§ 9. в) Понимание вырванных [из контекста] синкатегорематиков
Серьезную трудность представляет понимание вырванных из всякой связи синкатегорематиков. Если наша концепция верна, то тогда ведь что-либо подобное совершенно не может иметь места.
Согласно этой концепции несамостоятельные элементы категорематической законченной речи (Xoyoq) нерасторжимы. Каким образом можно было бы, следовательно, как это все же делал уже Аристотель, рассматривать эти элементы вне всякой связи? Он называет как та aveu аъця^ок^, та ката (j.T|5e(.iiav аиця^оюуу Хєуоцєуа[158] все виды слов, а также синкатегорематики. Этому возражению мы могли бы прежде всего противопоставить наше указание на различие между «собственными» и «несобственными» представлениями, или, что то же самое, на различие между просто интендирующими и осуществляющими значениями.Мы могли бы как раз сказать: вырванные [из контекста] синкатегорематики, такие как равный (gleich), в связи с, и, или, не могут получить какого-либо интуитивного понимания, какого- либо осуществления значения иначе чем в связях охватывающей их целостности значений. Если мы хотим «прояснить» себе, что означает слово «равный», то мы должны обратить внимание на некоторое наглядно данное равенство, мы должны действительно («собственно») осуществить сравнение и на его основе привести к осуществляющемуся пониманию утверждение формы а = в.
Если мы хотим прояснить значение слова и, то мы должны действительно произвести какой-либо акт соединения и благодаря тому, что совокупность становится в собственном смысле пред- ставимой, осуществить значение формы а и И так повсюду. Несамостоятельность осуществляющего значения, которая, таким образом, с необходимостью функционирует в каждом реализованном осуществлении в качестве составной части осуществляющего значения более широкого содержания, обусловливает то, что в переносном смысле мы теперь говорим о несамостоятельности интендирующего значения[159].
Несомненно, что здесь представлено верное и ценное рассуждение. Мы можем эту мысль выразить и таким образом, что никакое синкатегорематическое значение, а именно никакой акт несамостоятельной интенции значения, не может выполнять познавательную функцию без связи с каким-либо категорематическим значением. И вместо значения мы могли бы, естественно, сказать выражение, понимая его в нормальном смысле как единство звучания слова и значения, или смысла. Однако теперь возникает вопрос, можно ли допустить, принимая во внимание совпадающее единство между интендирующим и осуществляющим значением, которое имеет место в состоянии осуществления, что осуществляющее значение является несамостоятельным, а интендирующее — самостоятельным. Другими словами, можно ли допустить, что о несамостоятельности интуитивно неосуществленных интенций значений и выражений можно говорить только в переносном смысле, а именно только в том, который определяется несамостоятельностью возможного осуществления. Едва ли это приемлемо, и это возвращает нас, таким образом, к тому, что и пустые интенции значений — «несобственные», «символические представления», которые придают смысл выражению помимо всякой познавательной функции, — несут в себе различие самостоятельности и несамостоятельности. Затем возвращается, однако, поставленный вначале вопрос-сомнение: как объясняется неоспоримый факт, что становятся понятными отдельные синкатегорематики, например отдельное слово и? В отношении своих интенций значения они несамостоятельны, это означает все-таки, что такие интенции могут существовать только в категорематических связях, т. е. вырванный [из этих связей] союз, например, и должен был бы быть пустым звуком.
Это затруднение можно разрешить только следующим образом. Вырванный синкатегорематик или совсем не обладает тем же самым значением, что и в категорематической связи, или же обладает им, но испытывает некоторое дополнение значения, даже если содержательно совершенно неопределенное, так что 5 он тогда становится неполным выражением в данный момент живого и дополненного значения.
