<<
>>

  6. Продолжение  

Затем, оставив в стороне все эти несправедливые обвинения [Аристотеля], вернемся к другим ошибкам «Лекций». Разве не ошибка его учение в пятой главе первой книги о том, что противоположности будто бы не возникают из других противоположностей? Как будто бы сам он не допускает, что белое и черное как противоположности возникают из первичных качеств, которые также противоположны! Точно так же разве не ошибочно его утверждение, что все возникает из противоположностей? Как будто бы дом, например, но возникает, раз он возникает из гипса, дерева и камня, которые вовсе не есть противоположности? И опять- таки, разве не ошибочно он учит, что первоначала должны быть противоположными? Как будто бы между ними не должна существовать скорее какая-то симпа&тия для того, чтобы они легче могли объединиться? Ведь если сам Аристотель делает форму и лишенность противоположностями, то, не говоря уж о том, что абсурдно делать лишенность началом, разве это поло&жение не опровергается и не опрокидывается определе&ниями противоположностей и лишенностей, данными в «Органоне»? Равным образом ошибочным представ&ляется его утверждение в шестой главе, которое он высказывает также в «Логике» и повторяет во второй главе пятой книги, а также в других местах, будто нет ничего противоположного субстанции.
Но ведь суб&станция огня, несомненно, противоположна субстанции воды. Ты, правда, скажешь, что эта противополож&ность заключается только в качествах. Но поскольку пз этих качеств каждое свойственно только своей суб- станции, той, из которой оно возникает й от которой оно получает свое бытие, то разве в этих качествах ие проявляются противоположности самих субстан&ций? Допустим, что и в том и в другом веществе имеется субстанция одной и той же природы. Но чем же тогда объяснить, что из данной субстанции разви&ваются именно эти качества, а не те, которые им про&тивоположны? Еще одна ошибка — утверждение Ари&стотеля в той же главе, будто противоположности не могут подвергаться взаимному воздействию.
Разве не борется холод с теплом, а влажное с сухим? Разве эти качества не ослабляют и не уничтожают взаимно друг друга? Ошибочно и нечестиво положение, выска&занное Аристотелем в девятой главе, будто из ничего ничего не возникает. В самом деле, он не ограничи&вает это положение силами природы, а провозглашает его в абсолютном смысле. Далее, ошибка и нечестие то, что материю он объявляет непорождаемой, т. е. тем самым он утверждает, что она не была сотворе&на. Кроме того, в седьмой главе второй книги он вы&сказывает ошибочное мнение, будто форма, цель и производящая причина совпадают, разумеется с точки зрения одного и того же их результата. В самом деле, каким образом отец может быть идентичен суще&ственной форме сына? Ошибочен также защищаемый Аристотелем в восьмой главе взгляд, будто искусство ие размышляет. Это означало бы, что мастера делают все необдуманно. Ведь если мастер-строитель не за&думывается над тем, следует ли сначала закладывать фундамент или строить крышу, то разве он поэтому не думает и над тем, делать ли это сейчас или в дру&гое время? Из этого материала или из другого? Та&ким образом или иначе? и т. д. Обрати внимание, на&сколько верно и последовательно Аристотель делает в первой главе третьей книги форму и лишенность вида&ми субстанции, подобно тому как белое и черное — это виды качества, и опять-таки, насколько удачно его утверждение, что тяжелое и легкое скорее виды перемещения, чем качества. В шестой и седьмой гла&вах он указывает, что не может быть числа, больше которого нельзя было бы придумать, но что величина такая возможна, например Вселенная. Помилуйте, а почему нельзя себе представить большую массу, чем эта Вселенная? Разве же не признают теперь все, что бог мог бы (конечно, если бы он только захотел) со&творить мир больший, чем тот, который он сотворил? Более того, бог даже мог бы сотворить и бесконечный мир, как утверждают многие. В седьмой главе Ари&стотель устанавливает, что бесконечное следует опре&делить как то, за пределами чего всегда можно допу&стить что-то еще.
Но каким образом может бесконеч&ное зависеть от чего-то, что находится вне его? В восьмой главе Аристотель принимает как постулат вечную смену возникновений,— словно мир вечен! В четвертой книге ошибочным представляется [мне&ние], будто место есть поверхность, и то, что не суще&ствует пустоты, и то, что время есть мерило движе&ния. Однако все это будет более подробно показано в своем месте. Кроме того, ты убедишься, что в пятой главе все королларии выведены неправильно; я уж не говорю о том, что сомнения Зенона не находят там удовлетворительного разрешения и что из этой главы можно сделать вывод, будто не существует больше никакого места за пределами мира, взятого в целом (во всяком случае за пределами самого крайнего не&ба), что представляет собой явную нелепость. В че&тырнадцатой главе он спрашивает, будет ли суще&ствовать время, если не будет души, которая бы его отсчитывала, и отвечает на этот вопрос отрицательно. Значит, если все спят и ни одна душа не считает, то и время прекращает свой бег! Прекрасное средство продлить жизнь и предотвратить старость! В четвер&той главе пятой книги Аристотель устанавливает троякое единство: по роду, по виду и по числу. А между тем ясно, что единство существует лишь двоякое: по роду и по виду, как будет доказано в своем месте. Но допустим, что Аристотель прав. Для единства по числу, т. е. для единства полного в соб&ственном смысле, он требует совершенства и правиль&ности. Как будто бы урод не единый человек или он не численно единый урод или как будто неравносто&ронний треугольник не есть численно единая фигура, хотя в первом случае мы имеем дело с несовершен&ным человеком, а во втором — с неправильной фигу&рой. А для чего Аристотель в четвертой главе шестой книги так пространно доказывает, что все одинаково делимо и неделимо, в пятой — что ни в том, что дви&жется, ни в движении, ни во времени нет ничего пер&вичного, в шестой — что вещи не непрерывные тоже участвуют щ этой бесконечности и отсутствии границ, равным образом как и остановка и покой, о которых он говорит в восьмой главе? Для чего это, я спраши&ваю? Кто это поймет? Палка бесконечна в том смыс&ле, что в ней нет ничего первого и ничего последнего и поэтому она лишена концов? И в подобном же ро&де — о беге и времени, в течение которого человек живет, и обо всем прочем.
В десятой главе Аристотель утверждает, что неделимое но движется. Но разве душе не свойственны какие-то свои движения, когда она что-либо видит или что-либо себе представляет? Это допускает даже сам Аристотель в третьей главе восьмой книги. А ведь душа неделима. Если же ты скажешь, что речь здесь идет о неделимой величине, то разве не бессмысленно все это положение, прини&мая во внимание, что, согласно Аристотелю, недели&мой величины нет и не может быть? В восьмой книге помимо бесчисленных ошибок, которые можно встре&тить в пятой, шестой, седьмой и восьмой главах, осо&бое внимание обращает на себя его нечестивая по&пытка в первой главе утвердить идею вечности дви&жения и, таким образом, в противоречии с догматами истинной веры представить мир несотворениым и вечным.

Давай посмотрим, с помощью каких доводов он пытается в этом убедить. Вот его первый довод: Дви&жение есть акт движимого, следовательно, возможность, движения предшествовала движению. Теперь я спра&шиваю: разве он не побивает сам себя логикой своих собственных построений? Ведь если что-либо предше&ствовало движению, то движение не вечно. Рассмот&рим второй довод: Движущее [начало] и возможность движения либо были созданы, либо вечны; ни того ни другого нельзя утверждать.

Однако почему же либо одно из этого, либо даже то и другое не могло быть вечным, не находясь при этом в движении? Потому что это нелепо, говорит Аристотель. Превосходная настойчивость и поистине философская! Однако, говорит Аристотель далее, если тело, способное к движениюу предшествовало двигате&лю, то это тело находилось в покое, и, следовательно, необходимоу чтобы прежде существовало другое дви&жение, отрицанием которого был тот покой. Как буд&то бы человек, родившийся слепым, должен был быть зрячим во чреве матери для того, чтобы его слепота могла считаться отрицанием [зрения]. Третий довод: Потенция должна быть близка к акту. Как будто бы камни, которые от сотворения мира были скрыты под землей, прежде чем их выкопали, не обладали той же потенцией по отношению к дому, который строит&ся сегодня, какую они имеют за несколько дней до начала строительства? Четвертый довод: Время веч&ноу следовательно, вечно и движение.

В пользу этого последнего довода он приводит следующие соображения: 1) это утверждают все фи&зики, кроме Платона. Как будто бы этот вопрос об&суждается на форуме, где подсчитываются голоса! Я не говорю уж о том, что мнение Платона стоит ты&сячи других, и даже мнения самого Антигенида154; 2) время не существует без «теперь», а всякое «те&перь» есть начало того времени, которое за ним сле&дует, и конец прошедшего. Как будто бы пе может существовать теперь, которое есть и начало и конец! Например, в том случае, если движение неба имело начало, или также в том случае, если мы согласимся, что движение не измеряется временем,— а это мы уже выше договорились доказать в своем месте.

<< | >>
Источник: Пьер ГАССЕНДИ. СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. Том 2. «Мысль» Москва - 1968. 1968

Еще по теме   6. Продолжение  :