ОТЕЧЕСТВО (политический строй)
Греки и римляне не знали ничего более достойного любви и более священного, чем отечество. Они говорили, что ему обязаны жертво- вать всем и что мстить ему столь же непозволительно, как мстить собственному отцу; что своих друзей можно выбирать только из числа его друзей и что наилучшая судьба уготована тому, кто за него сражается; что смерть ради его защиты прекрасна и сладостна и что небеса приемлют лишь тех, кто послужил ему. Так говорили магистраты, воины и народ. Какое же понятие об отечестве они имели?
Отечество, говорили они, это земля, все жители которой заинтересованы в ее сохранении, которую никто не хочет покинуть, ибо счастье свое не оставляют, и где чужеземцы ищут себе убежища. Это кормилица, дающая свое молоко с тем же наслаждением, с каким его пьют. Это мать, которая любит своих детей и различает их лишь постольку, поскольку они сами различают друг друга; которая очень хочет, чтобы они были богаты или со средним достатком, но не бедняками, великими и малыми, но не угнетенными; которая даже при этом неравном разделе сохраняет особое равенство, всем открывая дорогу к первым местам, которая не потерпит никакого зла в своей семье, кроме того, какому она не сможет помешать, - болезни и смерти; которая сочла бы, что давая жизнь своим детям, она не дала ничего, если не добавила им благополучия.
Это сила, столь же древняя, как общество, опирающаяся на природу и порядок; власть, высшая над всеми властями, учрежденными ею в своем лоне, - архонтами, градоправителями, судьями, консулами или царями; власть, которая подчиняет своим законам как тех, кто от ее имени распоряжается, так и тех, кто подчиняется. Это божество, которое принимает дары лишь для того, чтобы раздать их, которое требует больше любви, чем страха, которое, улыбаясь, творит добро и, вздыхая, насылает громы.Таково отечество. Любовь к нему ведет к добрым нравам, а добрые нравы ведут к любви к отечеству. Эта любовь является любовью к законам и счастью государства, любовью, проявляющейся только в демократиях. Это политическая доблесть, с помощью которой отказываются от себя, предпочитая собственному интересу общественный; это чувство, а не последствие знаний, и этим чувством может обладать последний человек в государстве точно так же, как и глава республики.
Слово "отечество" было одним из первых слов, которое начинали лепетать дети греков и римлян; оно было душой бесед и военным кличем; оно украшало поэзию, воодушевляло ораторов, председательствовало в сенате, звучало в театре и на народных собраниях; оно высекалось на памятниках. Цицерон3 считал это слово столь исполненным глубокого чувства, что предпочитал его всякому другому, когда говорил об интересах Рима.
У греков и римлян имелись, кроме того, обычаи, которые беспре- рывно напоминали о смысле слова "отечество"; венки, триумфы, статуи, могилы, надгробные речи - все они возбуждали патриотизм. Там бывали также поистине народные спектакли, на которых отдыхали вместе все сословия, трибуны, где устами ораторов отечество советовалось со своими детьми о средствах достижения счастья и славы для всех. Расскажем о событиях, которые подтвердят все, только что нами сказанное.
Когда греки победили персов при Саламине, то, с одной стороны, был слышен властный голос государя, гнавший рабов в бой, а с другой - слово "отечество", одушевлявшее свободных людей.
Греки не имели ничего более дорогого, чем любовь к отечеству; трудиться для него составляло их счастье и их славу. Всему в мире предпочитали отечество Ликург, Солон, Мильтиад, Фемистокл, Аристид. Один из них на военном совете республики увидел занесенную над ним трость Эврибиада4 и ответил ему всего тремя словами: "Ударь, но выслушай". После длительного управления афинскими войсками и финансами Аристид не оставил денег даже на свои похороны.Спартанские женщины так же стремились нравиться, как и наши, но они рассчитывали вернее достичь цели, примешивая к обаянию патриотическое рвение. "Иди, сын мой, - говорила одна, - вооружись для защиты своего отечества и возвращайся лишь со щитом или на щите", т.е. победителем или мертвым. "Утешься, - говорила другая мать одному из своих сыновей, - не жалей о потерянной ноге, ведь ты не сделаешь и шагу, чтобы не вспомнить, что ты защищал отечество". После битвы при Левктрах5 все матери погибших в битве радовались, в то время как другие плакали над своими сыновьями, которые вернулись побежденными. Они похвалялись тем, что дали миру мужчин, ибо уже с колыбели они их учили, что первой матерью является отечество.
