<<
>>

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ МЕТАФИЗИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ  

Если бы было известно что-либо о сущности вещей — было бы известно все. Слово «метафизика» существует очень давно уже, созданное властным требованием Истины, но до настоящего времени еще не знают, что оно выражает и к чему оно применимо.
А между тем так просто было дать ему объяснение и применение к одной только универсальности вещей, к бытию, именуемому Вселенной, подобно тому как слово «физика» применяется к отдельным вещам, к частям мира, взятым раздельно. Однако все способствовало тому, чтобы отклонить нас от столь простого объяснения, чтобы помешать нам рассматривать Вселенную как бытие, как самое метафизическую истину, являющуюся результатом всякой истины, чувственной или физической. Ибо результат этот действительно отличен по природе своей от той или иной истины, от того или иного существа, воспринимаемого нашими чувствами, ибо результат этот не может обладать ни о^дним из свойств, которыми одно существо отличается от другого.

Метафизика, объектом которой отдельный человек является лишь постольку, поскольку речь идет о просвещении его относительно его самого, не имеет и не может иметь иной задачи, как рассмотрение существ в массе, в общем, в целом, рассмотрение их с тех сторон, которые в самом точном смысле слова являются присущими им всем, в том, что можно сказать о каждом из них, что делает их одинаковыми, что они представляют собой в глазах разума. Метафизика не имеет и не может иметь иной задачи, как подняться над уровнем познаний, имеющих задачей лишь рассмотрение вещей в отдельности, в их частностях и подробностях, в их взаимоотношениях и в общей им всем зависимости, в их различиях и сходстве, в том, что их выделяет, в том, чем они представляются зрению телесному а.

Необходимо, чтобы метафизик довел свою задачу до конца, чтобы он поднялся так высоко и углубился так далеко, что за достигнутыми им пределами окажется

а Спекулятивная геометрия рассматривает предметы метафизически, но поверхностно, в соответствии с ее предметом.

полная невозможность следовать дальше; чтобы он не оставил за собою ничего невыясненным; чтобы он узрел сущность и даже, выражаясь вполне точно, самую суть существования (ибо у последнего есть суть и самая суть, так же как и явления); чтобы он доказал одновременно и начало вещей, и отрицание этого начала; чтобы все явления, зависящие от истины, нашли свое объяснение; чтобы все вопросы относительно его компетенции были разрешены и чтобы выводы его всегда соответствовали здравому смыслу и общепринятому опыту.

Дав это определение, перехожу к моей задаче, к которой оно естественно и приводит, и утверждаю, что чело- вежу свойственно обладать полным и целостным знанием истины, иметь о ней врожденную идею.

Эта идея по отношению к вещам является самой истиной, и человеку остается лишь раскрыть ееь.

Ибо даже если бы он стал отрицать свое врожденное полное и целостное знание истины, сделать это, как мы увидим в дальнейшем, ему не удалось бы, хотя бы он при этом ссылался на некоторое противоречие в этом сознании.

Однако именно потому, что он обладает полным и целостным знанием истины, он отнюдь не может обладать таким же знанием физических истин, и именно вследствие самой природы этих истин, по поводу которых единая безусловная и безоговорочная истина, истина метафизическая, показывает, что они являются истинами лишь с оговорками и более или менее относительно с.

b Раскрытие дает человек; раскрывается же основа, общая ему наравне со всеми существами. Вот что необходимо постоянно иметь в виду для правильного истолкования двусмысленности, с которой я принужден выражаться, когда я углубляюсь главным образом в человека для отыскания в нем истины, присущей в той же мере всем остальным существам.

с Человек как человек, как особое существо есть существо физическое, или отдельное, и в качестве такового не может обладать истиной в точном смысле слова. Отсюда следует, что в области физического не может быть ничего строго доказанного или доказуемого. Раскрытие истины не может быть делом физики. Обращаю, однако, внимание на то, что, устанавливая это положение, я тем самым раскрываю истину и что из невозможности раскрытия истины путем физики вытекает невозможность этим путем вывести заключение против очевидности.