Изолированное и мы понимаем или потому, что к нему присоединяется косвенная, хотя и не артикулированная вербально мысль об определенном, хорошо нам знакомом союзе как аномальное значение, или же мы понимаем ю его потому, что при содействии неопределенных содержательных представлений и без всякого вербального дополнения устанавливается мысль типа А и В. В последнем случае словечко и функционирует нормально, поскольку оно относится, собственно, только к некоторому моменту внутренне реализованной пол- 15 ной интенции значения, и причем к тому же самому моменту, что и во взаимосвязи категорематических выражений, относящихся к совокупностям (Kollektionen); аномально, однако, в той мере, в какой оно не находится во взаимосвязи с другими выражениями, в которых находят свое нормальное проявление дополняющие 20 части наличного значения.Таким путем устраняются эти трудности, и мы могли бы допустить, что различие самостоятельных и несамостоятельных значений точно так же касается области интенций значения, как и области осуществления, и что тем самым действительно сущест- 25 вует положение вещей, которое затребовано с необходимостью благодаря возможной адеквации между интенцией и осуществлением.
§ 10. Априорные закономерности В комплексе ЗО значений
.о
а именно что з н а ч е н и я подчиняются априорным за- Я конам, которые регулируют их соединение в новые значения. Каждый случай несамостоятельного значения, S в соответствии с тем, как мы это рассмотрели весьма в общем виде 40 J в отношении несамостоятельных {предметов}[160], подчинен {сущ- я ностному закону}[161], который регулирует его потребность в до- полнении посредством новых значений, т. е. выявляет виды и формы связей, в которые оно должно быть включено. Так как не существует никакого соединения значений в новые значения без связующих форм, которые сами опять-таки обладают характе- 5 ром значений, причем несамостоятельных, то становится очевидным, что в любом соединении значений проявляются {(априорные) сущностные закономерности}[162].
Конечно, имеющий здесь место важный факт относится не только к области значений, но играет свою роль повсюду, где бы ни существовало соединение, ю Все соединения вообще подчиняются чистым законам, и в особенности все материальные соединения, ограниченные единой предметной областью, у которых результаты соединения должны попадать в ту же самую область, что и члены соединения, — в противоположность формальным («аналитическим») соединени- 15 ям-совокупностям, которые не зависят от содержательных особенностей области [применения] и не объединяются благодаря содержательной сущности своих членов объединения. Ни в одной области мы не можем объединить произвольные единичности посредством произвольных форм, но определенная область 2о единичностей ограничивает a priori число возможных форм и определяет закономерности их наполнения. Общий характер этого факта не освобождает от обязанности выявлять их в каждой данной области и исследовать определенные законы, в рамках которых они развертываются. 25 Что касается, в частности, области значений, то уже самое беглое размышление показывает, что мы не вольны в присоединении значений к значениям, и поэтому мы не можем произвольно перемешивать элементы в осмысленно данном единстве-соединении. Только некоторые заранее определенные значения зо сочетаются [друг с другом] и конституируют опять-таки осмыс- ленно единые значения, тогда как прочие комбинаторные воз- $ можности закономерно исключены: они дают только нагромож- ^ дение значений вместо одного значения. Невозможность соеди- ct нения есть сущностно закономерная невозможность, т. е. прежде 35 всего она не просто субъективная, и это не просто зависит от на- $ шей фактической неспособности (от ограниченности нашей «духовной организации»), что мы не можем реализовать это единство. В тех случаях, которые мы здесь имеем в виду, невозможность следует понимать скорее как объективную, идеальную, 40 коренящуюся в «природе», в чистой сущности области значений и схватывать ее как таковую с аподиктической очевидностью. Эта невозможность, говоря точнее, свойственна не отдельным особенностям значений, которые [пытаются] объединить, но,
пожалуй, сущностным родам, которым они принадлежат, т. е. категориям значений. Хотя уже само отдельное значение обладает характером вида, по отношению к категории значений оно как раз только {сингулярная особенность}[163]. Так же ведь и в арифметике нумерически определенное число есть сингулярная 5 особенность относительно форм и законов чисел. Таким образом, где бы мы ни усматривали невозможность соединения данных значений, эта невозможность указывает на безусловно всеобщий закон, согласно которому вообще значения соответствующих категорий значений, соединенные в подобной структуре ю и в соответствии с этими же чистыми формами, не должны давать единообразного результата {— одним словом, это априорная невозможность.
Естественно, что все только что изложенное имеет силу как относительно невозможности, так и относительно возмож- 15 ноет и соединения значений.