Рим, воспринявший от греков идею отечества, глубоко запечатлел ее в сердцах своих граждан. Римлянам было даже свойственно примешивать к любви к отечеству религиозные чувства. Неизгладимое впечатление оказывал на римлян их город, основанный при наилучших предсказаниях, их царь и их бог - Ромул, вечный, как город Капитолий6, и город вечный, как его основатель.
Для защиты своего отечества Брут7 приказал казнить своих сыновей, и этот поступок кажется неестественным только слабым душам. Без смерти двоих предателей отечество Брута было бы задушено в колыбели. Валерию Публиколе8 нужно было только произнести слово "отечество", чтобы сделать сенат более популярным; Менению Аг- риппе9 - чтобы привести народ со священного холма в лоно республики, Ветурии - чтобы разоружить своего сына Кориолана10, ибо жен- щины в Риме, как в Спарте, были гражданками; Манлию, Камиллу, Сципиону - чтобы победить врагов от имени римлян; обоим Като- нам11 - чтобы сохранить законы и старинные нравы; Цицерону - чтобы устрашить Антония и разгромить Каталину12.
Можно сказать, что слово "отечество" обладало тайной силой, которая, по выражению Лукиана13, не только превращала самых робких в храбрецов, но и порождала героев всех родов для многообразных подвигов. Лучше скажем, что в этих греческих и римских душах имелась доблесть, которая заставляла их чувствовать цену этого слова. Я говорю не о тех мелких доблестях, которым в отдельных наших обществах воздаются малозаслуженные хвалы; я имею в виду те гражданские качества, ту силу души, которая заставляет свершать ради общественного блага великие дела. Фабия осмеивали, презирали и оскорбляли армия и его соратники, но он все равно не изменил своего плана, медлил еще и еще и в конце концов победил Ганнибала14. Для сохранения у Рима преимущества Регул, будучи узником, отговорил от обмена пленными и вернулся в Карфаген, где его ждали мучения15. Трое Дециев ознаменовали свой консулат, обрекши себя на верную смерть16. Пока мы будем смотреть на этих отважных граждан как на великих безумцев, а на их поступки - как на театральные подвиги, слово "отечество" будут у нас понимать не так, как надо.
Вероятно, к этому прекрасному слову никогда не относились с ббльшим уважением, любовью и пользой, чем во времена Фабриция17. Все знают, что он сказал Пирру18: оставь себе золото и почести; мы, римляне, богаты тем, что отечество, возводя нас на высшие посты, требует от нас только заслуг. Но не все знают, что те же слова сказали бы тысячи других римлян. Этот патриотический дух был всеобщим в городе, где все сословия были доблестны. Вот почему Рим показался послу Пирра Кинеасу храмом, а сенат - собранием королей.
Вместе с нравами изменилось и это понятие. К концу республики слово "отечество" употребляли больше для его профанации. Каталина и его неистовые соучастники обрекали на смерть каждого, кто произносил его на римском наречии. Красс19 и Цезарь лишь прикрывали им свое честолюбие; впоследствии, когда тот же Цезарь, перейдя Рубикон, сказал своим солдатам, что он идет мстить за оскорбления отечества, он просто обманул свои войска.
Нельзя было научиться любить отечество на ужинах Красса или возводя здания, как Лукулл20, предаваясь разврату, как Клодий21, или грабя провинции, как Веррес22, замышляя тиранию, как Цезарь, или льстя Цезарю, как Антоний23.Среди этого расстройства правления и нравов было, однако, несколько римлян, скорбящих о благе своего отечества. Очень примечателен пример Тита Лабиена24. Друг Цезаря, товарищ и подчас орудие его побед, он стал выше всех соблазнительных честолюбивых целей и, не колеблясь, оставил дело, которому покровительствовала удача. Пожертвовав собой ради любви к отечеству, он принял сторону Помпея, где рисковал всем и где даже в случае успеха мог найти лишь более чем умеренное уважение.
