КРИТИКА ИДЕАЛИЗМА» Ф. ДОРГУТА
Кратко говоря, изложенный в данном сочинении взгляд на мышление является физиологическим или эмпирическим3, но последовательно, решительно эмпирическим взглядом. Непоследовательный эмпирик понимает отношение духа к телу как отношение зависимости и довольствуется этим неопределенным отрицательным отношением; он скрывает от самого .себя сознательно пли бессознательно, из-за старых предубеждений или посторонних соображений непосредственно ближайшие и необходимые последствия, которые вытекают из этого отношения зависимости. А именно, если сам дух зависит от организма, а не человек, не индивид, который, так сказать, сопричастен с духом, то духовная деятельность, само мышление являются чисто органическим процессом и, следовательно, -если между организмом и материализмом нет существенного различия, процессом материальным 4. Ведь то, что само не принадлежит к материи, не может быть зависимым от нее, не может ею определяться.
Нечто не принадлежащее более своей сущности необходимым образом лишается также ее силы, ее влияний; сила не распространяется далее, чем распространяется сущность. Так, сферой действия органа осязания является лишь то, что по существу поддается осязанию; свет нельзя воспринять рукой. Поэтому если верно, что дух зависим от материн, подвержен ее влияниям, то орган есть субъект, мышление — предикат, род которого определяется родом субъекта; следовательно, нечто характеризуемое нами как дух может быть материей иного вида, чем то, что мы обычно называем материей, но по своей сущности, по своему роду оно идентичио с ней. Поэтому отношение зависимости необходимо приводит нас к абсолютному материализму Абсолютный материализм открыто, прямо и беспощадно высказывает то, что отношение зависимости имеет в сознании, но не осмеливается высказать и выражает в туманной, мягкой форме. И в жизни, и в науке честность и правдивость — самые ценные, наиболее отрадные и благотворные, правда редко встречающиеся, добродетели человечества. Поэтому можно лишь похвалить автора за ту решительность, с которой он половинчатое, недобросовестное, негативное отрицание духа, кроющееся в отношении зависимости, довел до крайности, до позитивного, абсолютного отрицания духа и физиологический процесс представил и, не стесняясь, определил как сущ- ность мыслительного акта. Идеализм, п притом идеализм вообще, есть для него просто забавная химера6, а дух есть лишь point d'honneur человечества, существующий только в воображении. Дух и душа — ничто; истина только цинизм материализма. «Все есть тело». Мышление есть только «деятельность мозга» и пичего более 7.Однако, как бы мы ни были признательпы автору за ту честность, с которой он выразил тайну эмпиризма, мы все же сразу и с сожалением должны возразить ему, что тезис «мышление есть деятельность мозга», тезис, который является осповным в его сочипепии и который по своему смыслу пе озпачает «мышление есть также деятельность мозга», напротив, «мышлепие есть только деятельность мозга, деятельность мозга есть сущность мышления, мышление в puris naturalibus, в своей чистой форме, в своем доподлинном существе», — этот тезис, как я думаю, хотя и ие совсем безмозглый, оказывается полностью бессмысленным и неразумпым8.
Оп является таковым лишь по одной простой причине, а ІІМЄПНО потому, что коль скоро мозг не является самым рассудком, деятельность мозга, как таковая, суть деятельность, лишеппая рассудка, а, следовательно, мышлепие, деятельность рассудка определяются как лишенная смысла деятельность, если мышлепие характеризуется как деятельность мозга. Вообще тезис только тогда имеет смысл, когда предикат имеет с субъектом общий род, по ие в том случае, если он принадлежит к абсолютно иному роду. Тем, что мышлепие пазывают деятельностью мозга, еще совершенно ничего пе сказано, что же собой представляет мышление9. Даже более того, благодаря такому определению я ничего не зпаю о мышлении; это определепие ничего не определяет, оно бессмыслеппо, пе дает пикакого понятия о мышлении. Итак, мышление должно быть чем- то большим, чем-то совершенно иным, чем просто деятельность мозга. Деятельность позпаваема только по тому, что она производит,— по своему продукту, по своему объекту. Деятельность является