<<
>>

§ 58. Общее и более точное определение духа

«Из того, что я существую, хотя во всем сомневаюсь и от всего отвлекаюсь, — говорит далее Декарт, — я познаю в то же время, что я не что иное, как мыслящее существо. Ибо только одно мышление неотделимо от меня, и если я даже признаю все иллюзией, отвлекусь от всего, то все-таки я существую, когда и поскольку я мыслю; так что мышление есть моя субстанция, я мыслящая сущность.
Но что она представляет? Сомневающееся, понимающее, утверждающее, отрицающее, нежелающее, также представляющее и ощущающее существо. Ибо разве не я сам, который во всем сомневаюсь, но понимаю нечто, что утверждаю как истинное, а остальное отрицаю, желаю знать больше, не хочу быть обманутым, многое представляю себе даже против своей воли и получаю многие чувственные представления? Что из этого можно назвать отличным от моего мышления, отделенным от меня самого? Ибо что может быть яснее и достовернее, чем то, что я сам сомневаюсь, понимаю, хочу? Но я же тот, кто представляет; ибо, хотя бы не существовал ни один представленный предмет, тем не менее эта моя способность представления имеет положительное существование и принадлежит моему мышлению и точно так же Я тот, кто чувствует» (Medit., II).

«Таким образом, я уверен в тохЧ, что я мыслящее существо. Но что требуется для того, чтобы я был уверен в чем-либо? Что даст мне эта уверенность? Ничего иного, кроме познания, что это первое положение содержит только ясное и отчетливое понятие о том, что я утверждаю. Но это понятие было бы недостаточно, чтобы дать мне уверенность в истине этого положения, если бы было возможно, чтобы нечто понимаемое мной ясно и отчетливо было ложно; и потому для моего познания я могу установить как общее правило, что все истинноt что я понимаю ясно и отчетливо» (Medit.,

пі).

«Так как я при отвлечении от всего чувственного и телесного и через это отвлечение, через отрицание их бытия нашел свою сущность, познал, что я не могу отвлечься только от мышления, следовательно, это моя сущность, то отсюда я заключаю, что познание меня самого как духа или мыслящей сущности, т.

е. именно познание духа, вовсе не может зависеть от познания чувственных вещей, о которых я еще вовсе не знаю, что они существуют, и что ничто из того, что я могу воспринять посредством воображения, т. е. чувственных представлений, ничто из всех чувственно-предста- вимых вещей не принадлежит к понятию духа или меня самого» (Medit., II). «Поэтому дух может быть познан сам по себе вполне и отчетливо без всяких форм и атрибутов, относящихся к телу; понятие о нем не содержит ничего принадлежащего к понятию тела» (Resp., IV, р. 123; Resp., V, р. 59). Поэтому дух и в действительности отличен от тела, ибо я могу понять его ясно п отчетливо без тела. Из того, что я знаю, что существую, и познаю, что к моей природе или сущности не принадлежит ничего, кроме того, что я мыслящая сущность, я вывожу с полным правом, что моя сущность состоит лишь в том, что я мыслящая сущность. Ибо, хотя, как окажется ниже, я имею тесно связанное со мной тело, тем не менее я все-таки уверен, что действительно отличен от тела и могу существовать без него, так как, с одной стороны, имею ясное й отчетливое понятие о себе самом как мыслящей, не- протяженной сущности, а с другой стороны, ясное понятие о теле, поскольку оно есть протяженное, немыс- лящее существо (Medit., VI). Поэтому наш дух не имеет ни цвета, ни запаха, ни вкуса, ни чего-либо иного относящегося к телу; поэтому его нельзя воспринять чувственным представлением или составить себе его образ, ибо душа, или дух, воспринимает себя лишь чистым интеллектом (Epist., р. 111, ИЗ, p. I, 30). Однако дух не непонятен; напротив, так как мы все понимаем через него, то он более понятен, чем все вещи. Да, дух познаваем скорее и достовернее, чем какая-либо телесная вещь, ибо мы уже восприняли его, а в существовании чего-либо иного мы еще сомневаемся. Он есть самое достоверное, самое ясное в мире, самое известное. Но это обнаруживается в следующем: чем более атрибутов субстанции мы познаем, тем совершеннее мы понимаем ее природу; и как мы, например, в воске можем различать разные атрибуты, твердость, белизну и т.
д., точно так же мы можем различать многое в духе: во-первых, свойство или силу познавать белизну, затем способность познавать твердость и т. д. Но отсюда следует, что ни в одной вещи нельзя познать столько атрибутов, как в нашем духе; ибо, сколько бы мы ни познавали их в каком-либо другом предмете, столько же можно их насчитать и в нашем духе, ибо он познает их; и потому его природа самая известная. Ибо и осязание и зрение суть определения, атрибуты духа. Здесь не идет речь о наших ощущениях с помощью органов (т. е. об ощущениях, поскольку они, будучи направлены на чувственные объекты, выражают их определения, утверждают чувственное в отличие от меня), но о сознании ощущения, т. е. о чувстве, поскольку оно едино с мышлением, с самодостоверностью, с моим отношением к себе самому (Resp., V, р. 62, и Princ. phil., I, 8). В результате отвлечения духа от чувственного оказывается далее, что о чисто духовных объектах нет собственно воспоминания, так как они одинаково хорошо мыслимы в первый раз, когда они появляются, как и во второй, и что мыслящая сущность для выполнения своей деятельности не нуж- доется ни в каком другом объекте, даже если она может распространить ее на материальные вещи, когда она испытывает их (Epist., II, 16, Ad. C.L.R. ер., p. 144).

 

<< | >>
Источник: Фейербах Л.. История философии. Собрание произведений в трех томах. Т. 1. Под общ. ред. и со вступит, статьей М. М. Григорьяна. М., «Мысль»,1974. 544 с.. 1974

Еще по теме § 58. Общее и более точное определение духа: