Ответ TIT на письмо, в котором к нему приставали весьма настойчиво  

Милостивый государь,

мне казалось, я вас известил о том, что мне семьдесят семь лет; что из двенадцати часов я страдаю в течение одиннадцати или около того; что, когда окружающая меня пустыня покрывается снежной пеленой, я теряю зрение; что, устроив часовые мастерские вокруг моей гробницы, в моей деревушке, где не хватает хлеба, несмотря на «Эфемериды гражданина»32, я удручен заботами о других еще больше, чем заботами о самом себе; что я очень редко имею силы и время писать, а еще менее того имею способность философствовать.

Продолжайте развлекаться поисками всего того, что я тщетно разыскивал в течение шестидесяти лет; большое удовольствие — излагать на бумаге свои мысли, отдавать себе в них ясный отчет и просвещать других, просвещая самого себя.

Льщу себя надеждой, что не похожу на тех стариков, которые боятся просветиться от людей, находящихся на грани юности. Я с великой радостью воспринял бы сегодня истину, будучи приговорен умереть завтра.

Продолжайте, сударь, составлять счастье ваших вассалов и поучать ваших старых слуг [108]*.

Однако вести с вами письменные беседы о предметах, на которых споткнулись Аристотель, Платон, Фома Акви- нат и святой Бонавентура34, — на это я, конечно, не пойду. Предпочитаю сказать вам, что я старый лентяй, преданный вам с самым нежным почтением, и притом от всего сердца.

Вольтер

Переписка с господином Робине, автором книги, озаглавленной «Природа», до того, как он прочел мое рассуждение

Г-н Р.35

Судя по тому, что мне говорили о принципах дом Дешана, Все есть бытие безотносительное, но ведь даже по его принципам выходит, что необходимо существует взаимоотношение между Всем и Целым.

Д.

Все, или бытие, отрицающее существование положительное, есть бытие физически безотносительное, бытие само по себе; Целое, или существование положительное, есть бытие физически относительное, есть бытие метафизическое и физическое, бытие, которое, подобно физическому, есть лишь соотношение, лишь сравнение.

Отношение Всего к Целому, бесконечного к конечному, единственного к единому, вечности ко времени, безмерности к мере, и пр. и пр. отрицательное, тогда как отношение Целого к составляющим его частям положительное.

Отрицательное отношение Всего к Целому необходимо утверждает существование Целого, а стало быть, и его частей: именно бесконечное одновременно и отрицает, и утверждает конечное, именно Ничто одновременно и отрицает, и утверждает чувственно созерцаемое существование и, таким образом, является самим противоречием.

Целое и Все суть существование, рассматриваемое в двух основных противоположных аспектах, единственно

о котором его предваряли, притом трактовать в письмах. Об этом было ему говорено, сомневаться он в этом не мог. Но в человека, подобно ему решившегося сопротивляться всякому новому незнанию относительно сущности вещей, вселился дух недоверия, существующих противоречащих, ибо все остальное представляет собою лишь противоположности — либо метафизические, либо физические. Из понятия об этом существовании мы и создали бога до сотворения мира и бога- творца, подобно тому как из понятия о человеке физическом и о человеке моральном, иначе говоря, живущем в обществе при состоянии законов, мы вывели этого бога в образе существа разумного и обладающего моральными совершенствами, или — иными словами — нашими добродетелями в высочайшей степени, тогда как добродетели эти, равно как и пороки, которыми вы наделили дьявола [109]*, обязаны своим существованием лишь нашему злосчастному состоянию законов, лишь нашему выходу из состояния дикости, из состояния природы [110]*.

Г-н Р.

Все не может быть бытием абсолютным, если оно не может существовать без Целого, между тем, по мнению Д.

Д- д.

По системе Д. Д., Все не есть бытие абсолютное. Таким бытием является Целое, которое во всех метафизических отношениях есть абсолют того, что с ограничениями представляют собою его части, взятые раздельно, есть совершенство составляющих его частей, которые могут быть лишь относительно и более или менее тем, что есть Целое (отсюда в природе все более и менее, и больше ничего) . Атрибут абсолютности есть атрибут положительный, а Все может иметь только отрицательные атрибуты, притом отрицающие положительные атрибуты, подобающие

Целому, или — если угодно — Бытию, которое есть истина метафизическая, истина, из которой первоначально и проистекает истина моральная.

Верно, что, по системе Д. Д., Все не может существовать без Целого, так же как и Целое без составляющих его частей. Следовательно, возражают ему, между Всем и Целым имеется какого-то рода соотношение, следовательно, Все — не безотносительно. В ответ на это Д. Д. отсылает к разъяснению, данному им на первое возражение и состоящему в том, что Все не имеет отношений положительных и что его отношение к Целому исключительно отрицательное. Он считает нужным добавить, что только весь его труд в целом может сообщить посвященным убежденность, которой он преисполнен.

