нуждается в дополнении. Чемберс читал книги, но совсем не видел мастеров, между тем как есть много вещей, которым можно научитьсся только в мастерских у мастеров. Более того, здесь нельзя говорить об упущениях, как в каком-либо другом труде. В энциклопедии, строго говоря, они совсем непозволительны. Статья, не помещенная в обыкновенный словарь, делает его только несовершенным. В энциклопедию она вносит нарушение и вредит как ее форме, так и содержанию; требовалась вся изворотливость Эфраима Чемберса, для того чтобы заделать эту брешь.

Но, не распространяясь более о несовершенствах английской энциклопедии, мы скажем, что труд Чемберса не является фундаментом, на котором мы основывались; что мы переработали множество его статей, не использовали ни одной из них без дополнений, поправок и сокращений; что он просто принадлежит к группе авторов, с которыми мы особенно советовались, и общий порядок является единственным, что роднит наш труд с его трудом.

Вместе с английским автором мы сознавали, что первый шаг, который нам предстояло сделать к обдуманной и хорошо осознаваемой задаче издания энциклопедии, - это составить генеалогическое древо всех наук и всех искусств, которое показывало бы происхождение каждой отрасли наших знаний, их взаимную связь на общем стволе и позволяло бы нам припоминать различные статьи по их названиям. Это было нелегким делом. Требовалось вместить в одну страницу канву труда, который может быть осуществлен во многих томах in folio и должен когда-нибудь объять собою все человеческие знания.

Это древо человеческого знания может быть составлено многими способами, соотнесением наших различных знаний либо с различными способностями нашей души, либо отнесением их к вещам, которые служат для них объектами. Но тем больше будет здесь путаницы, чем больше произвола. А как ей не быть? Природа преподносит нам лишь отдельные бесчисленные вещи, не имеющие между собою твердых и определенных границ. В ней все следует одно за другим, так что переход от одного к другому совершается через незаметные оттенки. И если в этом море предметов, окружающих нас, выступают некоторые, подобно вершинам скал, как бы пронизывая его поверхность и господствуя над другими, то они обязаны этим преимуществом только мнениям отдельных лиц, шатким условностям, некоторым явлениям, чуждым физическому порядку вещей, и истинным установлениям философии.

Именно из наших способностей мы и выводим наши знания. Историю нам доставляет память, философию - разум и поэзию - воображение. Это плодотворное разделение - ему подчиняется даже сама теология7, ибо факты, имеющиеся в этой науке, - исторические и относятся к памяти; отсюда не исключаются даже и пророчества, представляющие собою лишь особый вид истории, в которой повествование предшествует событию. Таинства, догматы и заповеди относятся к вечной философии и к божественному разуму, а притчи, род аллегорической поэзии, - к вдохновленному воображнию. Таким образом, мы видим, что наши знания вытекают друг из друга. История разделилась на церковную, гражданскую, естественную, литературную и т.д. Философия - на учение о боге, о человеке, о природе и т.д. Поэзия - на по- вествовательную, драматическую, аллегорическую и т.д. Отсюда - теология, естественная история, физика, метафизика, математика и т.д., метеорология, гидрология и т.д., механика, астрономия, оптика и т.д., словом, бесчисленное множество ветвей и отраслей, в качестве общего ствола которых должна рассматриваться в синтетическом порядке наука об аксиомах, или самоочевидных положениях.

При взгляде на столь обширный материал всякий задумается вместе с нами - повседневный опыт слишком убедительно говорит нам, насколько трудно трактовать с достаточной глубиной вопросы данной науки или искусства даже автору, который специально занимался ими всю свою жизнь. Следовательно, не нужно удивляться, если один человек потерпит неудачу в своем намерении изложить все науки и искусства. Здесь должны удивлять именно глупость и самонадеянность человека, который один отваживается на это. Тот, кто объявляет себя знающим все, обнаруживает лишь свое незнание границ человеческого ума.