Рассмотрим теперь пример. Выражение это дерево зеленое имеет единое значение. Если мы в процессе формализации переходим от данного значения (от самостоятельного логического утверждения) к соответствующей чистой конфигурации значе- 20 ния (Bedeutungsgestalt), к «форме утверждения», то мы получаем это S есть Р, некоторую идею формы (Formidee), которая включает в свой объем истинно самостоятельные значения. Ясно, что, так сказать, материализация этой формы, ее конкретизация в определенных утверждениях, возможна бесконечным числом спо- 25 собов, но что мы в этом не полностью свободны, но связаны жесткими рамками. Переменная S не может быть заменена любым произвольным значением, и также — переменная Р. Хотя мы можем в рамках этой формы изменить наш пример это дерево зеле- }юе в это золото у это алгебраическое число, этот синий ворон зо _ и т. д. зеленые, короче, можем вставить любую произвольную в несколько расширенном смысле номинативную материю, так же q3 как для Р — любую произвольную адъективную, — мы получаем | тогда снова и снова единое осмысленное значение, причем само- і стоятельное утверждение указанной формы — но как только от- 35 ^ клоняемся от категорий материи значения, смысловое единство § пропадает.
Там, где имеет место номинативная материя, может Я стоять любая номинативная, но не адъективная или реляционная § или целостная пропозициональная материя; там же, где находит- 5 ся материя таких категорий, может всегда находиться точно та- 40 j кая же, т. е. каждый раз материя той же категории и никакой дру- х гой. Это верно для любых значений, какого бы сложного вида они ни были.
При свободной замене материй в пределах их категорий могут получаться ложные, глупые, смешные значения (утверждение в целом или возможные члены утверждения), но всегда получаются единые значения, или грамматические выражения, смысл которых реализуется как единый. Как только мы выходим за пределы категорий, это больше не так. Хотя мы и можем располагать слова последовательно: это легкомысленно273 есть зеленое; более интенсивное есть круглое, это дом равен; хотя мы можем в относительном высказывании вида а подобно в заменить «подобно» на лошадь — но так мы получаем всегда только словесный ряд, в котором каждое слово как таковое имеет смысл или отсылает к полной смысловой связи, однако мы принципиально не получаем единого законченного смысла. Тем более это не так, когда в расчлененном единым образом значении мы хотим произвольно менять члены, которые сами уже являются оформленными единствами, или заменить один член произвольно взятым из [сферы] других значений — как если, например, мы пытались бы заменить антецедент условного суждения (Vordersatz) (простой член в целостности значений, который мы просто называем условным суждением) на номинативный член, или в некотором дизъюнктивном суждении (Urteil) один из дизъюнктивных членов — консеквентом условного суждения. Вместо того чтобы действовать таким образом in concreto, мы можем попытаться это сделать в отношении соответствующих чистых конфигураций значения (форм утверждений) — тотчас при этом мы априорно усматриваем ту закономерность, что такого рода интендированные соединения исключаются из-за [самой] сущности членов соответствующих чистых конфигураций (Geslalt) или что члены такой формы возможны только как члены конфигураций значения, обладающего определенным строением (Konstitution).
Само собой понятно, в конце концов, что чистые моменты формы в конкретном единстве значения никогда не могут быть заменены формируемыми моментами, т. е. теми, которые дают значению предметную отнесенность, или что выделение единых и осмысленных структур значений, как, например, некоторое S есть р; если S есть pt то Q есть г; и т. д. принципиально не может происходить таким образом, что вместо «терминов», [т. е.] предметноотнесенных материй конфигураций значения будут подставлены абстрактно выделенные моменты формы. Мы мо271 Мы намеренно пишем прилагательное на месте субъекта со строчной буквы, чтобы дать понять, что адъективное значение, точно в таком же виде, как оно, например, находится на месте адъективного предиката, переносится на обозначенное место субъекта (ср. далее, § 11). (Здесь имеется в виду, что существительное и субстантивированный инфинитив — как правило именно они на месте подлежащего — пишутся в немецком языке с прописной буквы. — Прим. перев.)
жем, конечно, расположить в ряд слова: если это или зеленый, дерево есть и у и т. д., но как единое значение этот ряд слов понять нельзя. Это аналитическое положение, что формы вообще не могут функционировать в некоторой целостности как материи, а материи — как формы, и это распространяется, само собой, на 5 сферу значений.
