<<
>>

  Ответ  

Физически совершенно невозможно, чтобы состояние дикости не было нашим состоянием до общественного состояния, чтобы люди свалились с облаков со сложившимся языком и образовали общество, — не скажу такое, как у народов, живущих гражданским строем, но хотя бы такое, как у готтентотов.
Вот в чем не было бы ни малейшего сомнения, что не стояло бы даже под вопросом, если бы не абсурдный догмат о мужчине и женщине, вышедших из рук бога взрослыми и говорящими, чтобы получить закон и подчиниться ему.

С какой бы точки зрения ни рассматривать начало общественного состояния, для его существования было необходимо, чтобы какие-то дикие люди повели или погнали других людей, которых они себе подчинили. Охоты и нескольких видов животных, с которыми приходилось бороться, для этого было достаточно, особенно при их выигрышном телосложении, дававшем им возможность пользоваться палками и камнями. Всяческие владыки и их подданные являются потомками тех первых людей, и это начало общественного состояния очень легко и просто понять, даже с помощью нашего теперешнего состояния, тогда как начало, изобретенное религией, непонятно самой своей абсурдностью.

Только постепенно, путем происхождения от других видов, на земле мог появиться вид, обладающий нашим телосложениемк; и только благодаря нашему выгодному телосложению, и особенно десяти пальцам, дарованным нам природой[74], наши потребности неощутимо привели нас от состояния дикости к состоянию общества, в котором мы находимся со времен человеческих законов. Сколько абсурдного в нашем способе видеть мир! Миг — пять или шесть тысяч лет — срок его образования, как мы думаем, надо считать за ничто в сравнении с временем или с миром, который существовал всегда.

Одного применения палки было достаточно, чтобы привести нас от состояния дикости к общественному состоянию. Более чем вероятно, что мы начали с этого.

Разве не является доказательством этого издревле идущее использование скипетров и жезлов командования? И идея рабства, которую всегда связывали с палочными ударами? Нашим пальцам, этой основной причине нашего общественного состояния, обязаны мы применением палки, как мы должны быть обязаны им появлением всех на* ших искусств. Ибо, не будь у нас пальцев, к чему нам была бы голова? Конечно, она управляет ими посредством пяти чувств, которые она в себе заключает, но для того; чтобы она могла управлять пальцами, нужны были пальцы.

В образовании общественного состояния и языка нет ничего, кроме естественного; и если в этом нашли тайну, как сделал г-н Руссо из Женевы [75], то это произошло потому, что хотелось понять его успехи, а они для нас навсегда потеряны. Вместо этого надо было исследовать его принцип — причину его успехов. Но каков этот принцип? Это зародыш общественности, существующий у всех ви- дов животных и развившийся у нашего вида сильнее, чем у прочих

Вот примерно все, что можно сказать философского об этом частном вопросе; и хотеть отягощать его спекуляциями о подробностях, которые не могут привести ни к чему полезному, — значит поставить себя в положение, в котором оказался г-н Руссо, увидевший чудо там, где его нетт. Этот автор считает крайне важным для познания происхождения человека, чтобы философы совершали путешествия по земному шару[76]; будь он более философом, он бы совершил свое путешествие в разуме и понял бы, что здравой философии совсем не нужно ставить опыты для выяснения, одной ли породы с нами орангутанги или нет, чтобы прийти к убеждению, что состояние дикости было первым состоянием человека.

Следствием нашего стремления к единению, нашего благоприятного телосложения и власти сильного над слабым, искусного над менее искусным, отцов над их детьми было то, что мы образовали общество. После этого и после всего того, что в этом есть простого и естественного, нет нужды искать, путем каких градаций мы пришли к созданию языка и всех познаний, которые имеем теперь.

Если нам кажется, что потребовалось крайне значитель- ftoe время, чтобы прийти к тому положению, в котором мы находимся вот уже тысячи лет, не будем жалеть времени, дадим на это тысячи веков 12: сколько на это понадобилось времени, не меняет существа дела.

Язык разрастался и познания приобретались по мере того, как общественное состояние отдалялось от своего начала. Это не могло быть иначе, и мы снова отдаляемся от простого, когда хотим найти в этом чудесное. Но при нашем невежестве нам вполне естественно находить чудесное во всем, как только мы желаем углубиться.

Суть человека метафизична, его форма физична, а его образ жизни морален 13. Языки по необходимости должны были сложиться из этих моментов, как и произошло. Вот к чему сводится вся тайна языков, на которых мы говорим. Моральный момент излишен: он существует только вследствие безумия наших нравов, которые привели к созданию моральных существ и терминов, которых мы не знали бы вне состояния законов. Моральное состояние нравов было бы только физическим этого состояния, оно также является физическим состоянием законов. Но физическое этого состояния, которым является само это состояние, столь безрассудно, что кажется выходящим за пределы физического и составляющим особый вид.