Мы сделали отсюда вывод, что для того, чтобы быть в состоянии вынести это бремя, взятое нами на себя, необходимо его разделить, и тотчас же устремили взор на изрядное число ученых и мастеров - мастеров искусных и известных своими талантами, и ученых, сведущих в тех отдельных специальностях, которые предстояло им вверить. Мы предоставили каждому из них соответственную область: математические науки - математику, фортификацию - инженеру, химию - химику, историю древнюю и современную - лицу, сведущему в этих обеих областях, грамматику - автору, известному философским складом ума, которым проникнуты его работы, музыку, судоходство, архитектуру, живопись, свободные искусства, медицину, естественную историю, хирургию, садоводство, главные механические искусства - лицам, которые показали свои знания в этих различных специальностях. Таким образом, каждое из них, занимаясь лишь тем, в чем оно знало толк, могло здраво судить обо всем, написанном по этому вопросу в древности и в наше время, и приложить это к тем знаниям, которые оно почерпнуло из своего собственного опыта. Ни одно из них не заходило в чужую область и не вмешивалось в то, чему оно никогда не училось; и у нас большее применение получили метод, достоверность материалов, широта и обстоятельность, нежели у большинства лексикографов. Правда, этот план сильно умалял заслугу издателя, но зато много способствовал совершенству труда, и мы всегда будем думать, что приобрели достаточную славу, если публика будет нами довольна.

Единственно, в чем состояла наша работа, предполагавшая наличие некоторых знаний, - это заполнение пустот, разделяющих две науки или два искусства, и установление связи между ними в тех случаях, ко- гда наши коллеги полагались друг на друга, заполнение пустот такими статьями, которые казались одинаково принадлежащими многим специалистам, но не были написаны никем из них. Для того же, чтобы лицо, которому был поручен определенный отдел, не отвечало за ошибки, могущие проскользнуть в добавочные фрагменты, мы позаботились пометить эти фагменты звездочкой. Чужой труд для нас священен, и мы не преминем посоветоваться с автором, если случится, что в процессе издания его труд покажется нам требующим сколько-нибудь серьезного изменения.

Разные специалисты, к помощи которых мы прибегали, наложили на каждую статью как бы особую печать их стиля, стиля, свойственного материалу и предмету данного отдела. Рассуждения по химии будут отличаться от описаний древних бань и театров, так же, как и описания слесарных приемов от богословских исследований догматов и правил. Всякий предмет обладает своим колоритом, и поэтому приводить все отделы к известному однообразию значило бы смешивать их. Строгость стиля, ясность и точность - единственные качества, могущие быть общими для всех статей, и мы надеемся, что они будут замечены. Претендовать на большее - значит рисковать впасть в ту монотонность и безвкусицу, которые почти неотделимы от обширных произведений; крайнее разнообразие материалов должно быть чуждо этому.

Мы достаточно подробно осведомили публику о теперешнем состоянии нашего предприятия, к которому она проявила интерес, о главнейших полезных результатах его, если оно будет хорошо выполнено, об успехе или неуспехе наших предшественников в этом деле, об объеме его предмета, о системе, которую мы в нем проводили, о распределении материалов каждого раздела и о наших издательских функциях. Перейдем теперь к важнейшим подробностям осуществления этого предприятия.

Весь материал Энциклопедии может быть сведен к трем главным отделам: наук, свободных искусств и механических искусств. Мы начнем с того, что относится к наукам и свободным искусствам, и закончим механическими искусствами.

В области наук писалось много. Трактаты о свободных искусствах умножаются без конца - литературный мир наводнен ими. Но как мало среди них устанавливающих истинные принципы! Насколько многие из них удушают эти принципы в наплыве слов или губят в мнимых трудностях! Как много таких, почтение к которым внушается авторитетом и в которых заблуждение, поставленное рядом с истиной, либо вызывает недоверие к ней, либо само приобретает веру благодаря этому соседству! Несомненно, было бы полезнее, если бы писалось меньше, да лучше.