Как из нашего неведения относительно того, что мы обладаем полным и целостным знанием истины, так и из того, что нам невозможно обладать таким же знанием истины порядка физического, вытекает то, что мы говорим и считаем, что имеем все основания говорить, будто истина не создана для человека. Но можем ли мы это обоснованно утверждать, не впадая в противоречие, то есть знание истины не является ли для нас средством утверждать, что истина не создана для человека? Какое иное средство помимо этого знания находится в нашем распоряжении для того, чтобы не голословно делать подобное заявление, а со всей требуемой строгостью это утверждать? Вот о чем я спрашиваю всякого, кому охота поразмыслить над этим.

Если же истина действительно заключается в том, что истина не для человека, то и в этом случае имеется известное противоречие.

Ибо если это истина, то отсюда следует, что истина все же создана для человека. Это истина частичная — скажут нам, пожалуй, — но не вся истина, как таковая. Однако если это истина, хотя бы и частичная, она все же строго истинна. Если же она строго истинна d, она истина, потому что с истинами метафизическими дело обстоит не так, как с физическими: последние множественны, а метафизические истины являются единой истиной. Все дело в том, чтобы познать их все в одной и той же истине, все их познать в единой истине. В этом и состоит раскрытие истины, которая могла бы быть изложена в двух строках, если бы не требовалось показать ее одною и тою же в ста различных видах, между которыми абсурд усматривает различия, заключающиеся в одних только словах е.

d Неосновательное утверждение, будто истина не создана для человека, не относится к области ни физики, ни морали. Неужели она может быть какой-либо иной, чем метафизической? Говорят, что она должна быть дана откровением. Взываю по этому поводу к истине метафизической, при которой исчезают всякие откровения.

е Истина нуждается в раскрытии, которое я ей даю в дальнейшем лишь вследствие управляющего нами абсурда; оно было бы излишним для детей наших, если бы мы воспитывали их вдали от ложных впечатлений. То же и в еще большей мере я утверждаю об истине моральной, ибо, если бы истина эта составляла наши нравы, о ней нечего было бы и сказать.

Движение, время, пространство и пр. разнятся, например, от Вселенной, от материи согласно абсурду, но не согласно истине, которая во всех метафизических существах, во всех положительных универсальных коллективах видит лишь одно и то же бытие.

Одному моему другу я написал следующее письмо: «Отсылаю вам книгу, которую вы спрашиваете; вы хотите, чтобы я, кроме того, высказал о ней свое мнение. Вот оно в нескольких словах...» Автор ее в основу кладет мысль, будто истина не создана для человека, и доказывает ее при помощи истины несомненной, что посредством чувств мы не можем ни в чем приобрести уверенности1*.

Он доказывает это также, ссылаясь на авторитеты, но авторитеты излишни, когда слово должно принадлежать одному только разуму.

Если бы автору было известно, что бессмысленно полагать метафизическую точность вне предметов метафизических; если бы он знал, что предметам физическим, предметам чувственным свойственно не обладать этой точностью, то есть не быть метафизическими, будучи физическими, не быть универсальными, будучи частными,— он в качестве просвещенного метафизика не провозгласил бы своего основного начала, которое именно как начало разрушает свою собственную основуg, и не применил бы доказательства, которое также разрушает его основное начало, ибо, как я уже говорил, его доказательство, что мы не можем черпать строгую уверенность из чувств, есть истина несомненная, истина метафизическая.

Эта несомненная истина, вытекающая из универсального опыта, всегда приводит к пирронизму9 (если ее рассматривать в отдельности, если ограничиться рассмотрением лишь ее одной, если не усматривать ее в истине метафизической) и заставляет нас выводить ложное следствие, будто, если мы не обладаем полным и целостным знанием предметов физических, предметов чувственно воспринимаемых, тем более мы не можем обладать

f Говоря просто чувства, я разумею чувства разъединенные и действующие вразброд: чувства, объединенные между собой и с остальными предметами, составляют интеллект.

s Не следует утверждать, будто истина не создана для человека, когда полагают, что таким утверждением устанавливается истина.

знанием относительно предметов метафизических. Или другими словами: если чувства наши ограничены, тем более ограничен наш разум (raison). Вывод этот делается наперекор всякой логике от частного к общему, и мы тем не менее постоянно его делаем, когда рассуждаем о вещах интеллектуальных.

Пирронизм из всех систем является наиболее непоследовательным, когда распространяется на предметы метафизические, и наиболее безрассудным, когда применяется к предметам физическим.

Вы легко поймете, что не о разумном пирронизме я говорю: я желал бы, чтобы все люди были разумными пирронистами,— тогда истина не встречала бы помех.

Допускать истину метафизическую, как то обычно делают; пытаться ее познать, как всегда пытались; полагать, что знают ее наполовину, как всегда полагали, раз всегда возводили построения на том или ином основном начале, на существовании, например, двух субстанций h; часто ссылаться на общие положения, вытекающие, как видно будет, из этой истины,— не доказательство ли это того, что она создана для нас и что для познания ее нам недостает лишь ее раскрытия?

Однако, возражают нам, эта якобы истина может существовать лишь per mentem (в уме); она не может обладать реальностью вне наших представлений, или, выражаясь более общо, в вещах может быть лишь то, что мы в них вкладываем. Я согласен, что в вещах может быть лишь то, что мы в них вкладываем, но пусть об этом помнят...

h Книга Бытия исходит из существования бога, как это видно из первых ее слов: «Вначале бог создал небо и землю»; но в ней не говорится ни что такое бог-творец, бог, по воле которого существуют твари, ни чем он был до сотворения. Это-то я и скажу, показав, что бог есть Целое, через которое существуют части, и Все, через которое части не существуют. Но так ли разумел это автор книги Бытия?.. Нет! Однако и в нем слышался до известной степени голос истины, и он его использовал, чтобы утвердить своего бога, причем главной его целью было сделать из него существо физическое и моральное, что возвеличило бы его могущество, служа пугалом для народа. Какое представление можно получить о его боге, творящем мир в течение семи дней, как не представление физическое, представление о зодчем? Но я делаю здесь недопустимое предположение — я предполагаю, что вещь абсурдная может будить мысль.

В вещах физических может быть лишь то, что мы в них вкладываем, и так как, согласно их природе и нашей природе, взятой со стороны физической, представления каждого из нас более или менее различны, то вещи эти и представляются более или менее различными каждому из нас.

Вот что можно сказать относительно мира физического и того, что способствует доказательству его существования...

Что касается мира метафизического, то я также согласен, что и в нем не может быть ничего, кроме того, что мы в него вкладываем. А так как природе его, которая есть не что иное, как наша собственная природа, взятая со стороны метафизической, свойственно, чтобы мы все представляли себе одно и то же, то мир этот всегда одинаков для каждого из нас, для нас, взятых со стороны физической, как род человеческий, то есть взятых с той стороны, которой мы отличаемся от остальных существ

А раз это установлено, то отсюда следует, что истина тем не менее создана для нас, хотя в ней нет ничего, помимо того, что мы себе представляем. Но пусть сопоставят нижеследующие размышления с предшествующими.

Утверждают, будто для человека невозможно постичь бога, как он постигает самого себя. Сказать это легко, но где доказана эта невозможность? Она либо есть, либо ее нет. Утверждать не следует ни того ни другого, а надлежит мудро усомниться. Если она есть, то из этого следует, что человек познает бога, как он познал себя самого, ибо каким образом человек мог бы доказать самому себе невозможность этого познания иначе, нежели путем этого познания? Но, ответят нам, тут есть проти-

1 Приблизительно подобное рассуждение приводит ныне к утверждению, что у всякого своя собственная метафизика и что метафизики общей для всех не существует. На основании этого же рассуждения, которое не было доселе развито, заключают обычно, но не логично, что если истина поныне не открыта, она и не может быть открыта. Что за химерическая у вас гордыня, говорил мне один из наших философов, притязать на открытие того, чего столь многие великие люди тщетно добивались! Он не подумал о том, что я ношу в себе ту же книгу, что и они, что я обладаю таким же непосредственным правом ее читать и что, быть может, я ее и прочитал проще, нежели они делали со всей их якобы мудростью. О coecas hominum mentes! 10 воречие по существу. Согласен, но единственно потому, что в основу кладется положение, будто человеку невозможно познать бога, как он познает самого себя, или, что то же, быть тем, что есть бог. А основание это нелепо.