тем, что она созидает: дело дает ей имя; созданное — лучшая похвала создателю. По плодам познаете ее. Тот, кто что-либо создает, получает в жизнп себе имя в зависимости от предмета или продукта своей деятельности: таковы, например, художник, писатель, портной. Продукт мышления — мысль. Лишь исходя из продукта мышления — мысли, можно постигнуть, чем является мышлепие, и лшііь исключительно из мысли 10. Я хорошо знаю, что для вас, эмпириков, мысль есть нечто самое дрянное, самое недостойное п жалкое 11 в этом мире, для вас она минимум реальности, вообще чистое ничто. Однако позвольте мне мимоходом уличить вас в грубом противоречии, ибо, я спрашиваю вас, как возможно, чтобы мышление, если оно есть некая непосредственная способность органа, нечто материально связанное и определяемое, нечто имманентное мозгу и, следовательно, в высшем смысле реальная способность, как возможно, чтобы оно могло продуцировать из себя такие трансцендентные химеры, такие реальные ничто 12? Если вы желаете быть последовательными, если вы не хотите ваш собственный эмпиризм объявить химерой, то вы должны признать реальностями химеры идеализма. Если само мышление, а не мыслящая личность, сама по себе случайная, зависит от состояния органа, если мышление есть продукт, ибо в этом подлинный смысл утверждаемого вами отношения зависимости, или непосредственная функция мозга13, то, следовательно, например, система Фихте, вашего ненавистнейшего противника, зависела от специфических особенностей его крови, от строения его черепа, от своеобразной организации его мозга, может быть, от особенного перевеса медуллярного вещества над кортикальным или от необычной decrepitude пшшковидпой железы (известно, что одип нз физиологов захирсние glandula pinealis считает признаком более высокой организации мозга), или от необыкновенного множества слоев мозжечка; в таком случае его идеализм имеет превосходное основание и почву — анатомически-физио- логическую основу его мысли, он суть не что иное, как непроизвольное выражение и отпечаток его мозга. Поэтому его идеалистические химеры вы должны признать столь же редкими, сколь и реальными, анало- гично тому, как вы восхищенно признаете объективно реальными паутину пауков, нормальные выделения некоторых гусениц, небывалые испарения, сопровождаемые шумом и смрадом, исходящие от carabus crepitans (жука-бомбардира), и прочие редкости подобного рода, которые являются не чем иным, как субъективными продуктами.Если вы не отделяете мышлепия от деятельности мозга, почему вы мысль отделяете от нее, почему вы ее делаете независимой, почему в ней не видите органического, следовательно, реального продукта 14? Смотрите! Идеализм настолько истинен, настолько непреодолим, что вы сами становитесь идеалистами, утверждаете идеализм, поражая его.
Но возвратимся к делу. Познание сущности мышления зависит от познания мысли. Но что такое мысль? Мысль представляет вещь, как она существует, а чувственное представление выражает вещь, как она является. Чувства дают нам образы, предметы дают нам только мысль. Если вы желаете знать, чем являются и на что способны чувства, как таковые, лпшенпые мыслей, то обратитесь к народам, которые долго пребывали в состоянии детства или чувственной грубости, обратитесь к первобытным, а не к культурным людям, насквозь испорченным мышлением.
Пока греки не размышляли, до тех пор звезды были для них живыми, божественными существами. Лишь философия превратила эти образы в предметы. Где господствуют только чувства, там лишь господствуют грезы, воображение, фантазия. Люди и народы, над которыми господствуют чувства, постигают вещи так, как их представляют чувства, не проверяя, не исследуя, короче говоря, без размышления, являются рабами своей способпости воображения. Поэтому, когда человечество поднимается от чувственности к мышлению, оно как бы пробуждается ото сна; тогда оно сознает различие между миром мысли и чувствами не как различие, а как резкую расколотость и противоречие; оно подобно Пармениду проклинает чувства как обманщиков или погружается, когда мышление еще пе окрепло, подобно Ксенофану в состояние разочарования в истине. Мышление поэтому есть не что иное, как деятельность различения сущности от явления, предмета от образа, а