Г-н Р.

Мне кажется, что в своем ответе на первое возражение Д. Д. как будто соглашается с тем, что между Всем и Целым имеется отрицательное соотношение. Стало быть, Все не вполне безотносительно.

д. д.

Иметь отношение, лишь отрицающее всякое положительное отношение, и значит не иметь никакого отношения. А у Всего имеется только такое отношение, раз оно со всех точек зрения представляет собою отрицательно то, что Целое, или реальность (бытие чисто относительное) представляет собою положительно [111]*.

Г-н Р.

Если отрицательное отношение Всего к Целому неизбежно утверждает существование Целого, а следовательно, и его частей, то каким же образом может Целое быть

Бытием абсолютным, тогда как оно есть совершенство или результат его частей?

Д- д.

Именно потому, что Целое есть совершенство или результат составляющих его частей, а быть этим и значит быть бытием абсолютным.

Бытие абсолютное есть бытие, абсолютно представляющее собою во всех метафизических отношениях то, чем существа физические могут быть лишь в большей или меньшей степени, смотря, как их рассматривать. Но бытие это есть Целое, или метафизическое универсальное, коего Все, или универсальное в себе, есть одновременно и отрицание, и утверждение, раз оно не может его отрицать, не утверждая его. Бесконечное, или Нет, которое есть Все, утверждает конечное, или Да, которое есть Целое, тем самым, что отрицает его.

Г-н Р.

Мне представляется, что разграничить бытие абсолютное и бытие в себе, Целое и Все, удается лишь посредством различений и абстракций, быть может скорее схоластического, чем метафизического характера.

Д. Д.

Ничто не может быть проще разграничения между Всем и Целым, между существующим независимо от частей и существующим в зависимости от них. Следует, однако, знать, что независимость от частей есть лишь абстракция и не может быть ничем иным и что Все, Целое и части между собою нераздельны и по необходимости существуют вместе.

Имеется два по существу противоположных друг другу способа рассмотрения существования — в себе и в том, что его составляет.

В первом аспекте, отрицательном, производится абстрагирование от каких бы то ни было частей; во втором аспекте, положительном, производится абстрагирование той или иной части, того или иного физического или частного. Вот к чему сводятся все мои различия.

Поэтому разграничение между Всем и Целым проводится не в силу, быть может, скорее схоластических, чем метафизических, различений и абстракций, а посредством весьма простого различения и двух абстракций, по необходимости требуемых этим разграничением, свойственным самой природе существования.

Какое иное представление о существовании могут составить себе г-н Р. и все разумные люди, отказывающиеся от абсурдного представления о боге моральном и рассуждающем, если не представление о Всем и о Целом? Мы постигаем лишь индивидов, могут они мне возразить. Что ж! Пусть так, если только они не понимают слово «индивид» в слишком узком смысле, если только то, что они называют «индивидом», для них лишь то, что оно есть в действительности, лишь существо или, вернее, части: ибо индивидуально только Все, все остальные существа — составные, не исключая и Целого, хотя оно и иной природы, чем они, его составляющие.

В таком случае я спрошу их, не представляют ли они себе постоянно индивидов, например, как вещи, находящиеся за пределами всех видимых и воображаемых ими индивидов, иными словами: представляют ли они себе пределы всей массе представляемых ими себе индивидов? Они, конечно, ответят мне, что нет, в особенности когда они узнают то, что я доказываю, а именно что пустота есть метафизическое противолежащее полноты, есть ее более или менее, но не ее отрицание и что Ничто есть Все. Но если они не представляют себе пределов для всей массы представляемых ими себе индивидов, они необходимо представляют себе бесконечность, ибо единственно возможная идея о бесконечности, которая есть нечто отрицательное, — это идея отрицательная.

Что же касается конечного, которое есть Целое, подобно тому, как Все есть бесконечное, то они его также постигают, ибо для того, чтобы это увидеть, достаточно рассматривать индивидов не в массе, а по отношению к тому, что составляет эту массу, то есть к индивидам, взятым в отдельности.

Но что же такое эта масса, что такое все физическое или все индивиды? Это все существа, которые вместе составляют существование, которые суть Все или Целое, в зависимости от того, рассматривать ли их безотносительно или в отношении, как составляющих бытие единственное или Бытие единое.

Но, однако, эта совокупность, эта общность, эта универсальность, положительная и отрицательная, составляет ли она одну массу, составляет ли одно целое тело? Да, ибо она составляет существование, а существование по необходимости едино или единственно.