Из всех писателей отдавалось предпочтение тем, которые считались лучшими, по всеобщему признанию. У них именно и заимствовались эти принципы. К их ясному и точному изложению присоединялись постоянно сообщаемые примеры или мнения авторитетных лиц. Распространен обычай ссылаться на источники или пользоваться неточными, зачастую неверными и неясными цитатами, так что в разных частях, из которых составлена статья, нельзя узнать точно, к одному ли какому- нибудь автору надлежит обращаться по тому или другому пункту или ко всем вместе. Это замедляет и затрудняет проверку. Насколько было возможно, мы постарались этот недостаток устранить; в самом тексте цитировались статьи авторов, свидетельство которых служило опорой, приводились их собственные слова, когда это было необходимо, всюду сравнивались мнения, взвешивались доводы, указывались основания для сомнения или выходы из сомнения, даже давались иногда решения, опровергались, насколько это было для нас возможно, заблуждения и предрассудки и прилагались особые усилия к тому, чтобы не умножать и не увековечивать их, некритически защищая отвергнутые понятия или без оснований осуждая принятые мнения. Мы не страшились даже пространности, когда этого требовали интересы истины и важность предмета, жертвуя приятностью всякий раз, когда она не согласовывалась с принятыми нами объяснениями.

Мир наук и искусств далек от обыкновенного. В нем каждодневно совершаются открытия, о которых, однако, часто даются неверные сообщения. Для нас было важным обосновать среди них истинные, предупредить о ложных, установить их исходные пункты и, таким образом, облегчить исследование того, что еще не открыто. Факты приводятся, опытные данные сравниваются и методы придумываются только для того, чтобы пробудить гений отыскания неисследованных путей и приблизиться к новым открытиям, рассматривая тот шаг, на котором остановились великие люди, как первый. Вместе с этим мы ставили себе целью связать с принципами наук и свободных искусств историю их возникновения и их постепенный прогресс; и если мы достигли этой цели, то здравые умы не будут более заниматься поисками того, что было известно до них; в дальнейших произведениях наук и свободных искусств будет нетрудно выделить то, что изобретатели создали сами и что они заимствовали у своих предшественников. Труды получат оценку, а с людей, жаждущих славы, но лишенных таланта и нагло выдвигающих старые системы под видом новых идей, скоро будут сняты маски. Но для того чтобы достичь этих преимуществ, требовалось давать каждому предмету надлежащий объем, держаться лишь существенного, пренебрегать мелочами и не допускать довольно распространенного недостатка, а именно пространности там, где тре- буется лишь одно слово, доказательств того, что никто не оспаривает, и пояснений того, что ясно. На пояснения мы не скупились, но и не расточали их. Читатель убедится, что они необходимы всюду, где мы их давали, и излишни там, где он их не найдет. Мы старались не нагромождать доказательств там, где, по нашему мнению, было достаточно одного солидного довода, и приводили их в большем числе в тех случаях, когда их сила зависела от численности и единогласия.

Вот в чем заключаются все принятые нами меры предосторожности, вот и те богатства, на которые мы могли рассчитывать. Но у нас неожиданно появились другие богатства, которым наше предприятие обязано, так сказать, своей счастливой звездой, а именно рукописи, посланные нам любителями или доставленные учеными, из которых мы назовем здесь г. Формея8, непременного секретаря Прусской королевской академии наук и изящной словесности. Этот даровитый академик замышлял словарь почти такой же, какой и мы, и великодушно пожертвовал нам значительную часть сделанного им, за что мы не преминем почтить его. Сюда надо отнести также исследования и наблюдения, которые каждый художник или ученый, ведавший отделом нашего словаря, таил в своем кабинете и пожелал теперь опубликовать таким путем. Почти все статьи по общей и частной грамматике принадлежат к числу таких исследований9. Мы считаем себя вправе утверждать, что ни один известный труд по своему богатству и поучительности в отношении правил и обычаев французского языка и даже природы, происхождения и философии языков вообще не может соперничать с нашим. Таким образом, мы знакомим публику как в области наук, так и свободных искусств с обширными литературными фондами, о которых она, быть может, никогда бы и не узнала.

Но не менее способствовали совершенству этих двух важных отраслей и любезное содействие, оказываемое нам всюду, покровительство высокопоставленных лиц и сообщения многих ученых. Публичные библиотеки, частные кабинеты, коллекции, портфели и т.д. - все было для нас открыто как тружениками, так и ценителями наук. Небольшая находчивость и большие затраты доставили нам все, что невозможно было получить от одной только благожелательности, а вознаграждения почти всегда успокаивали реальные тревоги или притворные опасения тех лиц, к которым мы должны были обращаться.