Наконец, при Тиберии25 Рим забыл о всякой любви к отечеству, да и как мог бы он ее сохранить? Там разбой соединялся с властью, происки и интриги распоряжались должностями, все богатства попадали в руки меньшинства, и необузданная роскошь оскорбляла крайнюю бедность, поле пахаря подвергалось притеснениям, и все граждане были вынуждены оставить заботу об общем благе, ради того чтобы заняться только своим личным благом. Все принципы правления были извращены, все законы подчинились воле государя. У сената не было больше силы, у частных лиц - безопасности. Сенаторы, захотевшие защитить общественную свободу, рисковали своей. Это была завуалированная тирания, осуществляемая под сенью законов, и горе тому, кто это замечал: высказать свои опасения означало удвоить их. Тибе- рий, дремавший на своем острове Капри, оставил все дела Сеяну, а Сеян, достойный министр своего господина, сделал все, что мог, для подавления в римлянах всякой любви к своему отечеству.
Траян[69] славен больше всего тем, что воскресил ее остатки. Ему предшествовали на троне шесть тиранов, равно жестоких, почти поголовно безумных, подчас слабоумных. Царствования Тита и Нервы были слишком краткими, чтобы установить любовь к отечеству. Траян решил возродить ее; посмотрим, как он это сделал.
Он начал с того, что сказал префекту претория27 Сабурану, вручив ему меч как символ должности: "Возьми этот меч, чтобы поднять его на мою защиту, если я хорошо буду управлять отечеством, или против меня, если я поведу себя дурно".
Он был уверен в себе. Он отказался от денег, которые новые императоры получали с городов, значительно уменьшил налоги, продал в пользу государства часть императорских имуществ, одарил бедных граждан и воспрепятствовал крайнему обогащению богатых. У тех, кого он поставил на должности квесторов, преторов, проконсулов28, не было другого способа на них удержаться, как заботиться о счастье народов. Он вернул изобилие, порядок и правосудие в провинциях и в Риме, где его дворец был так же открыт для народа, как храмы, в особенности для тех, кто являлся к нему добиваться чего-нибудь во имя интересов отечества.Когда стало очевидно, что господин Рима подчиняется законам, что он возвратил сенату его великолепие и власть, делает все в согласии с ним и смотрит на императорское достоинство как на простую должность, и тот, кто ее занимает, ответствен перед отечеством, когда уви- дели, что нынешнее благо укрепляет основы будущего, тогда наконец все показали, чего они стоят. Женщины гордились тем, что они дали отечеству детей, молодые люди говорили лишь о том, как его прославить, старики собирали свои силы, чтобы служить ему. Все восклицали: "Счастливое отечество! Славный император!" Всеобщее одобрение присудило лучшему из государей титул, вмещавший все титулы, - отец отечества. Но когда чудовища заняли его место, правительство вновь стало творить злоупотребления, солдаты продавали отечество и убивали императоров, чтобы добыть еще денег.
После этого мне не нужно доказывать, что в порабощенных государствах не может быть отечества. Так, те, кто живет при восточном доспотизме, где нет другого закона, кроме желания государя, других правил, кроме восхищения его капризами, других принципов управления, кроме страха, где ничье имущество и ничья голова не находятся в безопасности, эти люди, говорю я, совсем не имеют отечества и даже не знают этого слова, которое является настоящим выражением счастья.
Аббат Куайе говорит: "Побуждаемый усердием, я во многих местах допытывался у подданных всех рангов: граждане, спрашивал я, известно ли вам отечество? Человек из народа плакал, чиновник хмурил брови, храня мрачное молчание, военный бранился, придворный издевался надо мной, финансист спросил, не означает ли это название нового откупа. Лица духовного звания указывали, подобно Анаксагору, перстом на небо, когда их спрашивали, где ваше отечество: неудивительно, что на этой земле они его не чествуют".
Один лорд29, известный своими произведениями и делами, заметил однажды, вероятно, с излишней горечью, что в его стране роскошь заменила гостеприимство, разврат - развлечение, придворные - сеньоров, щеголи - горожан. Если это так, то вскоре - и это ужасно - там больше не будет властвовать любовь к отечеству. Развращенные граждане всегда готовы разодрать свою страну или возбудить смуты и раздоры, столь несовместимые с общественным благом.