<<
>>

ПРАВО, ДАННОЕ ПРИРОДОЙ, или ЕСТЕСТВЕННОЕ ПРАВО. 

Смысл данного слова настолько известен, что вряд ли найдется человек, который не был бы внутренне убежден в очевидной понятности для него данного права. Это внутреннее сознание одинаково свойственно и философу, и человеку никогда не размышлявшему, с той лишь разницей, что на вопрос: что такое право? - последний, за недостатком выражений и понятий тотчас же отсылает вас к суду совести и немеет; первый же приходит к молчанию и к более глубоким соображениям, лишь пройдя порочный круг, который приводит его обратно к исходному пункту или наталкивает на другой вопрос, не менее трудный, нежели этот, от которого он думал отделаться своим определением и на который он отвечает так: право есть основа или первый принцип справедливости.
Но что такое справедливость? Это долг воздавать каждому то, что ему подобает. Но на что мог притязать тот или другой человек при таком положении вещей, когда все принадлежало всем и, быть может, не существовало даже ясного понятия долга? И что должен другим тот, кто позволяет им делать все и не требует ничего? Тут именно философия и начинает сознавать, что из всех понятий морали понятие естественного права является наиболее важным и наиболее трудным для определения. И мы тоже считали бы, что сделали много, если бы нам удалось ясно установить некоторые принципы, с помощью которых можно было бы разрешить труднейшие вопросы, обычно выдвигаемые против понятия естественного права. Для этой цели необходимо опять-таки подойти к вопросу со всей строгостью и высказывать утверждения лишь в случае очевидности, - по крайней мере, такой очевидности, которая доступна вопросам морали и удовлетворяет благоразумного человека.

1°. Очевидно, что если человек не свободен или если его решения, принимаемые быстро, или даже колебания порождаются некоей материальной вещью, которая является внешней по отношению к его душе, то его выбор не есть акт нетелесной субстанции или простой способности этой субстанции.

Если дело обстоит так, то нет ни разумной доброты, ни разумной злости, между тем как доброта и злость могут быть животными. Нет ни морального блага, ни морального зла, ни справедливости, ни несправедливости, ни долга, ни права. Отсюда, заметим попутно, видно, насколько важным является прочное установление реальности, я уж не говорю - произвола, но свободы, которую весьма часто смешивают с произволом.

П. Мы влачим убогое, суетное и беспокойное существование. У нас есть страсти и нужды. Мы хотим быть счастливыми, и человек несправедливый и обуреваемый страстью постоянно готов делать другим то, чего он не желает для себя. Эту мысль он высказывает самому себе в глубине своей души и не может от нее избавиться. Он видит свою злобность и должен признаться себе в этом или признать за всеми ту свободу действий, которую он себе присваивает.

ПІ. Но как мы можем упрекать человека, обуреваемого столь сильными страстями, в том, что сама жизнь становится для него тяжким бременем, если он не удовлетворит их, - человека, который за право распоряжаться жизнью других людей отдает им свою? Что мы ответим ему, если он смело заявит: "Я сознаю, что причиняю страх и смятение человечеству, но я либо должен быть несчастным, либо причинять несчастье другим. И для меня никто так не дорог, как я сам. Пусть меня не упрекают в этом отвратительном себялюбии: оно от меня не зависит. Это голос природы, который никогда не звучит для ума моего убедительнее, нежели тогда, когда он оправдывает меня. Но ведь и в сердце моем он звучит столь же сильно! О люди! Я взываю к вам: кто из нас на одре смерти не согласился бы купить себе жизнь ценой жизни большинства людей, если бы это осталось безнаказанным и втайне? Но, - будет он говорить дальше, - я справедлив и откровенен. Если для моего счастья требуется, чтобы я избавился от всех надоевших мне жизней, то и всякий другой индивид, кто бы он ни был, также может потребовать моего уничтожения, если я ему надоел. Этого требует разум, и я под этим подписываюсь.

