12. О первом поле, знающего незнания
Входя в первое, я замечаю, что непостшкимое по- пимается непостижимо. Евсевий, [ученик] Памфила, рассказывает, что пришедший в Афины индус, которого Сократ спросил о возможности знать что-то без знания бога, удивился вопросу и ответил: как это может быть40? Индус имел в виду не столько невозможность что-либо знать, сколько то, что бог пам тоже не совершенно неизвестен; поистине все, поскольку существует, постольку свидетельствует, что и бог есть,— вернее даже, поскольку бог есть, все и существует.
Иными словами, все познаваемое может быть познано лучше и совершеннее, поэтому ничто пе познается так, как может быть позпано, и, отсюда, как знание о существовании бога есть причина знания о существовании всего, так из-за незнания того, что есть бог во всем его возможном познапии, чтойность всех вещей во всем ее возможном познапии тоже остается неизвестной41. Эту чтойность, говорит Аристотель, всегда ищут, как и сам он ищет ее в «Первой философии», но не находит42. Как представлялось Проклу43, чтойность всеобщего начала, труднейшего для разыскания, есть не что иное как единое-многое — единое в сущности, многое в потенции. Но тем самым еще неизвестно, что яче такое единое-многое; об этом подробнее ниже44. Поисти- пе не может статься, чтобы было позпано то, что предшествует возможности стать. Бог ее предваряет, поэтому не может стать попятным, и, поскольку в пем что
возможности стать, возможность стать так же непонятна, как непонятна предшествующая ей причина, и тогда чтойность ни одной вещи из-за незнания причин не постигается актуально так, как может быть познана. Чем лучше Кто познает невозможность знать это, 32 тем более сведущим окажется. В самом деле, если отрицающий возможность воспринять зрением величину солнечного сияния более сведущ, чем утверждающий ее, и отрицающий возможность измерить мерой жидких тел величину моря более сведущ, чем утверждающий это, то уж тем более отрицающий, что абсолютную величину, не стяженную к яркости солнца, объему моря или чему бы то ни было, совершенно беспредельную и бесконечную, можно изменить ограниченной умом мерой ума, более сведущ, чем утверждающий.
Я изложил эту мысль, как смог, в книжках «Ученого незнания» 45.Удивительное дело! Ум стремится к знанию, но это природное стремление прирождено ему не для познания чтойности бога своего, а для познания, что бог так велик, что «величию Его нет конца», и значит, он больше всякого понятия и всего познаваемого. Впрочем, ум и пе удовлетворился бы сам собой, если бы оказался подобием такого скудного и несовершенного творца, который еще мог бы быть больше и совершенней; и действительно, бесконечный и непостижимый по своему совершенству бог во всяком случае выше всего познаваемого и постижимого. Такого вот бога признает своим всякое творение, его подобием себя называет, а никак не слабейшего. Потому всякое творение и довольствуется, по словам Эпихарма, своим видом как совершеннейшим, что знает себя подобием бесконечной божией красоты и его совершеннейшим даром; и у Моисея написано, что бог увидел все, что сам сделал, и все было хорошо весьма: всякая вещь заслуженно успокаивается в пределах своего вида, раз этот вид от совершенного и хорош весьма 46. Заметь еще, 33 что бог, предшествуя возможности стать, выше всего могущего стать, и поэтому нет ничего как угодно совершенного, чего он не был бы выше. Он поэтому есть все, что только может быть, все мыслимое совершенство и все совершенное; он — такое совершенное, что вместе и совершенство всего совершенного и могущего стать совершенным. Радость уму иметь такую пищу,
все наполняющую и никогда не истощающуюся. Тогда он видит, что может непрестанно питаться пищей бессмертия, жить в наслаждении, совершенствоваться, расти и утверждаться в премудрости; так находящий бесконечное, неисчислимое, непостижимое и неисчерпаемое сокровище радуется больше, чем видящий его конец, исчислимость и постижимость. Понимая это, великий папа Лев говорит в той проповеди, где восхваляет невыразимого бога: «Ощутим же в себе благость нашего поражения. Нет человека ближе к помышлению истины, чем понимающий, что, пускай даже он очень преуспеет в божественном познании, ему всегда останется чего искать» 47. Ты понимаешь здесь, что философы, пытавшиеся охотиться за чтойностыо вещей помимо знания чтойности бога или пытавшиеся вечно познаваемую чтойность бога представить познанной, потому занимались пустыми трудами, что пе вошли в поле знающего незнания. И только Платой, видевший в чем-то глубже других философов, говорил, что дивился бы, будь возможным найти бога, и еще больше бы дивился, будь возможным, найдя, объяснить его 48.
34