потому деятельность, которая не удовлетворяется чувствами и тем, как они представляют вещи. Если бы человек довольствовался лишь чувствами, если бы он не мыслил, то он постоянно принимал бы солнце таким, каким оно 15 ему кажется, никогда не питал бы недоверия к своим чувствам, никогда бы не задавался вопросом, каковы размеры Солнца и каково оно в действительности и по своей видимости, ведь он ничего бы не знал о различии между сущностью и явлением, пе говоря уже о том, что он не создал бы системы Коперника. Система Коперника является блестящей победой, которую одержал идеализм над эмпиризмом, разум над чувствами. Система Коперника есть не истина чувства, а истина разума. Это система, противоречащая чувствам, для пих абсолютно трансцендентная, безмерная, непостижимая система. Лишь мыслящий дух, а не чувство и не фантазия смогли подняться до возвышенного содержания этой системы. Она возмутила во времена идеалистических химер не только религиозную, но и чувственную веру; ее достоверность оспована на разуме, а не па чувстве. В чем заключается ее главное доказательство? В том, что она проще, естественнее, разумнее, чем система Птоломея. Какова та логическая мысль, к которой можно свести это доказательство? Эта мысль заключается в следующем: противоречиво считать, что целое должно вращаться вокруг части целого как своего центра. Каков источник мужества Коперника в утверждении своей системы? Исключительно уверенность в ее разумности, доверие разума к себе самому. Галилей говорит, что он восхищается Коперником; по все его восхищение этим великим человеком будет недостаточно, ибо Коперник все же доверился больше разуму, чем чувствам, хотя не только Солнце, но и многие небесные явления решительно противоречили его системе.Слушайте! Вы, фанатики эмпиризма! Речь его самого, его слова интересны: «...живостью своего ума они (пифагорейцы) произвели такое насилие над собственными чувствами, что смогли предпочесть то, что было продиктовано нм разумом, явно противоречившим показаниям чувственного опыта... Но чувственный опыт, который явно противоречит годовому движению, с такой видимой убедительностью выступает против этого учения, что, повторяю, я не могу пайтн пределов моему изумлению тому, как мог разум Аристарха 15а и Коперника произвести такое насилие над нх чувствами, чтобы вопреки последним восторжествовать над кажущейся очевидностью».
Он еще раз выражает свое восхищение им и сожалеет, что Копернику не суждено было жить в его время, а затем восклицает: «О, Николай Коиерник, как было бы для тебя отрадно, если бы ты благодаря нашим наблюдениям мог видеть полпостыо подтверждеппой также и эту часть своей системы!» (А именно для него еще необъяснимые и противоречивые явлеппя относительно Венеры, Марса и Луны.) Так мог Галилей говорить в свое время! Но теперь мы должны бы воскликнуть: «О, Николай Коперник, радуйся, что тебе не пришлось жить в цаше время, в век рабства духа, историзма, эмпиризма и позитивизма. Ныие, если бы ты выступил с подобными столь смелыми, столь героическими априорными утверждениями, ты за свои идеалистические химеры как за некий возмутительный апахронизм должен был бы отбыть наказание по меньшей мере в сумасшедшем доме!» Пусть Коперник будет вашим образцом, и благодаря ему познайте истину, что любой первооткрыватель, любой изобретатель, даже только машины, был идеалистом, потому что, не страшась ии материальных препятствий, ни противоречий с прежними опытами, ои до тех нор не позволял лишить себя веры в реальность своей идеи, пока ему в копце концов пе удавалось воплотить свои мысли в вещи. Опыт может подтвердить, развить, усовершенствовать изобретение, но акт изобретения — это акт априорный, акт гения; гений есть не что иное, как антиципация опыта, способность к синтетическим 16 суждениям a priori. Гепнй самостоятельно понимает, знает с некоторым иредвосхищепием то, что обыкновенный человек, пли человек в повседневной жизни 17, узнает только из опыта и благодаря опыту. Понимаете ли вы различие между гением и талантом? Гении убежден независимо от того, выражается ли это или пет, в априорных истоках наших знаний, а талант не верит в это. Это может вам объяснить, почему Лейбниц признавал изначальные идеи, а Локк отвергал их 18.