Познать бога, как он познает самого себя, несомненно означало бы быть тем, что есть бог: это значило бы быть богом. Таким образом, слово познать означает в оспариваемом мною предложении не что иное, как быть, и предложение это действительно сводится к тому, что человеку невозможно быть тем, что есть бог. Исходя из этого, я соглашаюсь с этим предложением, рассматривая человека как человека, как существо физическое или частное. Но я перестаю с ним соглашаться, когда я рассматриваю человека со стороны его разума, его основы, которая для него является общей со всеми остальными существами, и когда я рассматриваю бога как составляющего эту основу и ничего больше. Тогда человек для меня более не человек, равно как и не бог; я в них обоих вижу лишь одно и то же бытие. И если я говорю: не больше, чем бог, — это значит, что, сотворив бога по образу нашему, как физическому, так и моральному, как мы всегда считали себя вправе это делать, мы сделали из него человека — такого, каким его рождают женщины. Однако попробуйте отнять то человеческое, что мы вложили в понятие о боге; будем его рассматривать лишь, как представляющего собою Целое и Все, существование относительное и существование безотносительное — и, вместо того чтобы возмущаться тем, что я здесь утверждаю, в этом увидят лишь разумное. Впрочем, прошу обратить внимание на обещание, которое я даю, а именно что следствием, вытекающим из моих утверждений, явится самая здравая мораль...

Слово познавание (connoitre) выражает способность физическую, способность эта противна бытию метафизическому, а также и человеку, рассматриваемому по отношению к этому существу, рассматриваемому и взятому с точки зрения метафизической. Если бы это существо себя знало, если бы оно знало человека и было им познано, все бы это совершалось путем приобретенных идей, а подобные идеи — чисто человеческие. Когда говорят о том, чтобы человек познал бога, не подразумевают, конечно, чтобы это делалось путем приобретенных идей, то есть чтобы он познал бога так, как он познает дерево. Таким образом, человек, рассматриваемый по отношению к богу, не обладает больше той же природой, он уже не то же существо, что человек, рассматриваемый по отношению к дереву: он не состоит больше из приобретенных идей; это уже сама врожденная идея, идея, являющаяся esse, а не esse tale11, составляющая основу существования, из коей мы сделали божество, сотворив его, впрочем, по образу и подобию нашему, придав ему наши добродетели, существующие, как и наши пороки, лишь в силу нашего состояния законов, и придав ему наш рассудок и даже нашу внешность...

Если бы независимо от сказанного выше стали доказывать, что именно вследствие того, что человек, зная о положенных ему пределах, утверждает, будто ему невозможно познать бога так, как бог сам себя познает, я попросил бы человека, который бесспорно, сознает себя ограниченным, указать мне точную границу, метафизическую точку, отделяющую его от бога, которого, по его собственному признанию, он постигает; если же он не в состоянии указать мне эту точку, что в самом деле было бы нелепо,— как же может он знать, где пролегают для него пределы по отношению к богу!

Вот о чем я вопрошаю его разум (Fentendement), а не его представления, ибо он согласен с тем, что в этом отношении чувства его ничего не значат: ограничены его чувства, разум же его — нисколько.

Но, нагромоздив в воображении своем миллионы лет на миллионы лет в поисках вечности, человек, не могущий никогда найти того, что ищет, не имеет ли оснований заключить, что он ограничен? Нет, ибо именно такое следствие он должен был бы вывести, если бы он отыскал то, что ищет, в том нелепом направлении, в котором он ищет. Мы обладаем полным и целостным понятием об отрицательном бытии, именуемом вечностью, бесконечностью, безмерностью и пр., именно потому что мы не постигаем пределов существования,— а это полное и целостное понятие есть ли что-либо иное, чем основа существования, которая всюду и во всем одинакова? Говорили ли бы мы о вечности, определяли ли бы ее, отличали ли бы ее от времени, если бы не постигали ее? Когда мы говорим, что не постигаем ее, мы говорим лишь, что не постигаем ни начала, ни конца ее, а это

именно и значит постигать ее тем единственным образом, которым она может быть постигнута. Ибо вечность есть не что иное, как отрицание всякого начала и всякого конца, не что иное, как отрицательное существование существования положительного, название чему — время. Мы сотворили божество из понятия об обоих этих существованиях, которые существуют, не будучи божеством, как я это покажу впоследствии, то есть не имея нашего подобия, физического и морального.

Нелепо, чтобы бог (я разумею бытие метафизическое) постигался как совершенство и чтобы в то же время он постигался несовершенно. Если бы мы его постигали лишь несовершенно, если бы мы не имели о нем понятия совершенного, мы не более должны были бы утверждать о нем, что он совершенен, чем о каком-либо предмете физическом или чувственно воспринимаемом, который мы никогда не можем постичь в совершенстве, ибо в природе его быть не совершенным, а лишь более или менее совершенным, как всякий иной чувственно воспринимаемый предмет. Было бы противоречие в том, чтобы понятие о совершенстве было понятием несовершенным...

Дабы постичь бога, как он сам себя постигает, необходимо постигать его совершенным — абсолютным и даже бесконечным, вечным, безмерным и пр., а это нечто совсем иное. Однако, по собственному нашему признанию, мы его именно таким и постигаем; стало быть, мы его постигаем так, как он сам себя постигает к.

Следовательно, мы являемся им по самой сущности своей природы; следовательно, истина создана для нас,

97

4 Д. Л.-М. Дешан

к Сказать о боге, что он постигается совершенным,- значит сказать о нем, что мы его постигаем совершенным, то есть что мы то же, что и он. Слово постигать в применении к божеству означает быть, как я доказал это относительно слова познавать. Но, могут тут мне возразить, мы не то, что мы видим, почему же нам быть тем, что мы постигаем? Почему постигать и быть должно означать одно и то же? Отвечаю, что мы видим предмет физический лишь постольку, поскольку мы являемся тем, что мы видим из этого физического предмета, поскольку предмет этот составляет нас из своих собственных частей, и что, следовательно, видеть — значит быть тем из предмета видимого, что мы видим, значит отчасти состоять из него. Мы не солнце, но мы отчасти являемся тем немногим, что нам кажется о нем. Мои дальнейшие рассуждения устранят все сомнения на этот счет.

ибо истина есть не что иное, как бог, лишенный того человеческого, что мы нелепым образом в него вложили...

Атрибуты совершенный, абсолютный, бесконечный и пр. в наших устах лишь слова, но они стали бы конкретностями и главным образом тем предметом, к которому они применимы, если бы голос истины, вложивший их в нашу речь, был лучше слышен, если бы мы слепо не связывали с ними понятие о морали, понятие, которое существует лишь вследствие ложных наших нравов, давших нам добродетели и пороки, и которое составляет копию этих нравов. Кроме этих атрибутов, которые, взятые независимо от всякой морали, применимы к существованию, есть чисто моральные атрибуты — справедливый, благий, мудрый, милосердный, отмщающий, но в последующем выяснится, что один лишь абсурд мог применить их к существованию. То же самое я утверждаю и относительно атрибутов, почерпнутых из физической природы человека, каковы: разумный, предвидящий, провидящий и мыслящий.

Мы постигаем, что бесконечность существует, и говорим, что не понимаем бесконечного,— это противоречие. Ибо на основании чего полагали бы мы, что оно существует, если бы мы его не понимали? Доказательство того, что мы его понимаем, что мы его постигаем,— это то, что невозможно иметь представление о законченном без этого знанияЕсли бы, предположив абсурд, мы имели одно без другого, то то, что мы имели бы, не было бы представлением ни о законченном, ни о бесконечном,— это значило бы иметь одно из двух и в то же время не иметь его, что нелепо. Не существует и не может

1 Бесконечное и совершенное — два бытия, или, вернее, одно бытие в двух видах, из которых, как я это покажу, один является отрицанием другого; Законченное совершенно — поэтому мы и говорим о произведении, совершенство которого желаем выразить, что оно законченно. Прибавим, что если мы не говорим, что не постигаем законченного, подобно тому как не постигаем бесконечного, то происходит это оттого, что мы принимаем законченное за то, что окончено, как человек или земной шар. Закончен- ное не есть то, что окончено; это термин собирательный, общий, термин метафизический, выражающий все окончания, все, что окончено; термин этот одновременно и отрицается и утверждается термином бесконечное. Раскрытие истины состояло только в том, чтобы с собирательными общими терминами, как положительными, так и отрицательными, связать понятия, и связать те понятия, которые одни только им соответствуют..,

существовать ничего, кроме конечного (отсюда — законченные существа) и бесконечного. И то и другое необходимо существуют, ибо Ничто (le Rien) (о котором нелепо полагают, будто не имеют о нем никакого представления) есть одно из них, как выяснится к великому изумлению нашего неведения...

Оттого, что мы не знаем, что такое бесконечное, мы говорим, что не понимаем его; но из нашего незнания о том, что такое бесконечное, не следует, что мы его не постигаем. Из этого следует лишь, что мы не раскрыли того, что оно собою представляет. Не станем же более говорить, что не понимаем бесконечного, которое есть Все, или отрицательное существование чувственно воспринимаемого, а будем говорить, что не раскрыли того, что есть бесконечное, и постараемся это сделать.