Г-н P.

Я достаточно добросовестен с самим собою, чтобы допустить, что все мои возражения лишь кажутся мне таковыми, покуда я не знаком с самой системой, и это вселяет в меня горячее желание глубже с нею ознакомиться. Автор ее оказал бы великое одолжение искреннему почитателю истины, если бы согласился вручить ему свое сочинение. Маркиз де В.39 представил ему к тому возможность. Я либо сдамся перед его доказательствами, либо обосную свой отказ от этого в реплике, соответствующей значительности диспута [113]*.

Переписка с господином Робине, автором книги, озаглавленной «Природа», после прочтения им моего Рассуждения

Г-н Р.

Прилагаю при сем, господин маркиз, последние вихри метафизических атомов40 Д. Д. Прошу поверить мне на слово: я не раз перечитал, даже с пером в руках, всю Систему целиком: ingens disputandi argumentum41. Из всех известных мне метафизических систем эта наиболее утонченная, наиболее изощренная, наиболее соблазнительная, наиболее ловкая, ибо я не могу не найти весьма ловкой систему, которая, отметая все остальные, включает их в себя. Тем не менее я не обращен (признаюсь в этом, если угодно, к стыду своему), так как есть там вещи, которых я еще не уразумел, как, например, Ничто как реальное существование и все отсюда вытекающее.

В настоящий момент сожалею о двух вещах: во-первых, о том, что не имею возможности лично побеседовать с автором этой метафизики, и, во-вторых, что нет у меня достаточного досуга для того, чтобы привести в порядок размышления, навеянные на меня чтением его ученых писаний. Вам известно, сударь, что работа по приложениям к Энциклопедии42, предпринятая мною в качестве как издателя, так и сотрудника, поглощает все мое время. Если ему угодно, я помещу в эти добавления всю систему Д. Д. Но для этого ее надобно сократить: откинуть мно- гословие и повторения, внести несколько больше порядка и точности. Его состояние нравов мне бесконечно нравится, но путь к нему я нахожу трудным не для вас и не для меня, а потому, что для установления его требуется согласие лиц, убедить которых задача далеко не легкая. Кто возьмет ее на себя?[114]*

Д. Д.

Из уважения к проницательности г-на Р. я полагаю, что он не уделил чтению моих тетрадей все внимание, на какое я рассчитывал, и что в этом ему воспрепятствовали его занятия. Отнесясь с должным вниманием, он уразумел бы все (а когда ускользает суть — я покажу, что она от него ускользнула, — значит, не понято ничего). Он увидел бы ясно, что не может меня оспаривать, не впадая в противоречия; что моя мораль, признаваемая им, следует—и следует единственно — из моей метафизики; что признать одну — значит необходимо признать и другую; что я даю полную и сплошную очевидность (что возможно только в отношении первичной очевидности); что я замкнулся в столь плотный круг идей, что не оставил себе никакой лазейки, если бы опровержение моих тезисов заставило меня искать спасения в выходе из этого круга, — и в таком случае он закончил бы чтение моих тетрадей, будучи, смею сказать, убежден не только внутренне, но и от разума. Есть вещи, говорит он, которых он еще не уразумел, например: Ничто как реальное существование и все, что из этого следует. Здесь я его ловлю на слове: он несомненно должен был увидеть раз двадцать при чтении моего сочинения, что я не только не признаю реальности существования за Ничто, но даже говорю о нем, что оно есть отрицание всякой реальности существования. Следовательно, не существует Ничто, скажет он и тем самым докажет, что читал, так сказать, не читая. Несомненно, когда ускользают истины такого значения, весьма трудно проследить цепь истин и убедиться в них.

Тогда действительно мое рассуждение должно представиться в виде метафизических атомов, каким оно и является в глазах г-на Р. Если бы я мог это предвидеть, я не стал бы тратить усилия на то, чтобы доказать ему необходимые выводы из причины, от постижения которой он был чрезвычайно далек, — я имею в виду очевидность. Если я ему при этом не показался безумцем, он оказал мне великую милость.

Он предлагает мне поместить мою Систему в издаваемые им Добавления[115]*. Предложения этого я принять не могу, если он не усвоит моего произведения и не оценит его должным образом. Я поступил бы опрометчиво, вручив мой труд тому, кто, не поняв его, не может его и оценить и не способен в случае надобности за него постоять. Я, наоборот, требую от него — и собственная его честность потребует того же за меня, — чтобы он ни в какой мере им не пользовался, бросив в огонь могущие у него иметься копии с него, чтобы он даже, если возможно, забыл о нем, покуда не будет иметь случая лично переговорить о нем со мною.

На основании данного им обещания мотивировать свое расхождение с моими взглядами, если бы он не нашел возможным с ними согласиться, я мог рассчитывать на письменную дискуссию между им и мною, и только на основании этого обещания, которое, будь оно выполнено, дало бы мне самую выгодную позицию в дискуссии, я и дал согласие на то, чтобы ему был передан мой труд[116]*. А теперь он ссылается на занятость, не позволяющую ему этим заняться.

Из этого неожиданного для меня предлога я должен вывести одно из двух заключений: либо то, что истина, коей он, по имеющемуся у меня письменному его заявлению, является искренним почитателем, ему в действительности безразлична, либо же что он отчаялся познать ее по моему труду. Малейший проблеск надежды на это по- знание, несомненно, заставил бы искреннего почитателя истины оторваться на время от своих занятий[117]*.

Он заканчивает указанием на то, что следует внести несколько более порядка и точности и откинуть многословие и повторения. Неужели в таком труде, как мой, имеет значение порядок? Что же касается повторений, то он должен бы знать, что истина без них не может быть раскрыта. Очевидно, для него я повторялся недостаточно, если, прочтя свыше двадцати раз в моем сочинении, что Ничто есть отрицание всякой реальности, он утверждает, будто я приписываю Ничто реальное существование, и, по всей вероятности, продолжает не соглашаться с тем, что Ничто существует.

Я покорнейший слуга господина Р., но да разрешит он мне ему сказать, что я ожидал много большего от автора книги «О природе» и что я перестану верить книгам, которым если я сколько-нибудь и верил, то лишь для того, чтобы не слишком противоречить меценату моему маркизу де В. Премного благодарен г-ну Р. за некоторую похвалу моему рассуждению; но ему надлежит знать, что я на этот счет приемлю хвалу, лишь диктуемую убеждением. Если мое рассуждение такой похвалы не заслуживает, то оно, следовательно, как и все прочие, связанные с принятыми системами рассуждения, годно лишь на растопку печек.

Г-н Р.

Мне кажется, что, согласно принципам Д. Д., существование в себе, существование отрицательное, есть реальность. И действительно, оно только и может быть либо реальностью, либо химерой. Он не станет утверждать, что единственное индивидуальное бытие, — на его взгляд, Ничто — есть химера, оно — бытие, а, по принципам Д. Д., бытие есть реальность. Что до меня, я опять ошибаюсь и в том, что говорю, и в том, что приписываю нашему ученому метафизику.

Д- Д.

Г-н Р. несомненно ошибается. Прежде всего из двух существований, устанавливаемых Д. Д., одно — реально, а другое — нереально, и оба они существуют в разумении, которое есть они, которое есть существование, ибо все есть Все. Г-н Р. ошибается и дальше. Он должен был читать и перечитывать, что реальное или реальность — атрибут, существующий лишь через свою противоположность, через видимое или видимости, и что оно, следовательно, чисто относительное, — а это единственный способ быть положительным, единственный способ быть тем, что оно есть, то есть быть реальным (что означает не что иное, как положительное). Отсюда следует, что атрибут этот приложим лишь к существованию относительному, к Целому (включающему понятие о частях), и что он встречает свое отрицание в существовании безотносительном, во Всем (не включающем понятия о частях), в Ничто. Но если он встречает свое отрицание в этом существовании, единственно индивидуальном, в существовании в себе, или отрицательном, то о нем нельзя сказать, что он применим к этому существованию[118]*. Все, Ничто, бесконечное и пр. существует — этим приходится ограничиваться. Если пожелать выразить, как оно существует, то сделать это возможно только путем отрицания, только отрицая положительные атрибуты, применимые к Целому. Если последнее, например, рассматривается в аспекте конечного, или единого, метафизического бытия, то первое должно быть рассматриваемо в аспекте бесконечного, отрицающего метафизическое бытие, существование лишь через то или иное физическое, или чувственно воспринимаемое, бытие, являющееся соотношением, лишь сравнением, как и все, что в нем существует, с той лишь разницей, что существование является первичным объектом отношения; существование — это физическое, взятое вообще и относительно. Ввиду того что физическое, взятое таким образом, является метафизическим, оно есть бытие положительное, или Целое, в котором все есть в большей или меньшей степени, то, что оно есть. Ввиду того что во всех метафизических отношениях большее и меньшее суть оно же, то крайние большее и меньшее суть лишь одно: они ни более ни менее одно, чем другое, и единство их есть их середина. Отсюда вы- текает объяснение всех явлений, зависящих от метафизической истины.

Г-ну Р. с трудом верится, что Ничто есть бытие. Следовательно, ему с трудом верится и в то, что бесконечное есть бытие, — ведь признает же он, должно быть, то, что я требую и доказываю, а именно что Все и Ничто одно и то же, что они в одинаковой мере являются существованием отрицательным. Как-никак, а должен же я предположить, что он достаточно вчитался в мое сочинение, чтобы это признать, и поэтому я должен избавить себя от труда доказывать ему это положение, не составляющее, впрочем, сути разбираемого в данной связи вопроса.

Ничто есть бытие: оно — Все. Чувственное, взятое в общем, иначе — метафизически, есть бытие: оно — Целое; а обе эти сущности, Все и Целое, суть одно и то же бытие, они лишь существование, рассматриваемое суммарно, в обоих его в основном противоположных друг другу аспектах, в аспекте «нет» и в аспекте «да», в аспекте, не включающем частей, и в аспекте, их включающем; в аспекте, отрицающем иные, кроме него, существа, и в аспекте, их утверждающем. Возможно ли с разумным основанием отрицать за существованием оба эти аспекта, когда очевидно, что его возможно рассматривать, как абстрагируя составляющие его части, так и без такого абстрагирования; когда очевидно, что оно единственно или едино, безотносительно или относительно, бесконечно или конечно, Все или Целое, смотря по тому, проводится ли подобное абстрагирование или не проводится?

Пусть г-н Р. сколько ему угодно мучает свой ум — смею его заверить, что ему никогда не найти в своем интеллекте какое-либо существование, кроме Всего и Целого, он даже будет ловить себя на том, что только их и видит. Несмотря на все его попытки либо не видеть этого, либо видеть иное, разве существование Целого, которое ему, по-видимому, легче удается переварить, чем существование Всего, которое и само по себе представляет столько объектов первичных отношений как в своих применениях, так и в существенных из него выводах; разве существование это, говорю я, возможно без существования Всего? Неужели возможно конечное без бесконечного, время без вечности, единое без единственного, положительное без отрицательного, относительное без безотно- .сительного, чувственное без Ничтог без того, что его отрицает, отрицая лишь его? [119]* Пусть же г-н Р. больше не говорит, как он это делает в своем ответе: к чему рассматривать мир безотносительно? К чему признавать некое бытие за чистым отрицанием?

Г-н Р.

Я знаю, что, отметая другие системы своим положением об отрицательном существовании, Д. Д. включает их в свою систему. Но является ли это достаточным основанием для его утверждения?

Д• Д.

Нет, если бы отрицательное существование было выдумано мною, это не было бы достаточным основанием для того, чтобы отметать прочие системы и включать их в мою. Но это существование есть, оно есть существование в себе, существование для себя, и поэтому основания мои для утверждения не только достаточны, но полностью и всецело оправданы.

Но каким образом могло все же статься, что существование Целого, столь ясно доказанное в моем сочинении и столь исчерпывающе объясняющее все зависящие от него явления, оставило у г-на Р. некоторое сомнение в существовании Всего? Больше того, как могло статься, что существование Целого, если оно было хорошо усвоено г-ном Р. (который его не оспаривает), не заставило его согласиться с тем, что истина, как метафизическая, так и моральная, открыта? Он полагает, что ему достаточно Целого, и он, по-видимому, признает мою мораль (хотя вместо того, чтобы сказать, что ему достаточно, что он убежден, он по этому поводу отмалчивается). Он мог бы сказать, что останавливает его Все или Ничто, но, по его мнению, существование Ничто в моей системе излишне; в таком случае существование это его не должно бы останавливать. Пусть он соблаговолит наконец объясниться! Не говоря здесь о Ничто, бесплодное существование которого достаточно отметить, действительно ли он признает то, что я утверждаю в порядке метафизическом и моральном? Признает ли он существование моего основного начала, существование Целого? Согласен ли он с тем, что из него вытекает моральная истина? Согласен ли он с тем, что все мои выводы — мое основное начало и что оно в них выявляет все истины, относительно которых обычно господствует согласие? Признает ли он правильность применения моего основного начала к смутным общепринятым представлениям о положительном существовании и что оно дает объяснение всех зависящих от него явлений? Вот о чем я его спрашиваю, если он желает, чтобы я знал, что мне обо всем этом думать! Его, по-видимому, останавливает лишь существование Ничто. Если это так, то настоящего моего ответа должно быть достаточно, чтобы заставить его выразить свое полное согласие со мною. Он не увидел, что нельзя допустить Целоеу не допустив Все или Ничто. Он, несомненно, увидит то, что для него будет гораздо более очевидно, — что нельзя допустить Все, если он его допускает, не допустив Целого.

Г-н Р.

Я не вижу того, чтобы существование Ничто было существенно необходимо для установления морали, или состояния нравов Д. Д., ибо основой его является Целое.

ЯД-

Моральная истина, или состояние нравов, действительно вытекает из метафизической истины, из универсального принципа существования Целого, которое есть первичный объект отношения для всего в нем существующего, есть совершенство со всех метафизических точек зрения. Но аспект Целого необходимо влечет за собою аспект Всего или Ничто. Поэтому я для выполнения поставленной себе цели обязан был раскрыть второй аспект наравне с первым.

Представление о боге совершенном и бесконечном заняло место присущей нам всем идеи о Целом и Всем. Отсюда, а также от созданного нами по своему физическому и моральному образу и подобию бога и пошел мир, каким он нам представляется. Поэтому-то, задаваясь целью изобразить его таким, каким он должен быть, а для этого преодолеть человеческое неведение, я должен был совершенно уничтожить представления, рисующие его не таким, каков он есть. Как же я мог сделать это иначе, как дав истинное представление о совершенном и о бесконечном? Если бы я дал идею о совершенном, которое есть конечное, не дав идеи о бесконечном, от меня потребовали бы последней, не в меньшей мере присущей нашему внутреннему сознанию, чем представление о конечном. Я, следовательно, правильно поступил, предварив это требование и дав представление о бесконечном наряду с представлением о конечном, нуждавшемся в первом для полного своего разъяснения. Нельзя было оставлять никакой лазейки, через которую могла бы проникнуть мысль о существовании бога, принимая во внимание, насколько мысль эта укоренилась в человеческом сознании. Оставить же нераскрытым понятие о бесконечном и значило бы оставить открытой такую лазейку. Это и делал до сих пор атеизм, и поэтому-то и были бесплодны все направленные против теизма усилия его. Ведь и представление о совершенном, и даже моральная истина, на которые он мог опираться, не постигая их принципа, оставались для него тайной не меньшей, чем бесконечное.

Г-н Р.

Существование Ничто представляется мне чистым ухищрением, даже противоречием.

Д- д.

Вот так-так! Г-н Р., уверяющий, что он меня прочитал, заявляет, что существование Ничто ему представляется противоречием. Он, должно быть, забыл, что я на протяжении моего труда неоднократно доказываю, насколько это существование есть то, чем оно ему представляется, что именно бесконечное одновременно и отрицает, и подтверждает конечное, что именно Все, или существо единственное, одновременно и отрицает, и утверждает Целое, или существо единое.

Полагаю, что, прочтя только что сказанное, читатель никак не ожидает следующего возражения г-на Р. Чтобы на него ответить, мне потребовалось призвать все мое дол- готерпение. Что за философы наши философы! Что за мастера они в логике! И как они читают то, что выходит за обычную сферу их представлений!

Г-н Р.

Я признаю универсальное целое, я признаю состояние нравов, но я все же возвращаюсь к вопросу: к чему Ничто? Я не могу решиться признать существование за Всем, за Ничто, за небытием, за бесконечностью, этими чистыми отрицаниями бытия и существования.

Д. Д.

Что мне ответить г-ну Р., как не отослать его к тому, что я ему уже отвечал? Наш общий меценат, удивленный способом его возражений и желая узнать, действительно ли он меня читает, предложил ему собственноручно списать мои ответы и возразить на них по пунктам, подобно тому как он отвечает на его письма. Ожидаю результатов этого предложения, надеясь таким образом добиться от г-на Р. внимания, каким он мне обязан в ответ на оказанное ему мною внимание, и надеюсь, что он соблаговолит и в дальнейшем продолжать в этом духе. До сих пор он ограничивался тем, что говорил, будто Ничто, Все или бесконечное не существует. Подобного отрицания для философа достаточно — пусть он теперь перейдет к доказательствам. А чтобы доказывать, как то подобает уважающему себя и своего противника знатоку логики, он должен оспаривать доводы, выставляемые мною в защиту существования Ничто, а главное, убедиться в том, чего стоят основания, какие, по его мнению, у него имеются для опровержения моих доводов. Для этого требуется одно — возвратиться к моим ответам, а затем с некоторым вниманием прочесть то, что следует дальше. Тогда он ясно увидит, что оспариваемое им он оспаривает, не уразумев его, а стало быть, и не прочитав. Ибо возможно ли, чтобы он прочел, но не уразумел? Он, правда, будет продолжать утверждать, будто прочитал.

Но я стою на своем: одно предуведомление в начале моего труда должно было его заставить насторожиться, чтобы не сказать возмутиться, и он, должно быть, прочел его так, как читают, когда из благопристойности вынуждены это делать.

Г-н P.

Можно ли сказать, что не-существование существует?

Д- д.

Нет, сударь, нельзя, ибо это значило бы высказать абсурд, а я искореняю абсурд, но не высказываю его. Существование, отрицающее существование относительное #или чувственное, существует, и существует в себе, хотя и неотделимо от второго; не-существование же означает противоречие. Покуда вы будете ставить подобного рода вопросы, вы не перестанете свидетельствовать о том, что возражаете мне, меня не разумея, и придется уже мне просить вас поразмыслить о том, что я вам говорю, а не вам предлагать мне обдумать ваши слова. Что можете вы на это возразить?

Г-н Р.

Мне кажется, что Целое находится в столь необходимом взаимоотношении с составляющими его частями, что рассматривать его вне этого взаимоотношения — значит допускать химеру; но это не означает придать ему существование.

Д- д.

Вы правы, сударь, действительно было бы химерой рассматривать Целое вне отношения к его частям. Но неужели, уразумев меня, надобно мне об этом напоминать и вы ли мне это говорите? Где вы видели, чтобы я рассматривал Целое вне отношения к его частям, вы, который утверждаете, будто меня^прочитали? Вы смешиваете Все с Целым, и, покуда вы будете продолжать смешивать оба эти бытия, являющиеся — повторяю еще раз — одним и тем же бытием, лишь рассматриваемым в обоих по сути противоположных друг другу аспектах, вы будете продолжать висеть в воздухе, и притом безо всяких оснований приглашать меня пустить в ход сомнение, которому одному я обязан тем, что не сомневаюсь больше. Что вы имеете возразить?

Г-н Р.

Существование безотносительное, которое есть Все и есть Ничто, кажется мне плодом крайнего напряжения ума, привыкшего питаться не имеющими реальности ухищрениями.

д. Д.

Ах, сударь, не доверяйтесь тому, что кажется, и старайтесь видеть то, что есть. Но каким образом вы позволяете себе так восхищаться моим умом, вы, согласный со мною во всем, кроме существования Ничто? И по-вашему, одни лишенные реальности ухищрения, которыми я питаюсь, — это существование Ничто, раз за исключением этого существования все реально или более или менее реально в существовании, каким я его определяю? Что можете вы ответить?

Г-н Р.

Мне кажется, что суть Системы могла бы обойтись без искажающей ее абстракции.

Д. Д.

Как может это вам еще казаться после прочтения последнего моего возражения, к которому я вас и отсылаю? Прочитали ли вы его? Как будто бы нет? Можете ли вы опровергнуть доводы, представляемые мною в доказательство того, что суть Системы не может обойтись без моей абстракции относительно существования Ничто, или бесконечного, существования, рассматриваемого в отвлечении от его частей? Что ответите на это?

Г-н Р.

Утверждать, что Ничто существует, что это Ничто — бог, — значит сохранить название, уничтожив предмет.

Д. д.

Я не говорю, что Ничто — бог; я говорю, что сделали бога из Всего и Целого, из бесконечного и конечной^ из Ничто и из чувственного, из бытия безотносительного и бытия относительного, сделав его, впрочем, по вашему физическому и моральному образу и подобию, представляя его себе разумно-отличающим. Что можете вы ответить?

Г-н Р.

Почему не сказать открыто: поп est deus 43?

Д. Д.

Потому, что это значило бы сказать слишком много, и раз бог, если отвлечься от всего того, что мы ему приписали своего и что почти делает его всем для нас, видящих его всего больше со стороны чувственной, на основании абсурдно составленного нами физического и морального о нем представления, — раз бог, говорю я, есть Целое и Все, есть конечное, или совершенное, и бесконечное, я сказал бы: поп est deus ad imaginem nostram physicam et moralem 44.

Но больше требовать не следует, ибо за приведенным ограничением я скажу: est deus!45 Этим я хочу сказать, что есть бытие, являющееся — в зависимости от того, рассматривать ли его относительно или безотносительно, — конечным, бесконечным или совершенным, единым или единственным, Целым или Всем, чувственным в смысле метафизическом или Ничто. Я согласен с тем, что в таком случае слово «бог» неточно и что предпочтительно говорить, как я, «существование». Но тем не менее остается справедливым, что я не могу отрицать бога безоговорочно, я, не отрицающий ни одной системы и все их переплавляющий в горниле Истинной системы. Что можете вы возразить?

Г-н Р.

Я подозреваю, что можно было бы приписать Целому нечто такое, что Д. Д. говорит обо Всем, притом с тем большим основанием, что Целое иной природы, чем составляющие его части.

Д. Д-

Мне очень нравится ваше «нечто такое», слово Все не в равной мере отрицает все, приписываемое мною Целому, словно может быть что-либо общее между обоими этими существами, по самой сути противоположными друг другу в силу двух противоположных друг другу способов их рассмотрения, которые одни составляют между ними различие. Из того, что Целое иной природы, чем его части (само собою разумеется, взятые раздельно), вы выводите заключение, будто ему можно приписать нечто такое, что я говорю обо Всем. Позвольте вам указать, что это значит весьма дурно разглядеть Все и Целое. Неужели из того, что Целое иной природы, чем его части, следует, что ему присуще то, что может быть присуще Всему? Всему, о котором нельзя сказать, что оно иной природы, чем его части, раз оно не заключает в себе никаких частей; Всему, природа которого не допускает никаких сравнений с чем бы то ни было и о котором возможно сказать лишь отрицательно, что оно такое, а не иное? Целое может быть Всем, только если не различать его от его частей, только если рассматривать сумму существ не как Целое, включающее части, а как Все, не включающее частей, являющееся Целым и его частями, взятыми в совокупности, иными словами, совокупностью существ. Что имеете вы ответить на это?

Г-н Р.

Рекомендую Д. Д. поразмыслить о моих доводах, выкинув из головы всяческие научные предрассудки и в особенности убеждение, в котором он находится, будто им открыта истина.

Д. Д.

Как можете вы, сударь, рекомендовать мне побороть в себе это убеждение, укреплению которого вы сами способствуете, признавая мои рассуждения о существовании Целого и о состоянии нравов, иными словами, о метафизической истине и вытекающей из нее моральной истине? Нужно полагать, что вы не принимаете моих принципов вслепую и на веру: вы их как следует прочитали и обдумали перед тем, как их признать. Прочитав мой труд, вы видите все, что в них вложено; и, стало быть, вам, как и мне, должно быть ясно, что метафизическая истина, иначе — Целое, дает нам не только моральную истину, вытекающую, впрочем, из крушения наших лживых нравов и их обоснования, но также и объяснение всех находящихся от нее в зависимости явлений, и что все то, что доселе являлось для людей тайной в области умозрения, не исключая и самого человека, ныне благодаря этой истине раскрывается в моем труде.

Вам, как и мне, должно быть ясно, что Целое есть конечное, совершенное, верховное, порядок, гармония, добро, объект первичного отношения, абсолют, начало и конец, первопричина и первое следствие, принцип и предел, альфа и омега; что оно есть обе метафизические крайности и метафизическая середина, summus, medius et ultimus46, что оно есть различие Целого и Всего, различие, из которого следует только оно же, и пр. и пр., а следовательно, и то, что это кз него мы сделали существо моральное и разумное. А если все это для вас доказано, как для меня, если вы вслед за мной признаете метафи- зическую и моральную истину, как же может вам прийти в голову советовать мне отрешиться прежде всего от убеждения, будто я открыл истину, и сказать, что ум мой привык насыщаться лишенными реальности ухищрениями? Чего мне недостает для того, чтобы вы признали за мной право на подобное убеждение? Вы мне, конечно, не скажете того, что я сам себе с полным основанием говорю, а именно что я ко всему этому должен прибавить познание Всего, Ничто, бесконечного потому, что, по-вашему, отрицания не имеют существования; и я должен их откинуть, как излишние и искажающие мое рассуждение. Вы мне не скажете также и того, что рассуждение мое не объясняет явлений физических, как, например, морской прилив и отлив. Вы чересчур просвещенный человек, чтобы не видеть, что эти явления низшего порядка, познание которых столь бесполезно для нашего благоденствия, нимало не зависят от первичной истины. Что же вы мне скажете? Что вы имеете ответить?

Послушайтесь меня, сударь, согласитесь лучше, что вы меня читали только так себе, лишь для виду, потому, что г-н маркиз де В. желал, чтобы вы это сделали; что вы далеки были от того, чтобы знать, с кем и с чем вы имеете дело, и что то, что вы у меня признаете, вы тоже признаете только так себе. Простите меня за такое суждение. Вы сами видите, что невозможно, в самом деле прочитав меня серьезно, не признать существование Всего, раз признано существование Целого. Даже наш добрейший аббат говорит, что вы непоследовательны и что ваша непоследовательность нескладна и нелепа, особенно после ваших ошибок, которые я до сих пор исправлял, хотя они ясно доказывают, что вы не уловили сущности моих рассуждений. Поэтому я остаюсь при взгляде — и самом решительном взгляде, — что вы меня читали только так себе. Бороться со мной следует на основании здравой логики, если предмет для вас интересен и вы хотите, чтобы было ясно установлено, кто из нас должен признать себя побежденным.