Если мышление есть деятельность, ие только пе удовлетворяемая чувствами, но выходящая за них, деятельность, распознающая существующий сам по себе предмет, не данный, как таковой, в чувствах, в его отлнчнп от явления, данного в чувственности, то можете ли вы отрицать, что мышление отлично от деятельности чувств и, следовательно, нечувственная, сверхчувственная, самостоятельная деятельность? Можете ли вы отрицать высшую способность абстракции, отрицать, что она является действительной, позитивной способностью 19? Если вы желаете это отрицать, то вы должны отрицать и тот факт, что человек может лишить себя жизни, ибо это отвлечение от жизни, от чувственности есть ие что иное, как чувственное и искаженное обнаружение той самой 20 самодеятельной духовной абстракции и отличения от чувственности, которое мышление делает мышлением. Но нет! Так далеко вы в вашем отрицании духа не заходите; вы отрицаете лишь сверхчувствепность н чувственность внутреннего, истинного, духовного начала, но ложное, искаженное, чувственное отрицание чувственности вы признаете, потому что оно есть чувственный факт. Но я настоятельно прошу вас объяснить мне, как мышление или вообще деятельность, можете назвать се как угодно, которая является ос-поной того, что мы принадлежим не к растительному или животному царству, а к человеческим существам, обладающим индивидуальностью и волей, отличающимся от вещей и других существ самосознанием, деятельность, без которой не осуществляется ни одни наш поступок, а следовательно и самоубийство, которое ведь никто ие совершает в состоянии сна, сомнамбулизма или обморока,— я прошу разъяснить мне, как мышление, если оно непосредственно, как таковое, есть органическая деятельность, непосредственное деятельное проявление (Kraftausserung) мозга, как это деятельное проявле- ниє может пистолетным выстрелом уничтожить мозг, как это деятельное обнаружение может стать столь самостоятельным, в такой степени обособиться, изолироваться, чтобы превратить в ничто свою основу, свою субстанцию, с которой оно связано и без которой оно само ничто и само себя превращает в ничто21. Сила органа для вас тождественна способности мышления; объясните мне тогда, как обнаружение силы может разрушить самое силу? Тем самым не даете лн вы проявлению силы собственную, самодовлеющую силу, отличную от силы органа? Объясните мне этот бунт, соворішшщпйся в мозгу против мозга? Это бытие-про- тив-себя-самой в той же самой способности? Иными слонами, разъясните мне, как может человек себя самого как вполне определениого'чувствеиного индивида, точнее, свое тело противопоставить себе же как объект, истолковать его как вещь, отчужденную от него самого, короче говоря, как он может лишить себя жизни, если в нем не существует никакой деятельности, отличной от материальной, никакой самостоятельной бестелесной деятельности? Дух, мышление есть для вас деятельность несамостоятельная, неотличиая от органа, следовательно, деятельность, тождественная деятельности мозга, говоря более точно, есть животное проявление материи, ибо отношение, в которое вы ставите мышление к телу, является именно отношением, в котором животная душа находится к своему телу; животная душа суть не что иное (не менее и не более), как деятельное обнаружение своего тела 22. Однако попробуйте объяснить мне из внешних проявлений животного существа акт самоотрешения (Sichselbstentausse- rung) и самоуничтожения, который абсолютно противоречит сущности любого обнаружения животного23. Но хватит о самоубийстве — поступке несчастных! Объясните мне смерть мудреца, смерть героя, который ради идеи жертвует своей головой. Объясните мпе эту власть идеи над оргапизмом, если идея есїь только обнаружение организма. Кто себя добровольно, с отрадой приносит в жертву, тот отказался от своей жизни, тот уничтожил се еще до того, как она чувственно подверглась уничтожению. Ни одна вещь не может выйти за пределы самой себя, не может себя отрицать, она способна только утверждать себя. Объясните мне тогда эту силу, исходящую из организма и отрицающую организм, т. е. объясните мне свободу от организма, исходя из зависимости от организма [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]. Вы не сможете этого объяснить 25. Подобно тому как засасываемый трясиной не может себя вытянуть за волосы, так и животное не может сбросить с себя свое тело (правда, полип может вывернуть себя наизнанку, а улитки могут менять форму и внешний вид тела) и дух, если он, как вы думаете, неотделим от материального мозга, если он присущ мозгу аналогично тому, как животное неразрывно связано со своим телом, не может отделиться (veranssern) от головы и ради «просто идеи» рисковать своей головой. Это объяснение я оставляю вам. Я ставлю перед вами другой вопрос, правда, пе тот, который уже часто перед вами ставился: как человек пришел к представлению или мысли о духе [*******************************], если все в нем материально? Я поднимаю совершенно противоположный вопрос: как человек достиг понятия материи, как он мог назвать свое тело телом, если он только телесное существо? Там, где существует только материя, нет никакого понятия материи. Если мышление является только животным, даже материальным, обнаружением материи (как же иначе могла бы выразить себя материя как не материально?), то материя предстает как паша душа, наш дух, наша сущность, наш бог, наше всееднное; в таком случае невозможно фиксировать тело, материю как объект, мыслить и обозначать материю, ведь мы неотделимы от нее. Следовательно, мы пребывали бы в райском невежестве, присущем живой душе, которая ничего не знает о материи, ибо ничего не знает о душе. Материя осознается и позпается только как противоположность духа. Материя существует только для отличного от материи, вернее, для сущности, отличающей себя от материи, подобно тому как темнота существует лишь для зрячего, а не для слепого 21.
