Ответ аббату И.64
«Я думал, что пакет, пересланный мне из О, содержит ваш последний ответ г-ну Робине, о чем вы мне сообщили.
Но оказалось нечто совершенно иное: сочинение на тридцати страницах, которое аббат И. дал себе труд составить в назидание мне и для того, чтобы стереть в порошок шутки, вырвавшиеся у меня по поводу его неверия. Это лишь повторение всего того, что он говорил и писал вам, как и мне, с тех самых пор, как познакомился с вашим рассуждением. Он видит в нем лишь скотизм, привитый на спинозизме, лишь химеры, лишь огромное злоупотребление словами и логикой, лишь существа отвлеченные, вымышленные, которым вы рассудку вопреки приписали реальность. Целое и Все он просто не переваривает, а все ваше сочинение, столь неоспоримо доказывающее их существование, для него точно не существует. Он лишь совсем поверхностно постигает ваше определение Целого и Всего, и я готов биться об заклад, что во всей веренице принципов, которую я собираюсь швырнуть ему вместо ответа, он даже не заметит метафизические варваризмы, какие я туда всуну нарочно, и примет их за ваше учение, слово в слово. Если он их заметит, вот будет ему лафа против меня! «Что за школьник!» — скажет он.На это я ему ответил, что нельзя угадать вернее, что его очковтирательство возымело ожидаемое им действие полностью; а в доказательство своих слов выписываю ему следующие ваши слова, помещенные в вашем письме вслед за тем, что вы именуете его катехизисом. Вот они, какими вы их мне отписали!
«В этой тираде вы должны признать ваше учение: невозможно тверже изложить катехизис, нежели сделал это тут ваш верный прозелит; я только нахожу забавным, что он повторил мне слово в слово ваше учение, как будто оно не известно мне столько же и даже более, чем ему».
Что ж, милый аббат, попавшись так безрассудно в ловушку, продолжаете ли вы находить забавным катехизис нашего друга? Что до меня, то я нахожу в нем много забавного, и мне очень нравится, что, по-вашему, вы меня Ї разумеете не хуже, чем я сам, — и это после того, как вы ї приняли за часть моего учения, будто «противоположные tдруг друга взаимно отрицают и утверждают», будто I «Целое существует одновременно метафизически, физически и морально».
Согласитесь ли вы наконец с тем, что разумеете вы меня меньше, чем могло бы меня понять восьмилетнее дитя, если бы приложены были такие же усилия растолковать ему, как и вам? И неужели вы не устыдитесь учительского тона, который вы по отношению ко мне принимаете? Во всей тираде на тридцати страницах, какую вам угодно было мне прислать, нет ни одного слова, которое не должно было бы вас заставить краснеть, если бы вам паче чаяния удалось когда-нибудь понять меня. Единственное, что я на это могу ответить — и отвечу, оставляя в стороне даже грубейшие ваши ошибки, — это следующее: несмотря на все вами прочитанное и перечитанное в моем труде, вы продолжаете понимать слово «ум» в смысле физическом, в смысле ума частного, который в действительности есть лишь игра фибр в моем мозгу, вместо того, чтобы разуметь его в смысле метафизическом, или духовном, если угодно, в том смысле, что он есть интеллект, каким я его определяю, то есть существование, общее нам со всеми существами. Скажу еще, что вы только затем упорствуете в понимании его в смысле физическом, смысле вашего ума, сочиняющего книгу, или моего ума, раскрывающего, что такое интеллект, чтобы иметь возможность отрицать существование, каким я его устанавливаю, и утверждать, будто создает его один мой ум, чтобы смехотворным образом ставить его в ряд с вергилиевым адом или замком Армиды 65.Ум человека есть его человеческое существование, его физический ум; интеллект человека есть его существование коренное, его prius est esse quam esse tale66, его ум метафизический. Уму надлежит раскрыть интеллект, увидеть в нем Целое и Все, чего и вам желаю. По-вашему, аксиома prius est esse quam esse tale сводится к тому, что надобно быть человеком раньше, нежели быть аббатом; по-моему же, по-простецкому, это значит даже, что раньше, чем быть человеком, надобно быть вообще. И в сахмом деле, существование предшествует существованию человеческому, необходимо его предполагающему. Истина эта, подобно всем устанавливаемым мною, настолько истина,; что становится банальной.
Вы заставляете меня рассуждать об отце и сыне, о при- ? чине и следствии, о творце и творении не на мой лад, а gt; на ваш, и хотя я вас и люблю, но охотно надавал бы вам lt; щелчков по носу, когда вы это делаете, и еще больше на- j давал бы, когда вижу, как вы рассуждаете и ставите Hfljj
416 I
во что все раскрытое мною по поводу Целого и Всего, все установленное в доказательство их существования, и затем повторяете, как вы делали и до того, как меня прочитали, будто они создания моего воображения; когда я вижу, как вы ни во что не ставите и представляемые мною прямые доказательства их существования, не придавая им ни малейшего значения.
Но, собственно, не вам, а мне следовало бы надавать щелчков за мою простоту, за то, что я вам возражаю, особенно после того, как я вам столь бесполезно указал в письме, приложенном к 1краткому очерку разрешения загадки, что мною поставлены условия, необходимые для спора со мной, после того, как я вам доказал то, чего вы никак не желали увидеть, а именно что условия эти по самой невозможности их выполнения подтверждают истинность моих воззрений.Как могло статься, что вы измарали так много бумаги, совершенно не считаясь с моим ответом и с заключающимися в нем условиями; что вы постоянно противопоставляли мне бога теистов, словно этот бог доказуем, подобно моим воззрениям, бог, тем более непонятный для самих теистов, чем они просвещеннее? Вот по этому-то поводу я теперь с полным основанием и требую от вас ответа. Я составил вам план для возражений мне; я двадцать раз повторял вам, чтобы вы с него глаз не спускали, когда у вас разгорается упрямое желание противоречить мне. Одно из двух: вы либо опровергнете меня по этому плану, если найдете возможность это сделать, — по-моему, такая возможность исключается, — либо докажете, что опровергать меня надлежит иначе, чем по моему плану, — на мой взгляд, и это невозможно. Жду встречи с вами, чтобы вновь показать вам отчет о нашей беседе вечером 7 октября. Его достаточно, и вы сами станете судьей между вами и мной, между вашей логикой и моей.
417
14 Д, л,-м._ Дешан
Прощайте, милый аббат, и к черту вашу недобросовестность или вашу тупость по отношению к моим рассуждениям: тут либо одно, либо другое или, пожалуй, одно пополам с другим. Кстати, о недобросовестности: разве не излагалось в пресловутой диссертации, вышедшей под именем Мартена де Прада, что варварское право неравенства потому называется справедливейшим,, что оно есть право сильнейшего, — jus illud inaequalitatis barba- rum quod vocant aequius, quia validius?
Если это действительно так, то передайте перекрашивающему аббата де Прада, что он жулик, — он, правда, не перестанет от этого противоречить мне по поводу морального равенства и его отвергать, но вам тем не менее придется ему передать, что он жулик».
Приведенный ответ вызвал обещание, более чем когда-либо, углубиться в изучение моих воззрений.
Но голова милейшего аббата мне чересчур известна, чтобы я мог надеяться на перестройку ее, такую полную, как того требуют мои воззрения.Ответ тому же аббату И. на его вопрос о том, что я думаю по поводу объявленной Мантуанской академией премии 1773 года за «Изыскание причин преступности и указание средства их искоренения, если последнее возможно»
Думаю, что одни лишь мои воззрения способны полиостью исчерпать весьма странный вопрос, поставленный Мантуанской академией. Если бы я пожелал принять участие в конкурсе, то я мог бы это сделать, лишь представив мое сочинение целиком. Но вот как я в немногих словах ответил бы на поставленный вопрос для кого-либо, уже знакомого с моими воззрениями.
Неоспоримо, что преступность существует лишь в силу морального зла, что коренная причина этого зла кроется в человеческом невежестве, что для уничтожения этого зла необходимо преодолеть невежество, а преодолеть последнее возможно лишь, раскрыв как первичную, так и моральную истину, которая доселе оставалась нераскрытою и одна влечет за собою полную очевидность.
Неоспоримо, что дальнейшая причина морального зла кроется в моральном неравенстве и в собственности, этих непреходящих источниках наших искусственно раздуваемых страстей, и что зло пребудет на земле, пока будут существовать указанные основные пороки нашего общественного состояния, пока естественные потребности, освобожденные от всего искусственного, внесенного нами в них под влиянием наших искусственных страстей, не станут единственными нашими страстями.
Неоспоримо, что пороки морального неравенства и собственности порождены нашими неизбежными вначале неведением и неопытностью; что общественное состояние, строившееся стихийно, могло развиваться лишь на их основе; что они являются следствием физического неравенства, а стало быть, и непреходящим доказательством существования первоначального нашего состояния, состояния дикости; что состояние законов человеческих и якобы божеских существует единственно для поддержания их и поддержания нашего неведения; что оно одно составляет всю их силу и что, таким образом, людям нужно не состояние законов, а состояние нравов, общественное состояние без законов.
(Последнее утверждение, направленное против состояния законов, становится решительно неоспоримым при познании изначальной истины, отметающей все божеские законы и отмеченной печатью очевидности.)Неоспоримо, повторяю еще раз, что моральное неравенство и собственность, будучи вторичными причинами морального зла, являются также причинами всех систем управления и всех преступлений, которыми кишит наше общественное состояние. Чтобы устранить всякое сомнение в этом, достаточно разобрать причины каждого из указанных недостатков и каждого преступления — тогда не останется в этом ни малейшего сомнения. Я так на этом настаиваю для того, чтобы на это обратили внимание и поняли наконец, что человек зол и дурен лишь из- за нашего поистине отвратительного общественного состояния.
Из сказанного следует, что причины, порождающие преступления, заключаются прежде всего в нашем неведении, а затем в моральном неравенстве и собственности, порожденных неравенством физическим; что одно-единственное средство уничтожить преступность — это уничтожить корень ее, поставив на место упомянутых причин знание, моральное равенство и общность всех благ, к которым направлены наши разумные стремления, каковые одни бы тогда и остались.
Вот, несомненно, те причины и те средства, о каких спрашивает Мантуанская академия. Им недостает только развернутых доказательств, приводимых в сочинении, в котором я излагаю свои воззрения. Но подумала ли Академия, что она ставит вопрос настолько философический, требующий для своего разрешения восхождения к первоначалу вещей? Предвидела ли она ниспровержение основ христианства, которое может повлечь за собою требуемое ею изыскание? Я, пожалуй, склонен думать, что предвидела, раз она не считается с принципами, раз она ставит вопрос независимо от них, раз она не касается первородного греха, спрашивая, какова причина преступности. Но как же возможно, чтобы Академия, пребывающая под игом религии, все же решилась подрывать ее основы по столь существенному вопросу? Предоставляю это вашим размышлениям. Ибо никто не может быть озабочен причинами того или иного противоречия меньше, чем я, представивший общее объяснение для всех человеческих противоречий.
Прощайте! Все написанное вы прочтете, и, если это для вас окажется не одной только словесностью, я буду крайне удивлен. Все же обнимаю ваш добродушный внешний образ, который очень люблю.