Лишь дикие животные, особенно те, которые живут охотой или имеют пальцы, как обезьяны, могут образовать общественное состояние, потому что ряд домашних животных образовался в жилище вместе с человеком, который их искусно подчинил и подвел под состояние законов, в котором им пррщется оставатьсяп. Но возможность того, чтобы дикие животные образовали общественное состояние, так мала, что как бы не существует, особенно из-за силы, которую нам дает наше общественное состояние против них и против всего, что они могли бы предпринять, чтобы оказаться сильнее нас. Это положение неизбежно сохранится до какого-нибудь большого переворота на нашем земном шаре, переворота, который мог бы все изменить на поверхности, ничего не меняя по сути, которая неизменна.

На одном континенте не может быть двух видов животных, образующих общество одновременно.

Если бы их было два, одному пришлось бы уничтожить другой. Если это общество у нас, то лишь потому, что у нас есть все, что для этого нужно, — больше, чем у слонов, быков, львов, медведей и т. п. Но какой безумной и несчастной породой мы стали из-за этого преимущества и злоупотребления им, отойдя от простого и полезного! Чрезмерные успехи этой чисто физической способности, которую мы называем нашим интеллектом, составляют нашу гордость. Но в то же время они составляют наше несчастье—и больше, чем мы. думаем. Впрочем, чем вызваны эти чрезмерные успехи, как не безумием нашего общественного состояния, которое, умножая наши потребности и все более и более создавая в нас потребность оторваться от нас самих, привело нас ко всякого рода излишествам в области искусств и знаний 14. Если бы наш род мог с самого начала быть тем, чем может стать, познав истину, его интеллект, ограниченный необходимым и полезным, никогда не вышел бы за пределы пристойной середины.

Вопрос XV

Необходима ли состоянию человеческих законов поддержка состояния божеских законов?

Ответ

Да, потому что это состояние не могло бы существовать, если бы нам было доказано, что оно создано нами, что в нем нет ничего, кроме человеческого 15. Такое доказательство, однажды данное (а все стремится дать его), подорвало бы состояние человеческих законов через его основу, которой является религия. Тогда, чтобы удержаться, у него оставалась бы только физическая сила, и эта ненавистная опора привела бы к его гибели. Если оно и началось посредством этой силы, в чем нельзя сомневаться, то ему необходимо потребовалась религия, чтобы облегчить его успехи, подчиняя людей этой силе; и нападать на религию означает нападать на состояние законов0.

Положение, что людьми можно управлять посредством одних человеческих законов, — положение, которого атеисты не доказывают, хотя и разрушают, согласно ему, всякую религию, как будто они его доказали, — может быть \ истинным только в отношении немногих людей, находя- І

                            4

0 Вот что ускользает от философов-атеистов, верящих в ослеп- - лении, что, пытаясь разрушить состояние законов божественных, j они спасают состояние человеческих законов.

Но что это за по- I пытки и к чему они приводят, как не к презрению к законам, ! которое они мало-помалу породили в сердцах людей, особенно тех, ! кто призван давать народам пример уважения законов. Но против 1 состояния законов вообще оно может сделать не больше, чем кни- 1 ги философов, порождающие его.              | щихся под палкой и в цепях, как каторжане, но не в отношении людей образованных, просвещенных и находящихся на свободе под властью законов. Одна физическая сила может, конечно, подчинить несколько человек; но, чтобы подчинить всех людей, к ней должна быть прибавлена другая сила: физической силе нужна санкция, чтобы покорить сердце и разум, чтобы подчинить людей этой силе, подчиняя их этой санкциир. Эта истина столь истинна в глазах здравого разума и, кроме того, так подтверждается существованием религии во все времена и во всех человеческих обществах — несмотря на все нападки, которым можно было ее подвергнуть, — что ее уже нельзя ставить под вопрос. Религии сегодня нам крайне в тягость, так как несут с собою законы и догматы; но мы не могли удалиться от простоты первоначальных нравов, стать до такого предела гражданственными, без того чтобы и религии не удалились равно от своей первоначальной простоты. Если хотят религий менее сложных, чем наши, пусть вернут людей к их первоначальным нравам; но пробовать это столь же бесплодно, как и пытаться вернуть их в состояние дикости. Отныне их можно привести только к состоянию нравов, к состоянию естественных моральных законов.

Вопрос XVI

Нет ли народов, живущих без какой-либо религии и тем не менее живущих в обществе?