Противопоставляя^ духу, материя обнаруживает себя лишь для того п даже существует лишь для того, чтобы мы из этой противоположности могли лучше познать п паучнлнсь ценить лучезарно сияющую сущность и величие духа. Познание духа — цель пашей жизни. Мы одарепы телом, чтобы отличать себя от тела и благодаря этому различению подниматься к духу. Материя существует для того, чтобы дух утверждал себя как дух 28; своим бытием ои не обязан ей, но без материи он не может обнаружить то, чем он является, что он есть дух. Без тела нет духа; кто не имеет тела, пе имеет духа и пикакой идеи о духе, так как дух не есть факт (Factum), не есть непосредственное бытие; он существует лишь в самодеятельности, в усилиях труда и саморазличения. Дух присущ только духовно деятельным людям. Дух без тела — это немыслимая фантазия. Деятельность же, благодаря которой мы познаем тело в отличие от духа и дух в отличие от тела, благодаря которой мы познаем тело как тело н различаем себя от пего для того, чтобы выявить, осуществить дух, эта деятельность и есть мышление. Подобно тому как материя существует не ради себя самой, а ради духа, так и чувственные образы даны нам — а все предметы чувств суть образы до тех пор, пока мы не начнем размышлять,— для того, чтобы побудить нас искать истину, скрывающуюся за ними. Там, где нет образов, там нет и побуждения к мышлению. И в самых абстрактных формах мышления мы применяем зпаки и чувствепиые образы; но мы используем их пе для того, чтобы действительно мыслить с ними, а для того, чтобы иметь нечто, от чего мы могли бы абстрагироваться. Посредством этого абстрагирования осуществляется деятельность мышлеппя, так как чувственпые образы и зпакн пе являются самим предметом, а в мышлении мы незаметно проводим различие между мыслыо, зпачением л чувствепным образом. Деятельность мозга есть образная деятельность, а кульмппациопным пунктом деятельности мозга является фантазия; более высокого ничего нет. Где деятельность мозга представляет собоїг господствующую активность, там господствует фантазия, например во сне, в бреду; но фаптазпя не является сознанием, не является разумом. Там, где между деятельностью мозга и мышления возникает отношение, которое эмппрпк считает нормальным, именно там человек теряет своп разум, свое сознание. Дух, сознание, разум не являются постоянными атрибутами, внутренними свойствами, они существуют лишь благодаря деятельности и только в качестве деятельности, поэтому мы можем нх утрачивать гі действительно лишаемся их тогда, когда образы замещают для нас предметы, становятся действительными вещами, когда образная деятельность больше не побуждает к отвлечению, когда она из условия мышления, а потому из обусловливающей деятельности превращается в необусловливающую, самостоятельную деятельность. Там, где дух зависим от организма, там господствует чувственная, образная деятельность, там представление является непроизвольным обнаружением деятельности мозга. Именно поэтому здесь нет духа н разума, но есть только ложь, фантомы, воображение, обман. Деятельность мозга поэтому есть лишь условие, и именно пе положптельпое, а отрицательное условие, для мышления 29. Деятельность, совершающуюся в нас, которая выявляет патологические последствия, которая утомляет нас, вызывает головную боль п (симпатически) даже рвоту, деятельность, которая может быть прекращепа резким давлением на мозговую оболочку, ударом в голову, опиумом и т. д., короче говоря, физиологическую деятельность в нас во время мышления принимать за само мышление — это обмап чувств, дикость мышлепия30. Конечпо, мозг — орган наиболее высокоорганизованный, наиболее чудесный, внутренне разнообразный, и даже внешне по сравнению с другими органами он выделяется подлинпо восхитительной красотой; конечно, деятельность мозга — это кульминационный пункт, высшая потенция жнзнедеятель- пости. Одиако деятельность мозга является для нас необходимым условием, притом даже не непосредственно самого мышления, а лишь условием внутренних условий мышления — различения от материи, абстракции, распознавания, которые и представляют собой подлинные тождествеппые с самим мышлением условия, подобно тому как для поптгмапия, для постижения театральной пьесы необходимо внимание, его напряжение и определенное настроение, которые есть лишь условия понимания, а пе само понимание. Поэтому всякое физиологическое определение, высказываемое о мышлении, как таковом, является иллюзорным, некритическим выражением некоторого явления, смешением условия с причиной, определением, которое не