Педагогический дискурс: с чего начать?
По всей видимости, непонимание (или элементарное забвение) того, что на честные и серьезные рассуждения о соотношении философии и религии в нашем отечестве был в свое время наложен системный запрет, и приводит к рассуждениям о том, что «философия в принципе никогда прежде не устранялась и ныне не уходит от проблем религиозного мировидения.. .»[139]. В том-то и дело, что и устранялась, и уходит! В этом состоит суть проблемы, если ее рассматривать именно сквозь призму образовательного процесса: либо мы считаем достаточным аргументом в дискуссии полное незна- ние (или же забвение) позиции оппонента (в нашем случае богословия), либо пробуем в ней серьезно разобраться, т. е. есть прилагаем некоторые усилия, и уже тогда выстраиваем свои суждения на этот счет.
Именно самостоятельная судьба философского (а не только гуманитарного) образования - особая проблема. Философское образование пострадало у нас во многом именно потому, что философия понималась как некое безальтернативное мировидение, в призме которого даже естествознание - вольно или невольно - воспринималось не более чем в роли «служанки философии». Очевидная для каждого мыслящего человека идея о том, что смысл человеческой свободы заключается в добровольном выборе той формы мировоззрения (скажем, естественнонаучного), которая ему ближе, затуманивалась универсалистскими схемами о безусловно ведущей роли философского мировоззрения в культуре и в жизни человека. Как могли относиться к этому серьезные ученые, инженеры, художники, студенты, наконец?! Конечно, по- разному, мягко говоря. Так, блестящее отечественное науковедение 1960-1980-х годов достойно сопротивлялось этому снобизму, и именно поэтому оно не только выжило, но и пользовалось (и пользуется) глубоким международным признанием. Своеобразная заторможенность некоторой части профессионального философского сообщества, маркированная отсутствием внутренней творческой свободы, и привела, по моему убеждению, к сегодняшней ситуации.
Между тем сформулированная выше идея свободного предопределения человеческой личности - одна из ведущих в христианском богословии, а не только в «чистой» философии.
Именно она, а не дурно понятая «ортодоксия» определяет многие принципиальные координаты христианского мировоззрения. Современной философской мысли лучше бы не забывать этот хорошо известный факт.Виноватых поздно искать на стороне. За последние 20 лет философам была предоставлена достаточная свобода для того, чтобы доказать необходимость фундаментальной философской подготовки для всех. Отсутствие оппонентского круга, который, в частности, формируется через признание философским умозрением научных, богословских, художественных парадигм в качестве равных и достойных оппонен- тов-союзников в вечном «споре благородных рыцарей» (И. Кант), и привел к застою.
Идеи оппонентского круга, соперничества альтернатив, кстати, - из компендиума науковедения и философии науки, а не «ортодоксального богословия».
Обратимся теперь к конкретным аргументам- определениям, которые до сих пор встречаются в философских штудиях. Часто говорят о «религиозной ортодоксальности» защитников указанного выше «оппонентского круга», не понимая того, что позиция религиозного ортодокса заключается исключительно в защите тех или иных религиозных догматов или же официальной церковной идеологии. Замечу, кстати, что еще один распространенный и во многом ложный стереотип - отождествление религии с оккультизмом и мистикой - все еще не преодолен в научном сообществе, и многие критики религиозного образования тоже идут по этому странному пути.
В подобной аргументации как в капле воды отражается проблема современного «философического» отношения к религии: любое слово в защиту воспринимается как ортодоксия (а иногда - как оккультизм и мистика). Это примерно так, как если бы мы назвали ребенка, защищающего свою мать (может быть, и не самую праведную на свете женщину), моральным уродом или имморалистом в духе Ницше. Или же философа, отстаивающего автономию философского знания
- ортодоксом от мировоззрения. Впрочем, на эту тему есть прекрасные примеры в творчестве того же И. Канта.
Идея сочувствия, сострадания, любви к ближнему - величайшие христианские идеи, подкрепленные авторитетами таких великих русских художников (и одновременно глубоко православных людей), как Ф. М. Достоевский («сострадание
- главное свойство человеческой души») или Ф. И. Тютчев («...и нам сочувствие дается / как нам дается благодать»), И если уж понятие «гуманность» шире, чем понятие «гумани- тарность»[140], то на каком основании, сужая первое ко второму, мы склонны выбрасывать из «гуманитарности» ее религиозную составляющую?
Не противника, а союзника надо видеть в религиозном понимании окружающего нас мира.