<<
>>

Пролог

 

Хочу, подытожив, оставить потомкам отчет о тех плодах моей охоты за мудростью, которые па взгляд состарившегося ума могу считать более истинными; мне уже перевалило за шестьдесят одип год, и не знаю, представится ли еще большее и лучшее время для размышлений.

Я уже записывал когда-то свои мысли об искании бога, потом еще не раз пытался выразить свои предположения об этом, а теперь чтение в книге Диогена Лаэрция «Жизнеописания философов» о том, как вели охоту за мудростью разные философы, заставило меня всей душой отдаться раздумью, сладостнее которого ничего не может быть в человеческой жизни. Что я нашел в тщательной медитации, пускай маловажное, грешный человек, робко и со стыдом постараюсь теперь здесь изложить в надежде подтолкнуть более способных к углублению моей мысли. Идти буду в следующем порядке. Вложенное в нас природное влечение побуждает нас искать не только знания, но и мудрости (sapientiam), то есть питательного знания (sapidam scientiam). Сначала я немного скажу о ее сути, потом для желающих философствовать [9] — что я и пазываю охотой за мудростью — опишу области охоты, а в пих некоторые места и приведу их в поля, переполпеппые, по-моему, желанной добычей.

яый дух всегда движим влечением — это движение и зовется жизнью,— и сила духа жизни без восстановления свойственным ему питанием иссякнет и прекратится. Пифагорейцы говорили, что жизненный дух потенциально заключен в теплоте семени, а тело в его теле2. Признавая это, стоики, или последователи Зепо- па, тоже говорили, что субстанция плодоносного семени содержится в его испаряющемся тепле; если оно совсем испарится, зерно или другое семя пе плодоносит 3 — так огонь, мы видим, слабеет и выдыхается, если кончится его питание. Оттого, считая небесные тела за их движение духами,— как мудрый Филон и Иисус, сын Сирахов, называют Солпце духом4,— древние говорили, что Солнце питается испарениями Океана, а Луна сходным образом насыщается испарением других потоков; они верили, что планеты, которым они приписывали изобильную боя^ественную жизнь, и другие боги наслаждаются душистыми испарепиями, и умилостивляли их фимиамом и благовониями: утверждая, что в пих обитает дух яшзни, имеющий природу эфира или чистейшего небесного огня, они приносили им пары приятнейших курений.

Все живые существа имеют природное представление и устойчивую память о своей пище, как и чувство своего подобия, чувствуя существ того же вида.

Платон считал необходимой причиной этого их идею, раз, кроме идей, ничто не постоянно5. Отсюда можешь вывести, что идеи не отделены от индивидов наподобие внешних прообразов: природа индивида соединяется с его идеей, природным образом получая от псе все это [знание]. По словам Лаэрция, Платон считал идею единым и многим, стоящим и движущимся: в той мере, в какой она — неразрушимый вид, она умопостигаема и едипа, а в той мере, в какой опа единится со многими индивидами, он называл ее многим. Равным образом, в той мере, в какой она пеизменна как умопостигаемая, оп имеповал ее неподвижной и устойчивой, а в той мере, в какой она сочетается с движущимися вещами,— подвижной. Прокл подробнее излагает, что сущпостпые первоначала впутренпне, а по внешние, и что через сращение, каким индивид сочетается со своей идеей, он этой умопостигаемой идеей связан с божеством, так что в меру своей способности существует наилучшим образом, каким может сущест- вовать и сохраняться. Лаэрций передает еще слова Платона, что идеи — начало и источник всех природно существующих вещей, которые благодаря им таковы, каковы они есть6. Все это, если правильно понять, пожалуй, не будет так уж противно истине, как внушают думать дурпые толкователи Платона.

Эпихарм тоже говорил, что все живое причастно знанию и премудрости. Скажем, курица не живоро- дит, а сначала откладывает яйца и своим теплом одушевляет их; только премудрость знает, как это устроено в природе, и курица явно от нее научается. И, еще говорит оп, нет ровно ничего удивительного, что, если можно так выразиться, животные и нравятся друг ДРУГУ» и сочувствуют, и кажутся прекрасными: собака собаке кажется великолепной, бык быку, осел ослу, свинья такой же свинье кажется прелестнее всех остальных7. И вот, если всякое животное имеет врожденное понимание того, что надо для необходимого сохранения самого себя и — раз оно смертно — своего потомства; если оно имеет навык охоты за своим питанием, потребный кругозор и приспособленные для охоты органы (скажем, животные, охотящиеся ночью,— врождеппое свечение глаз); если оно опознаёт найденное, выбирает и усваивает себе — то наша духовная жизнь уж во всяком случае не окажется лишена всего этого.

Нашему разуму тоже дарована от природы логика (logica), чтобы с ее посредством он мог дискурсивно двигаться, ведя так свою охоту; как говорил Аристотель, логика точнейший инструмент для охоты как за истинным, так и за подобным истине8. Потом, найдя, он опознает и жадно схватывает их. А ищем мы премудрость, потому что ею питается наш дух. Она бессмертное питание и питает тоже бессмертно. Премудрость светится в разнообразных разумных основаниях, по-разному ей причастных; ум ищет света премудрости во всех этих разнообразных разумных основаниях, чтобы, словно припав к ее сосцам, напитаться ею. Как среди разных чувственных вещей, которые когда-либо питали чувственную жизнь, эта жизнь рассудительно ищет себе питания, так среди чувственных познаний, применяя рассудок, интеллект охотится за своей духовной пищей. Причем одна пища питает его лучше, чем другая, только более ценное питание добывается с большим трудом.

Впрочем, поскольку человеку требуется больше стараний для хорошего пропитания своей животной природы, чем другому живому существу, и для добывания телесной нищи ему приходится при нужде тоже употреблять свою природную логику, он бывает ие так прилежен и внимателен в отношении духовной пищи, как требует его природа. Когда заботы чрезмерны, они отчуждают от созерцания премудрости. Недаром написано, что философия противоположна плоти и умерщвляет ее9. Между философами опять-таки обнаруживается большое различие, и главное потому, что ум одного лучший охотник, потому что упражнялся, и логика ему послушнее, и он умело ею пользуется, и еще потому, что один лучше другого знает, в какой области желанную премудрость быстрее отыскать и как уловить. Поистине философы не что иное, как охотники за премудростью, которую каждый по-своему прослеживает в свете прирожденной ему логики.

с 2. Через какое начало я искал законы премудрости

Первый среди мудрецов Фалос Милетский называет бога самым ранним, поскольку нерожденным, а мир прекраснейшим, поскольку созданным от бога 10. Читая у Лаэрция эти слова, я в высшей степени соглашался с ними. Я вижу и высшую красоту мира, и дивный связующий его порядок, в котором сияет высшая благость, премудрость и красота всевышнего бога. Все заставляет меня искать художника такого изумительного произведения. И я говорю про себя: нельзя познать неизвестное через еще менее известное, надо уловить что-то достовернейшее, в чем никто из охотников не сомневается и что всем заранее служит предпосылкой, чтобы в его свете искать неизвестное; ведь истинное созвучно истинному. Когда ум во мне старательно и жадно искал этой [достовернейшей опоры], я наткнулся на философское положение, которое и Аристотель принимает в начале своей «Физики»: что не может стать, не становится п. Опираясь на него, я вгляделся в области премудрости примерно таким путем.

1               

<< | >>
Источник: Николай Кузанский. Сочинения в 2-х томах. Т. 2 — М.: Мысль,1979. — 488 c.. 1979

Еще по теме Пролог: