Ответ
Если моральное, как они думают, является лишь физическим с, то это физическое столь своеобразно, что требует специального рассмотрения его базиса, то есть должно быть каким-то специально и тщательно извлеченным следствием метафизического началаd.
Они, может быть, скажут, что моральное кажется нам отличным от физического и даже иной природы лишь вследствие безумия нашей морали и что, если бы наша мораль была разумной, мы не отличали бы ее от физическойе.Но тогда нужно, чтобы они не отделывались от состояния естественного морального закона, и им придется найти базис этого состояния в чисто метафизическом[91]. Если они с этим справятся, им еще придется доказать, что эта совершенная мораль может существовать и что только одно наше невежество является препятствием ее существованию g; ибо без этого наша мораль существовала бы всегда со своим метафизическим и моральным базисом, которым является бог, и все их усилия остались бы лишь такими, какими являются сегодня, — бесполезными и вредными.
Несомненно, я завожу их далеко и закапываюсь в глубину, в какую они никогда не предполагали, что их можно заставить закопаться, но им пора наконец воздвигать, если они намерены разрушать; я вызываю их всех, сколько их есть, это сделать, но выполняя условия, которые я им выставляю и к которым теперь сводится вся трудность[92].
Доведя разум до того предела, до какого только он может дойти, я вывел их на путь, наиболее способный привести их к их разрушительной цели. Их дело теперь — могут ли они на этом пути найти какие- нибудь доводы против состояния законов. Если они этого не могут, пусть знают, что у этого состояния есть сила, с которой они ничего не могут поделать, и перо должно выпасть у них из рук, да так, что им никогда не поднять его.Их атеизм будет посрамлен, когда и для гораздо более просвещенного атеизма33, чем их атеизм, выяснится невозможность выполнения условия, которое я им поставил (чтобы им было позволено разрушать), потому что они увидят, что их атеизма недостаточно. Со всей очевидностью выявится необходимость божеских законов — к построению можно прийти только при их посредстве. Их невежественный и беспринципный атеизм не имеет и тени основания претендовать на уничтожение божеских законов и ставить себя на их место. При этом предположении сам атеизм посрамлял бы атеизм; и если это делаю я, то для того лишь, чтобы показать атеистам, сколь мало продуман их атеизм и как они не правы, афишируя его[93].
Пойдем дальше и спросим их, сможет ли этот просвещенный атеизм — предположим, что он теперь найден и провозглашен, — со всей очевидностью уничтожить состояние законов; это состояние столь повсеместно и столь прочно утверждено на земном шаре, который мы населяем, что они, несомненно, не решатся ответить утвердительно к. Пусть же они рассудят отсюда, как непоколебимо это состояние, и пусть исходят из этого суждения, чтобы хорошо убедиться в тщете, в ничтожности и одновременно в опасности их усилий.
Теперь, когда они не могут более отказываться признать всеобщее существование как бытие, как начало, им придется признать его позитивным и негативным, таким, как нас учит теологическая философия, и признать, что эта философия, дающая нравам принцип, без которого они не могут обойтись, много выше их философии, отрицающей этот принцип, даже если допустить, что теология ошибается насчет того принципа, который она выставляет
В соответствии со своей способностью понимания, которая у них не отличается от моей, хотя и менее развита ими, чем мной, они пишут, что теперь они знают всю его ценность, что следуют тому, что я им открыл, и, чем больше они увидят последствий, вытекающих для них из метафизического принципа т, тем больше они поймут, что были неправы, решаясь выступить и высказаться против религии, не зная этого принципа и его отрицания, не зная даже истинного морального принципа.
Они считают неразумным, чтобы мы придерживались религии; пусть они рассудят, обосновано ли это. И пусть они судят об этом, даже в том случае, если сегодня, после раскрытия истины, ложность религии доказана п.Я сделал для религии, которую я люблю, все, что мог сделать для нее, доказывая необходимость ее существования в нашем состоянии законов, доказывая, что за ее абсурдное и полное неурядиц существование следует винить не ее, но состояние человеческих законов, которое по необходимости требует ее поддержки. Этим я посрамляю ее противников и показываю все ее преимущества перед ними. И если я в то же время борюсь с нею, так же как и со строем человеческих законов, то меня к этому побуждают Истина и человечность0, современная философская гордыня и зло, которое они вызывают. Мы живем в век полупросвещения, когда особенно важно преодолеть наше невежество. Революция, которую может вызвать Истина, открытая людям, сможет отвратить ту, которая угрожает нам, и это будет великое благо, отвращающее великое зло. Эта счастливая революция не может прийти сразу; но провозглашенная и переходящая от одного к другому Истина приведет к ней умы и не даст им желать иной.
Сколько повседневных бедствий всякого рода вызывает наше несчастное состояние законов! Даже средства их исцеления, которые постоянно стремятся противопоставить им, сами являются злом. Не будем же отбрасывать единственное подлинно целебное средство, имеющееся против них. Но напрасно некоторые хотели бы отбросить его из-за ложной мысли, что они от него что-то потеряют. Очевидность высказалась и будет продолжать высказываться.
Покров, который я, как кажется, накинул на нее в предшествующих ответах, будет снят в следующих.
Вопрос XXXI
Метафизический принцип, который вы установили, — насколько я его сейчас понимаю, — очевидно, не может быть моральным?