§ 1 7 d) Применение к критике номинализма
Если мы обратимся опять к номиналистической теории абстрагирования, то она допускает ошибку, как мы заключили из предыдущего, прежде всего в том, что она совершенно упускает из виду формы сознания (формы интенции и коррелятивные им формы осуществления) в их несводимом своеобразии.
Отсутствие удовлетворительного дескриптивного анализа в этой теории приводит к непониманию того, что логические формы суть не более чем эти формы интенции значения, возведенные в сознание единства, т. е. формы, которые сами объективированы в идеальные виды. И к этим формам относится как раз и общее. Номинализм смешивает, далее, различные понятия общего, которые мы выше разграничили. Он односторонне отдает предпочтение общему, которое принадлежит понятиям в их предикативной функции, и причем принадлежит в качестве возможности присоединять предикативно одно и то же понятие к нескольким субъектам. Так как он, однако, не осознает логически-идеальный характер этой возможности, коренящийся в
форме значений, он подставляет на ее место психологические связи, которые чужды смыслу соответствующих предикатов и положений и даже с ним несовместимы. Так как он претендует одновременно на то, чтобы посредством такого психологического анализа полностью прояснить сущность общих значений, 5 то такие смешения особенно сильно затрагивают общее в универсальных и видовых представлениях, относительно которых мы видели, что они принадлежат сопряженной со значением (bedeutungsmaBig) сущности отдельного акта самого по себе как присущая ему форма значения. То, что феноменологически ю принадлежит имманентной сущности отдельного акта, перетолковывается здесь в психологическую игру событий, которые ничего не могут прояснить, разве что каузально, относительно отдельного акта, в котором все же живо совершенно
целостное сознание общего.
§18. Учение о внимании как обобщающей силе |
Последнее критическое замечание не затрагивает, конечно, gt; некоторых современных исследователей, примыкающих к Мил- 20 Q лю (или, если возвращаться еще дальше, к Беркли), поскольку они ~8 выделяют проблему, каким образом возникает вид как неразличимое [внутри себя] единство в противоположность многообразию, и пытаются разрешить ее, не обращаясь к общему [как ре- ш зультату] ассоциативной функции и, соответственно, к общему іь применению того же самого имени и понятия ко всем предметам
Утверждают, что в этой концепции содержится все, что необходимо для понимания мышления общего.
Лучше всего мы дадим здесь слово епископу Клойнскому, который вдохновил представленные учения, хотя его собственное учение оказало влияние и на другие воззрения, как было уже указано. Он полагает, что вначале кажется затруднительным, «каким образом мы можем знать, что данное предложение истинно о всех частных треугольниках, если мы не усмотрели его сначала доказанным относительно абстрактной идеи треугольника, одинаково относящейся ко всем треугольникам. Ибо из того, что была указана принадлежность некоторого свойства такому-то частному треугольнику, вовсе не следует, что оно в равной мере принадлежит всякому другому треугольнику, который не во всех отношениях тождествен с первым. Если я доказал, например, что три угла равнобедренного прямоугольного треугольника равны двум прямым углам, то я не могу отсюда заключить, что то же самое будет справедливо о всех прочих треугольниках, не имеющих ни прямого угла, ни двух равных сторон. Отсюда, по-видимому, следует, что для того, чтобы быть уверенными в общей истинности этого предложения, мы должны либо приводить отдельное доказательство для каждого частного треугольника, что невозможно, либо раз навсегда доказать его для общей идеи треугольника, которой одинаково со- причастны все частные треугольники и которая их все одинаково представляет.На это я отвечу, что, хотя идея, которую я имею в виду в то время, как произвожу доказательство, есть, например, идея равнобедренного прямоугольного треугольника, стороны которого имеют определенную длину, я могу тем не менее быть уверенным в том, что оно распространяется на все прочие прямолинейные[63]треугольники, какой бы формы или величины они ни были, и именно потому, что ни прямой угол, ни равенство или определенная длина двух сторон не принималась вовсе в соображение при доказательстве. Правда, что диаграмма, которую я имею в виду, обладает всеми этими особенностями, но о них совсем не упоминалось при доказательстве теоремы. Не было сказано, что три угла потому равны двум прямым, что один из них прямой, или потому, что стороны, его заключающие, равной длины, чем достаточно доказывается, что прямой угол мог бы быть и косым, а стороны неравными, и тем не хменее доказательство оставалось бы справедливым.
Именно на этом основании я заключаю, что доказанное о данном прямоугольном равнобедренном треугольнике справедливо о каж-дом косоугольном и неравностороннем треугольнике, а не то, что доказательство относится к абстрактной идее треугольника. И здесь следует признать, что человек может рассматривать фигуру просто как треугольную, не обращая внимания на определенные свойства углов или соотношения сторон. До этих пор он может абстрагировать; но это никогда не сможет послужить доказательством того, что он способен образовать противоречивую абстрактно-общую идею треугольника. Сходным образом мы в той мере можем полагать, что Петр — это человек или Петр — это животное, не образуя [при этом] вышеупомянутой абстрактной идеи человека или животного, в какой [нами] не принимается во внимание все, что воспринимается»111.