Постепенно анализируя и продумывая эти примеры, мы понимаем, что любое конкретное значение есть взаимопроникновение (Ineinander) материй (Stoff) и форм, что каждое значение подчиняется некоторой выделяемой посредством формализации идее ю чистой конфигурации (Gestaltidee) и что, кроме того, каждой такой идее соответствует априорный закон значений. Это закон формирования единых значений из синтаксических материй, которые подчинены устойчивым категориям, a priori принадлежащим области значений, а также [формирования] в соответствии с is синтаксическими формами, которые определены равным образом a priori и объединяются, как это вскоре становится понятным, в устойчивую систему форм. Отсюда вырастает большая, для логики и грамматики равно фундаментальная задача — выявить этот основной за- 20 кон, охватывающий сферу значений, и исследовать в «учении о формах значений » априорную систему формальных структур, т. е. структур, которые оставляют открытым вопрос о каких- либо предметных особенностях значений. 25
§11. Возражения. Модификации значений,
которые коренятся в сущности выражений,
соответственно, значений ЗО _
Теперь, однако, требуется принять в расчет возможные воз-
ражения. Прежде всего нельзя позволить ввести себя в заблуж-
дение из-за того, что значения любой категории и даже синкате-
горематические формы, такие как иу могут быть поставлены на
место субъекта, на котором обычно находятся субстантивные
значения. Если присмотреться, то происходит это всецело путем Ямодификации значения, благодаря которой то, что, на-
пример, заступает на место [определенного] номинативного (das ф
Nominalc), в действительности снова есть некоторое номинатив- 40 5
ное (ein Nominales), вместо простой трансплантации значения * иного синтаксического вида (Gestalt) (например, адъективного или даже чистой формы). Такой случай имеет место, например,}[164]
в утверждениях такого рода, как «если» есть союз, «и» есть несамостоятельное значение. Конечно, эти слова стоят здесь на месте субъекта, однако их значение не то же самое, как это сразу видно, каковое им свойственно в нормальной взаимосвязи. Нет ничего удивительного в том, что посредством изменения значения любое слово и любое выражение вообще может быть поставлено на любое место категорематического целого. То, что мы имеем здесь в виду, это не композиция слов, но значений, во всяком случае композиция слов при постоянном сохранении их значений. С логической точки зрения можно оценить любое изменение значения как отклонения от нормы. Логический интерес, который направлен на тождественно-единые значения, требует постоянства функции значений. Но природа вещей говорит о том, что определенные изменения значений принадлежат даже грамматически нормальному состоянию любого языка. Благодаря контексту модифицированное значение все-таки легко может быть понято, и если мотивы модификации радикальны и всеобщи, если они коренятся, например, в общем характере выражений как таковых или даже в чистой сущности области значений в себе, то соответствующие классы аномалий будут повсюду повторяться, логические аномалии проявляются тогда как грамматически санкционированные.
К этому относится supposilio malerialis, в терминологии схоластов. Любое выражение, безразлично, является ли оно — в своем нормальном значении — категорематическим или синкатего- рематическим, может выступить затем именем самого себя, т. е. оно именует само себя как грамматическое явление. Если мы говорим «земля круглая» есть высказывание, то в качестве представления о субъекте функционирует не значение высказывания, но представление о высказывании как таковом; говорится не о положении дел, что земля круглая, но об утверждении, и само это утверждение функционирует аномально в качестве своего собственного имени. Если мы говорим «и» есть союз, то на место субъекта мы ставим не тот момент значения, который нормальні» есть Р вообще получается бессмыслица, с с л и вместо если в S п о д с т а в - л я е т с я произвольный с и н к а т е г о р е м а т и к у м. Если, хотя обычно [является] выражением формы, функционирует здесь как раз не как выражение формы, но как изменяемый элемент, который, следуя лежащей в основе закономерности, может быть заменен любым однородным (из категории несамостоятельных значений). Если мы, однако, пишем если дерево (есть) зеленое, то это если функционирует вместе с есть как неизменяемая форма, тогда как прочие значения образуют изменяемую материю; это именно в аспекте закономерности, что любое соединение формы если S есть Р тогда и только тогда дает осмысленное значение, когда S и Р ограничиваются объемом определенных классов значений (для чего до сих пор недостает достаточно общих и при этом однозначных имен).