4*

99

То же самое говорю и о конечном, ибо на его счет мы не более просвещены, чем относительно бесконечного, хотя и полагаем, что знаем его лучше из-за существ законченных, которых мы знаем. Но, заметим тут же, что существа эти — законченные лишь по видимости, лишь для глаз телесных. Конечное, их утверждающее, и бесконечное, их отрицающее, существуют под этой видимостью, существуют в глазах разума; достаточно подумать, чтобы нисколько в этом не сомневаться, чтобы утверждать, что существа теснейшим образом связаны между собой, что они образуют Существование в то время, как кажутся отдельными одно от другого, как кажутся телами, рассеянными в пространстве, в протяжении, то есть в совокупности их, называемой Вселенной и которую я называю Целым или Всем, смотря по тому, рассматривается ли она относительно или безотносительно, как единая или единственная. Предупреждаю тут же, что для усвоения моего построения все зависит от того, хорошо ли усвоены эти противоположные аспекты существования, и что ничто не может быть легче для всякого, кто захочет сказать себе, что по существу имеется совокупность существ и что совокупность эта, будучи чисто интеллектуальной, создана не для того, чтобы быть видимой, а для того, чтобы быть познанной. Тогда увидят, что из этой-то совокупности сотворили бога совершенного и бесконечного, оставляя в стороне то человеческое, что мы в него вложили, сотворив его по образу и подобию нашему. И меня станут читать с такой

легкостью, которую теперь и не могут себе представить. Предупреждение это чрезвычайно существенно.

Бог был во все времена и находится еще в настоящее время под вопросом; изо дня в день трудятся над доказательством его существования, хотя нравы наши опираются на него, как если бы оно было доказано. Разве это не свидетельствует о том, что мы чувствуем в себе способность познать его? Но почему же способность эта не была доселе претворена в действие? Потому, что это претворение невозможно было в состоянии диком, или природном, приведшем нас всех к состоянию законов; потому, что наше состояние законов по необходимости дало нам о боге, или, правильнее говоря, о Существовании, чрезвычайно ложные понятия, и нелегко было в хаосе этих понятий распутать истину, которая могла выявиться для нас только из этого хаоса.

Размышления эти, на мой взгляд, более чем достаточны для того, чтобы убедить — насколько можно быть убежденным до прочтения всего произведения в целом,— что истина создана для человека и что если она всегда оставалась для нас загадкой еще большей, чем предметы физические, весьма от нас отдаленные, то это происходило единственно потому, что мы никогда не раскрывали как следует идею истины, присущую одинаково нам всем, равно как и всякому иному существу, ибо истина, будучи Всем, и есть идея. Эту-то идею я и предполагаю раскрыть все более и более, но я особенно прошу моих читателей, если они хотят меня понять как следует, перестать видеть человека физического и морального в бытии, которое они именуют богом и которое я называю Существованием. Ибо если они будут все же пытаться видеть в нем человека, согласно не изжитым предрассудкам, согласно религии, — они меня не поймут. Надобно также, чтобы они не теряли из виду, что предметом моим является совокупность существ и что совокупность может представлять для них нечто чувственно воспринимаемое только в отдельных ее частях. Совокупность эта еще не подвергалась рассмотрению, а ее-то и надобно было рассмотреть, чтобы добыть истину...

Доказать, как я только что это сделал, что истина создана для человека,— значит доказать, что она имеется в качестве бытия. Надобно; стало быть, это существенное и неотъемлемое доказательство добавить к тем, которые я приведу в пользу существования Целого и Всего, ибо существование это и есть истина положительная и отрицательная. Это и чувствовали, говоря о боге, который возникает из голоса разума (la raison), из понятия о Целом и обо Всем, что он есть сама истина; вера или религия не имели иной цели, как создать из этого понятия существо универсальное по нашему подобию.

 

<< | >>
Источник: Дом Леже-Мари ДЕШАН. ИСТИНА, ИЛИ ИСТИННАЯ СИСТЕМА. Издательство социально - экономической литературы. «Мысль» Москва-1973. 1973

Еще по теме ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ МЕТАФИЗИЧЕСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ  :