Нам остается еще взять кое-что на выбор из «Ни&комаховой этики». Итак, обрати внимание на то, на&сколько правильно Аристотель в третьей главе первой книги говорит о значении добродетели: Добродетель не самая совершенная цель гражданской жизни, ибо мо&жет, очевидно, случиться, что добродетельный человек или спит, или бездействует всю свою жизнь, а кроме того, еще терпит всякие невзгоды и крайне несчастлив. Такого человека никто не назовет счастливым, кроме разве того, кто захотел бы защищать парадокс. А в седьмой главе Аристотель утверждает, что удоволь&ствие можно искать ради чего-то другого [кроме него самого]. Насколько правильнее и яснее говорит об этом Платой: Нелепо спрашивать, ради чего кто-либо хочет испытывать наслаждение, указывая этим, что к удо&вольствию, или наслаждению, стремятся ради него са&мого. Однако об этом мы будем говорить подробнее (В другом месте. Разве справедливо, что Аристотель в де&вятой главе требует для счастья телесного благополучия и удачи, утверждая этим, что безобразная наружность, бесплодие, неблагородное происхождение препятствуют счастью? Далее, в десятой главе он все зто повторяет таким образом, что делает [понятие] счастья весьма дву&смысленным. Ту же двусмысленность можно увидеть и в одиннадцатой главе, где он, по-видимому, высмеи&вает загробную жизнь, в которую мы веруем. Таким же ошибочным представляется то, что Аристотель утверждает в седьмой главе второй книги,— будто уме&ренность близка к истине, и то, что в четвертой главе третьей книги он осуждает людей, выбирающих прият&ное как благо и избегающих страдания как зла. Ошиб&ка состоит и в том, что в шестой главе Аристотель представляет смерть как самое страшное. Ибо, говорит он, она — конец всему, и для мертвого нет, по-видимо&му, ни блага, ни зла. Я уж не останавливаюсь на том, что в той (же главе Аристотель уверяет, будто мужество в сущности состоит в славной смерти, такой, какая бывает на войне. В девятой главе, рассуждая о муже&ственном человеке, он говорит: Чем добродетельнее и счастливее был человек, тем больнее ему будет расста&ваться с жизнью. Уж будто бы это так? Во второй гла&ве четвертой книги Аристотель одобряет все суеверные церемонии своей религии в отношении богов и всевоз&можные жертвоприношения. В последней главе пятой книги Аристотель не нрав, указывая, будто никто не может причинять несправедливости самому себе. Во второй главе шестой книги он выражает мнение, будто не бывает выбора без нравственной привычки. Как будто люди, не начинают выбирать тогда, когда у них нет еще привычки выбирать. В третьей главе Аристо&тель ошибочно делает разум такой же привычкой при&менять принципы, каковы искусство, наука, мудрость, благоразумие. При этом он должен был бы и эти по&следние сделать естественными свойствами, а между тем он считает их благоприобретенными. В последней главе десятой книги Аристотель говорит, что ему са&мому следует написать о государственном устройстве, так как прежние мыслители не коснулись этого вопро&са, так же как и вопроса о законодательстве. Велико&лепное заключение этики, пе хуже, чем было в диалек&тике! Как будто бы в самом деле Платон не написал раньше своих книг «О государстве» и «Законы», кото&рые имеются у нас еще и по сей день!