характеризует существо мышления, а поэтому не высказывающим ничего, лишенным смысла и разумности. Мышление ни в коем случае не объект физиологии, но только философии. Физиология сама по себе ничего не знает о духе; более того, дух для нее ничто, ибо со своей стороны дух есть физиологическое ничто. Мышление может быть определено и определяется благодаря самому себе, т. е. познаваемо лишь мыслью. Только те определения характеризуют мышление, которые почерпнуты из природы мышления, из сущности мысли, они высказывают нечто о мышлении. Поэтому лишь мыслитель как мыслитель может познать сущность мышления. Исключительно мысль судит мышление, только она имеет право сказать что- то о нем. Поэтому сущность мышления можно (и не только можно, но и должно) познать вне отношения, не принимая во внимание органической деятельности, и вне отношения к ней; принимать физиологический акт за акт мышления, а именно это делают все те, кто сознательно или бессознательно допускает непосредственную зависимость духа от органа, пусть даже и не на словах, а в уме, все равно, что прппять чувствеппый акт чтения за духовный акт чтения и попытаться определить чтение как зрительный акт. Когда я изучаю Платона, я размышляю о том, о чем он думал. Следовательно, я должен читать, а для того, чтобы читать, — видеть. Если у меня вообще нет глаз или есть, но больные, то я пе могу читать п изучать что-либо. Итак, акт изучения, мышлеппя является для меня также чувственным актом. Однако созерцание букв еще не есть чтение, а чтение не есть поппмапие. Тот, кто принимает слова за предметы, тот, кто не может отделить мысль от знаков, которые во время чтения отпечатлеваются в его мозгу, тот еще очень далек от понимания. Акт понимания, мыслительный акт — мышление вообще есть не что иное, как познание, поппмапие — как акт поэтому отличается от акта зрительного созерцания и иных опосредствующих (здесь не обозначенных) актов; тем самым мыслительпый акт, который освобождает меня только чувственно обусловленным образом, благодаря последовательному восприятию чувственных зпаков от препятствий, лежащих между мпой и автором, является самостоятельным, независимым, чисто духовным и нематериальным актом. И принимать чувства за источник познания, а это и делает эмпирик, столь же неправильно, как желать вывести понимание автора из акта чтения как его источника, потому что предметы, данные в чувствах, как таковых, оторванных от мышления, являются лишь бессмыслеппыми образами и знаками. При помощи чувств мы читаем книгу природы, но понимаем ее не благодаря чувствам 31. Рассудок есть акт, осуществляющий себя благодаря самому себе, он есть абсолютно самостоятельный акт. То, что постигает рассудок, он постигает только из себя и благодаря самому себе. Лишь то, что соответствует рассудку, является объектом понимания. Рассудок — мера и принцип самого себя; он есть causa яиі, абсолютное пачало в человеке. Понимание есть акт наиболее чистой самодеятельности. Рассудка мы достигаем с помощью чувств, опн побуждают к мышлению, по мы не получаем рассудка от чувств. Чувства задают нам загадки, но решения, постижения их они не дают. Рассудок априорен, т. е. оп существует сам по себе. Желать определить нечто в предметах опыта без опыта лишено всякого смысла. Если когда-либо существовал философ, который хотел обладать и поделиться подобным априорным знанием (что еще крайпе сомнительно), то он был глупцом. Однако, господа! Ведь понятие о чувствен- пых явлениях, рассудок, является априорным, как ранее утверждалось, это просто-напросто a priori, единственное a priori, которое существует. «Нет ничего в интеллекте, чего бы не было раньше в чувстве, кроме самого интеллекта» — это глубокое изречепие великого Лейбница32, изречение, благодаря которому более ста лет пазад был улажен спор о сущности идей между односторонним идеализмом и реализмом 33. Но если теперь доказано, что рассудок, мышление отличны от чувственной деятельности мозга, деятельности, обусловливающей себя самое, определеппой и определяемой посредством себя самой, постигаемой лишь мышлением, а не чувственпымп явлепиями, в таком случае доказана возможность, необходимость и реальность идеализма как науки о духе в его независимости от физиологических, антропологических и патологических проявлений, как науки, которая постигает дух в его имманентных определениях и его отношепии к самому себеу а, следовательно, также доказана ничтожность того эмпиризма, который, не осознавая границ физиологии, убежден, что ножом можно погасить разум.
12 JI. Фейербах, т. 3