Я не настолько справедлив, чтобы мог требовать от другого жертвы, которой я не хочу принести ему сам".
  1. Прежде всего я вижу то, что, мне кажется, признают и добрый и злой, а именно, что нужно подвергать все обсуждению, так как человек не просто животное, но животное, которое рассуждает; что, следовательно, в таком подходе заключаются средства для раскрытия истины; что тот, кто отказывается ее искать, отрекается от звания человека и должен рассматриваться остальными людьми как дикий зверь и что если истина открыта, то всякий, кто не соглашается с ней, - безумец или сознательный злодей.
  2. Итак, что мы ответим нашему неистовому оратору, прежде чем задушить его? Что все его рассуждение сводится к вопросу: получает ли он право распоряжаться жизнью других людей, отдавая им в распоряжение свою жизнь, ибо он хочет быть не только счастливым, но и справедливым, и при своей справедливости избежать эпитета "злой"; в противном случае его следовало бы задушить, не отвечая ему. Мы ему ответим: если бы даже то, что он предоставляет другим, находилось в его полной власти и зависело от его усмотрения, а условие, которое он предлагает другим, было для них выгодным, он не имел бы никакого законного права требовать, чтобы другие согласились с ним; что тот, кто говорит: я хочу жить, - имеет для этого такое же основание, как и тот, кто говорит: я хочу умереть; что этому последнему дана только одна жизнь и, предоставляя ее в распоряжение других, он не становится господином бесконечного числа жизней; что его обмен был бы справедливым только в том случае, если бы на всей поверхности земли существовали лишь он да еще другой злодей; что нелепо требовать от других того, что не хочешь сам, и неизвестно, будет ли опасность, которой он подвергает своего ближнего, равна той, которая угрожает ему самому; что, предоставляя игре случайности свою жизнь, он не может уравновесить этим того, что я при этом рискую моей жизнью; что вопрос о естественном праве несравненно сложнее, нежели ему кажется; что он провозглашает себя сразу и судьей и тяжущейся стороной, и весьма возможно, что его судилищу данное дело неподсудно.
  3. Но если мы отнимем у индивида право судить о сущности справедливого и несправедливого, то кому мы передадим решение этого вопроса? Кому? Человечеству. Только оно может его решать, ибо всеобщее благо есть его единственная страсть.
    Воля отдельных лиц ненадежна; она может быть и благой и дурной, а общая воля всегда является благой, - она никогда не ошибалась, она не ошибется никогда. Если бы животные были по своему состоянию несколько ближе к нам, если бы существовали верные способы общения между нами и ими, если бы они могли ясно выражать нам свои чувства и мысли и столь же ясно понимать нас, словом, если бы они могли подавать свой голос на всеобщем собрании всего живого, то следовало бы пригласить туда и их; и дело о естественном праве разбиралось бы уже не перед человечеством, но перед животным миром. Но животные отделены от нас неизменными и вечными преградами, а здесь идет речь о системе знаний и идей, свойственных только человеческому роду, которые проистекают из его достоинства и организуют его.
  4. Именно к всеобщей воле должен обращаться индивид, желающий знать, доколе ему надлежит быть человеком, гражданином, подданным, отцом, ребенком, когда ему следует жить и когда умирать. Только ей принадлежит власть устанавливать пределы всякого долга. Вы имеете священнейшее естественное право на все, что у вас не оспаривается всем человеческим родом1. Эта всеобщая воля объясняет вам сущность ваших мыслей и ваших желаний. Все, что вы поймете, все, что вы надумаете, будет благим, великим, возвышенным, прекрасным только если это будет соответствовать имеющимся у всех общим интересам. Важнейшим достоинством вашего рода является лишь то, что вы требуете от ваших ближних как для своего собственного, так и для их счастья. Именно это ваше согласие со всеми и согласие всех с вами характеризует вас, и если вы выходите из числа членов своего рода, и если вы останетесь в их числе. Не упускайте этого из виду никогда, в противном случае вы увидите, что понятия о благе, справедливости, человечности и добродетели в вашем разуме поколеблены. Говорите себе чаще: я человек, у меня нет иных подлинно неотъемлемых естественных прав помимо тех, которые принадлежат всему человечеству.
  5. Но, скажете вы, где же хранилище этой всеобщей воли? Куда я могу обратиться к ней за советом? Она - в основах писаного права всех цивилизованных наций, в общественных делах диких и варварских народов, в молчаливых взаимных договорах врагов человеческого рода и даже в возмущении и злобе, в этих двух страстях, которыми природа наделила почти все существа вплоть до животных, дабы возместить несовершенство социальных законов и утолить жажду мести.
  6. Итак, если вы внимательно обдумаете все, что сказано выше, то вы придете к убеждению: 1°, что человек, внимающий лишь голосу своей личной воли, - враг человеческого рода; 2°, что всеобщая воля является в каждом индивиде чистым актом разума, который размышляет при молчании страстей о том, чего человек может требовать от своего ближнего, и о том, чего его ближний имеет право требовать от него; 3°, что такой взгляд на всеобщую волю человеческого рода и на общее желание является правилом поведения для одного индивида по отношению к другому индивиду в одном и том же обществе, индивида по отношению к обществу, членом которого он является, и общества, членом которого он является, ко всякому другому обществу; 4°, что покорность всеобщей воле есть связующее начало всех обществ, не исключая и тех, которые созданы преступлением (увы, добродетель столь прекрасна, что даже воры чтят ее образ в недрах своих вертепов); 5°, что законы должны считаться созданными для всех, а не для одного, в противном случае этот отщепенец будет похож на неистового ритора, которого мы задушили в параграфе V; 6°, что поскольку из двух воль - всеобщей и индивидуальной - всеобщая воля никогда не заблуждается, то нетрудно увидеть, которой из них, ради счастья человеческого рода, надлежит вверить законодательную власть и какое почтение подобает воздавать августейшим смертным, чья частная воля сочетает в себе власть и непогрешимость всеобщей воли; 7°, что если даже предположить постоянное изменение понятия всеобщей воли у народов, то сущность естественного права от этого не меняется, ибо она всегда будет относительным выражением всеобщей воли и общего желания человеческого рода; 8°, что справедливость относится к правосудию, как причина к следствию, или что правосудие является не чем иным, как выражением справедливости; 9°, и, наконец, что все эти выводы очевидны для того, кто рассуждает, а того, кто не хочет рассуждать, ссылаясь на то, что он — человек, следует рассматривать как существо извращенное.
<< | >>
Источник: В.М. БОГУСЛАВСКИЙ. Философия в Энциклопедии Дидро и Даламбера / Ин-т философии. - М.: Наука,1994. - 720 с. (Памятники философской мысли).. 1994

Еще по теме ПРАВО, ДАННОЕ ПРИРОДОЙ, или ЕСТЕСТВЕННОЕ ПРАВО. :