Наконец, в пятой главе первой книги «Этики» Ари&стотель отрицает, что для счастья достаточно доброде&тели, а затем в седьмой и тринадцатой главах и в дру&гих местах он, очевидно, доказывает противоположное. В десятой тлаво он утверждает, что все, что требуется человеку для счастья, заключено в самом счастливом человеке, однако внешние блага, которых он также требует для счастья, потому и называются внешними, что они не находятся в самом человеке. В третьей гла&ве второй книги Аристотель устанавливает три раз&личных вида блага, а несколько позже он смешивает приятное с двумя остальными. В седьмой главе он утверждает, что наиболее истинны рассуждения, раз&бирающие действия по частям, в «Аналитиках» же он установил, что истинные частные суждения выводятся из общих, так как то, вследствие чего что-либо другое таково, само есть еще в большей степени таковое. В той же главе Аристотель говорит, что избыток стра&ха не имеет названия, а немного спустя называет этот избыток трусостью. В шестой главе третьей книги он внушает, что не следует бояться бедности, а раньше он говорил, что для счастья желательны материальные блага, и даже считал, что они необходимы. В третьей главе четвертой книги Аристотель уверяет, что поче&сти — это награда за добродетель, а потом он сыплет пышными сентенциями о презрении к почестям. В восьмой главе пятой книги он еще раз утверждает то, что говорил уже в первой главе третьей книги, а именно что всякий дурной человек не знает, что сле&дует делать, а от чего нужно воздерживаться. Следова&тельно, он считает здесь преступлением то, что проис&текает от незнания, и однако, он сам не раз повторял, что виновен только знающий и свободный, так как он делает то, что заведомо нельзя делать, и наоборот. В третьей главе шестой книги Аристотель делает зна&ние навыком души, а в первой главе пятой книги он противопоставляет науку навыку. В шестой главе Ари&стотель указывает, что знание, искусство и мудрость занимаются тем, что не необходимо, и, однако, рань&ше, в третьей главе и даже в логике, он очень часто говорил о необходимости того, чем занимается наука. В тринадцатой главе седьмой книги Аристотель пол&ностью разделяет эпикурейскую точку зрения на на&слаждение; однако в других местах, как, например, в двенадцатой главе третьей книги, он эту точку зрепия резко критикует.
10. Нами опущеиы многие [противоречия] из ранее цитированных книг
Из того, чем мы занимались до сих пор, ты полу&чил как бы свод тех противоречий, которые мне уда&лось заметить при чтении и взаимном сопоставлении книг, которые в ходу у схоластиков. Я опускаю многие противоречия, которые можно было собрать сюда из предыдущих упражнений, где я на них указывал. Одни последователи Аристотеля винят его в том, что он приписывал материю небу, другие — в том, что он это отрицал; одни говорят, что он сравнивал материю неба с подлунной, другие — что он приписывал небу иную материальность. Или еще: в «Органоне Ари&стотель, с одной стороны, говорит, что древние мысли- тели были несведущи в искусстве умозаключения, которое таким образом он первый изобрел, а с другой стороны, он утверждает, что древние мыслители оста&вили нам умозаключения, составленные по всем пра&вилам искусства. В «Лекциях по физике» Аристотель старается доказать вечность движения, но в дальней&шем он сам себя побивает своей же логикой. Он учит, что во всяком роде имеется одна пара противополож&ностей, и он же устанавливает специальный род для субстанции, а с другой стороны, он неоднократ&но повторяет, что для субстанции не существует противоположности. И точно так же во всем осталь&ном. Я не останавливаюсь на том, что и в книгах, ко&торые я сознательно пропустил, чтобы не надоесть таким нагромождением, я также заметил немало про&тиворечий. Так, например, в последней главе шестой книги «Метафизики» Аристотель указывает, что рас&смотрение вопроса об истине и лжи не входит в задачи этой науки, а в десятой главе девятой книги он, одна&ко, утверждает противоположное. В тринадцатой главе седьмой книги Аристотель доказывает, что единичные субстанции — это субстанции ио преимуществу и что определение существует или только для субстанции, или преимущественно для нее, и, однако, тут же, в пятнадцатой главе, он указывает, что не существует определения для звезд, так как они — единичные и воспринимаемые чувствами объекты. В этой же главе Аристотель утверждает, что всеобщее не есть субстан&ция, а затем, в первой главе восьмой книги он утверж&дает, что всеобщее и род в большей степени субстан&ции, чем единичное и вид.