§ 30. Продолжение. Аргументы Беркли из области проведения геометрического доказательства
Во втором пункте Беркли ссылается на пример проведенной линии, которая служит геометру при доказательстве. Насколько эмпиристские склонности Беркли сбивают его с пути и заставляют отдавать предпочтение чувственно-созерцательной единичности перед собственным объектом мышления, обнаруживается в том, что он здесь, как, впрочем, и везде, считает чувственный единичный случай (или, скорее, чувственную аналогию идеального единичного случая), который служит опорой математическому мышлению, субъектом доказательства.
Как будто доказательство проводится в отношении черты на бумаге, нарисован- 6*ного мелом на доске треугольника, а не в отношении прямой, треугольника как такового или «вообще». Выше12ь мы уже рассмотрели эту ошибку и показали, что доказательство проводится не для нарисованной единичности, но с самого начала для всеобщности — для всех прямых вообще, мыслимых в одном акте. Ничего не меняет в этом способ, каким выражается геометр, формулируя общее утверждение и начиная доказательство, например, словами: пусть АВ — прямая... При этом не говорится, что доказательство проводится прежде всего в отношении этой прямой АВ (или в отношении некоторой определенной, представленной посредством нее идеальной прямой), и последняя функционирует тогда как представительница для любой другой прямой; при этом говорится только, что АВ в символизирующем созерцании должна предстать как наглядный пример, чтобы послужить основанием для интуитивного (насколько это возможно) постижения мысли прямая вообще, мысли, которая составляет истинный и всепроникающий элемент этого логического контекста.
Насколько мало [идея] представительства может помочь прояснению общего мышления, обнаруживается и в вопросе о том, как же обстоит дело с многообразными представлениями общего, которые должны были появиться при проведении мнимого доказательства в отношении прямой на бумаге.
Соответствующие этим представлениям созерцаемые единичности (Anschaulichkeiten) нельзя все же рассматривать равным образом в качестве объектов доказывающего мышления. Ибо иначе не состоялось бы конституирование даже одного-единст- венного утверждения; мы имели бы просто представляющие единичные идеи, но не мышление. Разве мыслимо осуществить предикацию посредством какого-либо конгломерата таких единичностей? Конечно, функция общего имени и его общего значения в предикате другая, чем в субъекте, и, как мы уже заметили выше, она вообще весьма различна, в зависимости от логических форм, т. е. форм мыслительных связей, с которыми сплавлены {общие} значения; {она сохраняет тождественное ядро содержания и модифицируется благодаря различным синтаксическим функциям. (Ср. примеч. в § 16.). Как можно было бы разделаться со всеми этими формами, в которых проявляется конституирование «мышления» как такового или, говоря объективно, в которых a priori развертывается идеальная сущность значения (так же как сущность числа в формах чисел), — как можно было бы разделаться с ними одной фразой о представительстве?|2Ь Ср. § 20; ср. также: Locke/. В. IV. § 9. S. 1.