Ответ

Эти народы, если и существуют, живут, очевидно, без человеческих законов и не испытывают потребности их иметь. Их общество — это только их сборище в местах, где охота и рыболовство — но не стада и возделанные земли — обильно удовлетворяют их потребности и где у каждого из них нет ничего собственного, что могло бы быть предметом зависти для его соседа.

Делать, как

р Если бы была возможна отмена божеских законов без отмены человеческих законов, одни тайные преступления, множась, привели бы вскоре к отмене этих последних. Но так как все способствовало бы их отмене, в этой цепи нельзя видеть отдельного звена; а впрочем, рассуждать об отмене божеских законов без отмены законов человеческих — это рассуждать о невозможном.

делают некоторые философы, вывод от способности этих грубых народов жить без религии к такой же способности у нас, не ставя нас в их положение, — это примерно заключать по состоянию дикости об общественном состоянии и о гражданском общественном состоянии.

Будет правильнее, если мы скажем, что эти народы не могут жить совместно, не имея каких-то обязательств, которые надо соблюдать между собою, не имея законов и какой-то религии: раз у них есть язык, чтобы понимать друг друга; раз они рассуждают, заключают браки, имеют каждый свою хижину, свою утварь, свои орудия; раз у них наверняка есть какой бы то ни было вождь, потомок того, кто первый собрал их вместе, кто извлек их из состояния дикостиq; и раз они видят над собой что-то, что их удивляет, чем они восхищаются и что часто их пугает. У них нет никаких записей, но состояние их общества необходимо требует каких-то законов, которым они подчиняются, каких-то религиозных обязанностей, хотя бы в отношении мертвых. Эти законы и эти обязанности создают у них понятие о справедливом и несправедливом, о моральном добре и зле. Это понятие находит подкрепление в страхе перед тем, что над ними. Ибо этот страх в соединении с устройством и порядком небес, которые они наблюдают, а может быть, и со страхом, который им внушает их вождь, приводит их к понятию о существе более мощном, чем все они, к понятию о верховном существе, о котором они — так же, как и мы, — имеют внутреннее представление г, и побуждает их свя-

я Ничто лучше не доказывает людям, что они вышли из естественного состояния, чем состояние законов, в котором они живут. Но религия учит, что это состояние даровано богом, и им пришлось проглотить эту нелепицу, потому что следствием состояния законов было заставить их проглотить ее. Религия извлекает все свои силы из этого состояния, и это состояние ее необходимо требует.

г Как могли бы мы судить о том, что существа, воздействующие на наши чувства, не верховные, не совершенные, если бы у нас не было представления о верховном, о совершенном — представления, которое в нас является прототипом, с которым мы непрестанно сравниваем существа, находящиеся вне нас, и себя самих? Это чисто метафизическое представление существует для нас в моральном в силу абсурда, побуждающего нас верить в моральное верховное существо, управляющее нами. Отсюда идея, одновременно метафизическая и моральная, которую мы связываем с верховным, с метафизическим и моральным так же, как и

зывать с этим существом абсурдную идею воздаяния и отмщения. Отсюда у них появляется религия. Все это, так сказать, при их чрезвычайно простых нравах только в зародыше. Тем не менее это существует, и, если нас не могут в этом убедить факты, поскольку мы так удалены от этих народов, здравый рассудок должен нам это возместить s.

Вопрос XVII

Но могла ли какая-то первая семья жить в состоянии человеческих законов, под управлением отца, не находясь под состоянием законов божеских?

Ответ

10*

291

Да, потому что невозможно, чтобы общество могло начаться иначе, чем через состояние человеческих законовt. Но чем могло быть это первое бессознательное состояние человеческих законов в сравнении с тем, которого позднее потребовало сложившееся общественное состояние; и чем могла быть эта первая грубая семья в сравнении с бесчисленными и вышедшими из состояния дикости семьями, появившимися после нее, которые из-за самых невыгод их общественного состояния, по необходимости несовершенного, то есть состояния законов, должны были все более и более искать возможность освободиться от законов, нуждались поэтому в узде религии? Делать на основании первой семьи выводы о размножившихся и все труднее удерживаемых семьях, семьях, все более или менее раздираемых противоположными интересами, семьях, образующих различные государства, различные нации, — это означает заключать от общественного состояния, только-только в колыбели, к полностью развер-

нувшемуся общественному состоянию и даже (ибо это можно сказать из-за крайнего различия) от одного состояния к другому состоянию[77].

Вопрос XVIII

Оправданы ли нападки на религию, столь громкие в наши дни?

<< | >>
Источник: Дом Леже-Мари ДЕШАН. ИСТИНА, ИЛИ ИСТИННАЯ СИСТЕМА. Издательство социально - экономической литературы. «Мысль» Москва-1973. 1973

Еще по теме   Ответ  :