§ 5. Продолжение. Спор между Дж.Ст. Миллем и Г. Спенсером
То, что психологистский способ понимания, который дробит единство вида на многообразие входящих в него предметов, не лишен трудностей, конечно, достаточно часто ощущалось; однако, устраняя их, успокаивались слишком рано.
Интересно наблюдать, как Дж.Ст. Милль[49], в противоречии со своей психологист- ской доктриной, пытается говорить отождественности атрибута и обосновать эту тождественность — в противоположность Спенсеру, который, являясь в этом случае более последовательным, считает допустимым говорить только о совершенно одинаковых (vollig gleiche)[50] атрибутах[51].
Когда мы видим разных людей, то это вызывает в нас не тождественные, но только совершенно одинаковые чувственные ощущения и, таким образом, считает Спенсер, даже человеческое начало в каждом человеке должно быть разным атрибутом. Но тог- 5 да, возражает Милль, — человеческое начало каждого человека в этот момент и полчаса спустя. Нет, утверждает он82, «если любое общее представление, вместо того чтобы быть Одним во Многом, рассматривалось бы в качестве стольких же многочисленных представлений, сколько имеет место вещей, к которым они при- ю менимы, то тогда не было бы никакого общего языка. Имя не имело бы никакого общего значения, если бы [имя] человек в применении к Гансу обозначало бы одну вещь, а в применении к Петеру83 — другую вещь, хотя и весьма сходную».
Возражение верное, однако оно не в меньшей степени затраги- 15 вает собственное учение Милля. Ведь несколькими строками далее говорится: «Значение всякого общего имени — это некоторое внешнее или внутреннее явление, которое в конечном итоге состо- ? ит из чувств, а эти чувства, если их непрерывность нарушена хотя бы на одно мгновение, суть более не те же самые чувства в смысле
щее нечто, — спрашивает Милль, — что дает общему имени значение? Спенсер может только сказать, что это сходство чувств; я же отвечаю на это: атрибут — это как раз сходство.
Имена атри- 25 бутов — это в конечном итоге имена сходств наших ощущений о (или других чувств). Всякое общее имя — будь оно абстрактное с; или конкретное — означает или соозначает одно или несколько этих сходств».Странное решение. Таким образом, «соозначение» не состоит зо более из атрибутов в обычном смысле, но из этих сходств. Но что же достигается этим переключением? Каждое такое сходство подразумевает ведь не индивидуальное или моментальное чувство (feeling) сходства, но тождественное «Одно во Многом», и при с; этом предполагается как раз то, что должно было бы быть отсю- 35 да прояснено. Естественно, не может иметь успеха и редукция к ^ меньшему числу таких неясных ситуаций. Все же каждому отдельному атрибуту соответствует одно из этих сходств. Однако в какой степени мы можем, собственно, говорить только об одном сходстве, так как все же каждому отдельному случаю с р а в - 40 нения соответствует одно особое сходство, следовательно, к каждому атрибуту относится неограниченное число возможных сходств? Это ведет к рассмотренному выше вопросу о том, что должна обосновать единая взаимосвязь всех этих сходств, к вом MillJ. St. Op. cit. S. 186 [161]. У Милля, соответственно, Джону и Уильяму. — Прим. перев.
просу, который стоит только задать, чтобы осознать ложность релятивистского понимания.
cdXI
Милль сам чувствует сомнительность своего объяснения; ибо он добавляет следующее: «Вероятно, не будут отрицать, что если сто ощущений до неразличимости сходны, то об их сходстве нуж- 5 но говорить как об одном сходстве, а не о сотне сходств, которые просто похожи друг на друга. Сравниваемых предметов много; но нечто общее всем им надо понимать как одно — совершенно так же, как признают [чем-то] одним всякое имя, хотя оно и соответствует численно различным звуковым ощуще- 10 § ниям всякий раз, как его произносят». Странный самообман. Как * будто декретом относительно способа речи мы могли бы опреде- о лить, соответствует ли многообразию актов единство мыслимого или нет, и как будто не идеальное единство интенции придает О речи единый смысл.
Конечно, сравниваемых вещей много, и, ко- is ^ нечно, общее им Нечто должно быть схвачено как одно — однако все же только потому мы говорим о должном, что как раз -g это Нечто есть одно. И если это имеет силу для сходств, то имеет силу и для самих не скрытых [за сходствами] (unverkleideten) атрибутов, которые, таким образом, должны существенно отли- 20 чаться от чувств (feelings). Нельзя, следовательно, уже говорить, что там, где исследуют понятия, занимаются психологией.«Спор между г-ном Спенсером и мной, — говорит Милль (там же, S. 185), — это спор только о словах, ибо никто из нас не думает, ф что атрибут есть реальная вещь, которая обладает объективным 25 8\ существованием; мы полагаем, что это только особый способ давать имя нашим ощущениям или нашим предвосхищениям ощуще- о ний, если смотреть на их отношения к внешнему объекту, который их вызывает. И вопрос, поднятый г-ном Спенсером, касается не свойств какой-либо реально существующей вещи, а относительно зо большей или меньшей пригодности для философских целей двух "" различных способов употребления и м е н и». Конечно, мы В также не утверждаем реальности атрибутов, однако мы требу- § ем более четкого анализа того, что скрывается за этими «видами Ї употребления имени » и что обосновывает «пригодность имени для 35 cd философских целей » и для мышления вообще. Милль не видит, что S
целостный смысл имени и любого выражения есть равным образом * видовое единство и что проблема только отодвигается, если един- 3 ство вида редуцируют к единству значения слова.