Особенно многим обязаны мы г. аббату Салье, хранителю Королевской библиотеки, и поэтому мы не упустим случая выразить ему как от имени наших коллег, так и от всех, кто принимал деятельное участие в нашем труде, должную хвалу и признательность. Господин аббат Салье, со свойственной ему любезностью, воодушевленный удовольствием, которое ему доставляет возможность способствовать ве-

4. Философия в Энциклопедии.

ликому предприятию, позволил нам выбирать из фондов, хранителем которых он является, все, что могло пролить свет в тексты нашей Энциклопедии, или сделать ее привлекательной. Выбор государя находит оправдание, даже, можно сказать, почет, когда выказывается такое умение служить его целям. Науки и изящные искусства своими произведениями не могут особенно способствовать славе царствования их покровителя; мы, наблюдатели их прогресса, историки их, займемся лишь передачей их потомству. Пусть оно скажет, раскрывая наш словарь: таково было состояние наук и искусств в то время. Пусть оно добавит свои открытия к тем, которые мы зарегистрировали, и пусть история человеческого ума и его произведений шествует от поколения к поколению к самым отдаленным векам. Пусть Энциклопедия будет святилищем, где человеческие знания найдут убежище от времен и революций. Не слишком ли льстит нам слава ее основателей? Сколько преимуществ было бы у наших отцов и у нас, если бы труды древних народов - египтян, халдеев, греков, римлян и т.д. - были вложены в какой-нибудь энциклопедический труд, в котором одновременно излагались бы и верные принципы их языков! Сделаем же для грядущих веков то, чего, к сожалению, не сделали минувшие века для нашего. Мы осмелимся заметить, что если бы древние создали энциклопедию, как они создали множество других великих произведений, и если бы такая рукопись уцелела одна из всей знаменитой библиотеки Александрии, то она могла бы утешить нас в утрате всех остальных.

Вот что мы хотели сообщить читателю о науках и изящных искусствах. Отдел механических искусств потребовал не меньшего внимания и не меньших забот. Быть может, никогда и нигде не встречалось одновременно такого множества трудностей и так мало средств для преодоления их. Очень много писалось о науках, недостаточно хорошо писалось о большинстве свободных искусств, и почти ничего не писалось о механических искусствах, ибо чего стоит то немногое, что встречается у авторов, по сравнению с обширностью и богатством этого предмета? Из тех, кто о нем писал, один недостаточно сведущ в том, о чем ему надлежало говорить, и не столько справился со своим предметом, сколько показал необходимость лучшего труда; другой лишь слегка коснулся материала, трактуя его скорее как грамматик и как литератор, нежели как мастер; третий действительно более богат знаниями и более ремесленник, но вместе с тем настолько краток, что приемы мастеров и описания их машин - предмет, который отдельно может послужить материалом для обширных трудов, - занимают лишь весьма малую часть его сочинения. Чемберс не прибавил почти ничего к тому, что он перевел из наших авторов. Таким образом, все это побудило нас обратиться к ремесленникам.

Обращались к наиболее искусным мастерам Парижа и королевства. Брали на себя труд ходить в их мастерские, расспрашивать их, делать записи под их диктовку, развивать их мысли, выпытывать термины, свойственные их профессиям, составлять из них таблицы, определять и сопоставлять их с теми, которые записывались по памяти, и (предосторожность почти необходимая) исправлять в длительных и частых беседах с одними то, что другие объяснили недостаточно полно, неотчетливо, а иногда и неверно. Есть мастера, которые являются в то же время и людьми образованными; мы могли бы назвать их здесь, но число их весьма велико; большинство занимающихся механическими искусст- ввами посвятило себя этому делу по необходимости, и деятельность их основана на инстинкте. Из тысячи их вряд ли найдется десяток таких, которые были бы в состоянии дать удовлетворительные объяснения о своих инструментах и изделиях. Мы видели ремесленников, которые работали лет по сорок и ничего не понимали в своих машинах. Нам пришлось исполнять при них функцию, которою хвалился Сократ, трудную и тонкую функцию повитух умов - obstetrix animorum.

Но есть ремесла столь особенные и махинации столь сложные, что если не работать самому, не двигать машину собственными руками и не видеть образования изделия собственными глазами, то трудно и описать их точно. Поэтому нередко нам приходилось доставать себе машины, водружать их, браться за работу, становиться, так сказать, учениками и изготовлять плохие изделия, чтобы научить других делать хорошие.

Именно таким путем мы убедились во всеобщем неведении относительно большинства обиходных предметов и в необходимости выйти из этого неведения. Именно благодаря этому мы получили возможность показать, что человек образованный, лучше всех знающий свой язык, не знает и двадцатой части его слов; что хотя каждое искусство имеет свой язык, но этот язык еще очень несовершенен; что только благодаря сильнейшей привычке к взаимному общению ремесленники понимают друг друга, да и то скорее по обоюдному совпадению мыслей, нежели по одинаковому употреблению терминов. В мастерской диктует данный момент, а не мастер.

Вот метод, которому мы следовали при описании каждого ремесла. Трактовалось:

1°. О материале, его местонахождении, способах его приготовления, его добрых и плохих качествах, о различных его сортах, о действиях над ним при испытании его годности как до его употребления, так и при пуске его в дело.

2°. О главных изделиях, получаемых из него, и о способах их фабрикации.

3°. Давались названия, описания и изображения инструментов и машин в разобранном и собранном виде, разрезы литейных форм и тех инструментов, у которых требовалось знать внутренний вид, очертания и т.д.

4°. Объяснялись и изображались работа и главные действия на одной или многих гравюрах, где можно видеть иной раз одни руки мастерового, иной раз всего мастерового за работой, занятого самой трудной операцией своего ремесла.

5°. Собирались термины, свойственные данному ремеслу, и давались им самые точные определения, какие только возможны.

Но обычный недостаток навыка как в описании, так и в чтении описания ремесел, создает трудности для понятного объяснения. Отсюда возникает необходимость чертежей. Можно было бы показать на тысяче примеров, что даже словарь, написанный правильным и простым языком, сколь бы хорошо он ни был составлен, не может обойтись без чертежей, не впадая в темные и шаткие определения. Почему бы этому вспомогательному средству не быть тем более необходимым для нас? Один взгляд на предмет или его изображение говорит более, нежели страница рассуждений.

Рисовальщиков посылали в мастерские. Делались эскизы машин и инструментов. В тех случаях, когда машина заслуживала детального описания по важности своего назначения и по своей сложности, начинали с простого и переходили к сложному. Начинали с изображения в первом чертеже такого числа составных частей, чтобы их можно было различить без затруднений. На втором чертеже изображались эти же части, но с добавлением некоторых других. Таким способом постепенно изображали самую сложную машину, не создавая никаких затруднений ни для ума, ни для зрения. Иногда требовалось перейти от представления изделия к представлению машины, а в других случаях - от представления машины к изделию. В статье "Искусства" читатель найдет философские размышления о пользе этих методов и о случаях, когда надлежит предпочесть один из них другому.

Есть понятия общие почти для всех и настолько ясные для ума, что они не нуждаются в разъяснениях. Есть также и предметы настолько знакомые, что было бы смешно изображать их. Но в искусствах встречаются предметы настолько сложные, что изображать их было бы бесполезным; в первых двух случаях мы полагали, что читатель не совсем лишен здравого ума и опытности, а в последнем - отсылали его к самому объекту. Этот объект представляет собой золотую середину, и мы старались здесь следовать ему. Даже по одному только искусству, если бы мы пожелали сказать о нем все и изобразить в нем все, составилось бы несколько томов с гравюрами. Мы не кончили бы никогда, если бы задались целью представить в чертежах все состояния, через которые проходит кусок железа, прежде чем он превратится в иглы. Пусть рассуждение следует за трудовым процессом в мельчайших деталях - в добрый час! Что касается чертежей, то мы довольствовались лишь изображением важнейших движений рабочего и только таких трудовых моментов, которые весьма легко зарисовать и весьма трудно описать. Мы ограничивались здесь существенными положениями, то есть такими, изображение которых, когда оно сделано хорошо, необходимо влечет за собой представление о других, не показанных положениях. Мы не хотели быть похожими на того, кто расставляет проводников на каждом шагу дороги, боясь, что с нее собьются путники; достаточно, чтобы проводники находились всюду, где есть опасность заблудиться.

Впрочем, только труд создает мастера; по одним книгам нельзя научиться трудовым приемам. Мастер почерпнет из нашей книги лишь соображения, которые, быть может, ему никогда не пришли бы в голову, и наблюдения, осуществимые для него лишь в течение многих лет труда. Прилежному читателю, чтобы удовлетворить его любознательность, мы предложим то, чему он научился бы у мастера, наблюдая за его работой, а мастеру - то, чему следовало бы ему научиться у философа, чтобы достигнуть большего совершенства.

В науках и свободных искусствах мы разместили рисунки и гравюры по тому же принципу и так же экономно, как и в механических искусствах. Однако мы не могли сделать число тех и других менее шестисот. Два тома, которые они составят, будут далеко небезынтересной частью нашего труда, ибо мы поместили на страницах перед гравюрами пояснения к ним, со ссылками на соответствующие места словаря, к которым относится каждая фигура. Читатель открывает том гравюр; он видит машину, которая возбуждает его любопытство; это, например, мельница пороховая, бумажная, шелковая, сахарная и т.д. Напротив же он прочтет: черт. 50, 51 или 60 и т.д. - мельница пороховая, мельница бумажная, мельница сахарная, мельница шелковая и т.д.; затем он найдет краткое объяснение этих машин со ссылками на статьи Порох, Бумага, Сахар, Шелк и т.д.

По своему совершенству гравюра будет соответствовать рисункам, и мы надеемся, что гравюры нашей Энциклопедии по красоте так же превзойдут гравюры английского словаря, как и по числу. У Чемберса тридцать гравюр. По первоначальному же проекту он хотел дать сто двадцать. А мы дадим их, по меньшей мере, шестьсот. Неудивительно, если поле нашей деятельности непрестанно расширялось. Оно необъятно, и мы не льстим себя мыслью, что сумели его обойти полностью.

Несмотря на все средства и труды, о которых только что давался отчет, мы без колебания заявляем как от имени наших коллег, так и от нашего собственного, что всегда готовы признать недостаточность своих знаний и воспользоваться теми сведениями, которые будут нам сообщены. Мы примем их с признательностью и покорно согласимся с ними - настолько мы убеждены, что высшее совершенство Энциклопедии есть дело столетий. Требовались столетия, чтобы начать ее, столько же потребуется и для того, чтобы ре закончить, но это предстоит потомству и бессмертному бытию.

Мы же будем испытывать внутреннее удовлетворение при мысли, что не пожалели ничего ради успеха. Свидетельством этому может служить, например, то, что в науках и в искусствах есть разделы, которые перерабатывались раза по три. Мы не можем умолчать о том, что наши пайщики-книгопродавцы, к чести их, никогда не отказывались от всемерного содействия приведению всех отделов в более совершенное состояние. Следует надеяться, что стечение таких обстоятельств, как просвещенность сотрудников нашего предприятия, помощь тех, кто был в нем заинтересован, соревнование издателей и книгопродавцев, принесет хороший результат.

Из всего сказанного следует, что труд, публикуемый нами, трактуя о науках и искусствах, не предполагает никаких предварительных знаний, что в нем даются лишь самые необходимые сведения о предмете, что статьи его поясняют одна другую и что, следовательно, трудность наименований нигде не является помехой. Отсюда мы делаем вывод, что для ученого профессионала этот труд может заменить библиотеки по всем специальностям, за исключением его собственной, что он дополнит содержащие лишь первоначальные сведения, что он будет раскрывать истинные первоначала вещей, что он покажет отношения между ними, что он будет способствовать достоверности и прогрессу человеческих знаний и что, умножая число истинных ученых, выдающихся мастеров и просвещенных любителей, он окажет на общество полезное действие.