КАНОНЫ ДЛЯ ПЕРВОГО КРИТЕРИЯ — ЧУВСТВА
Итак, прежде всего мы, конечно, будем говорить о тех канонах, которые относятся к чувству; можно, по- видимому, установить четыре таких канона.
Канон I
Чувство никогда не обманывает, из чего следует, что всякое ощущение и всякое восприятие представления или явления истинно.
Истинность этого канона может быть прежде всего доказана следующими соображениями: чувство не рас&суждает и совершенно не способно удерживать что-либо в памяти.
Ведь оно порождается не само собой и, вызван&ное чем-либо другим, не способно ничего к себе добав&лять или у себя отнимать, ни связывать что-либо или разделять с помощью высказывания, ни делать выводы; таким образом, оно не способно что-либо думать и, ду&мая, заблуждаться. Подобные [функции], следовательно, присущи уму, а не самому чувству, которому свойст&венно лишь воспринимать то, что ему непосредственно дано (praesens est) и что его приводит в движение,— как, например, с помощью зрения воспринимается на&ходящийся перед ними какой-нибудь цветной объект,— но оно не способно таким же образом различать, что данное (quod subjicitur) здесь — это одно, а данное там — это нечто другое. Одно лишь восприятие, не со&провождаемое никаким высказыванием, не может быть ни обманчивым, ни ложным.Далее, сами чувства ничем не могут быть опроверг&нуты, или изобличены во лжи. Чувство не может быть опровергнуто однородным ему чувством, например зре&ние правого глаза зрением левого или зрение Сократа зрением Платона, вследствие равносильности или одина&кового состояния того и другого: ведь подслеповатый видит то, что он видит, не меньше, чем Линкей 17 видит то, что он видит. Точно так же не может одно чувство опровергнуть другое, не однородное ему, например зре&ние — опровергнуть слух, или вкус — обоняние, ибо они имеют разные объекты18, и менее всего могут способствовать вынесению суждения об одних и тех же вещах.
Не может, далее, одно ощущение какого-либо органа чувств опровергнуть другое ощущение того же органа, ибо каждое из них воздействует на нас, и, пока оно на нас воздействует, мы не можем отвлекаться от него или не соглашаться с ним. Так, например, когда одна и та же палка вне воды видится нам прямой, а погруженная частично в воду — искривленной, то, как бы мы ни старались, нам не дано увидеть ее в первом положении кривой, а во втором — прямой. Разум, или рассуждение, также не может [опровергнуть чувство], ибо всякое умозаключение зависит от предварительных ощущений, и прежде всего эти ощущения должны быть истинными, дабы основанное на них суждение могло быть безошибочным.Так как чувство — это первый критерий, на который должны опираться другие, то критерий этот должен быть солидным сам по себе и обладать очевидной досто&верностью. Ибо если ты скажешь, что все чувства ложны, то у тебя исчезнет критерий, при помощи кото- рого ты мог бы судить о ложности какого-либо отдель&ного чувства, а также доказать это. Если же ты ска&жешь, что ложны лишь некоторые чувства, то ты вовле&чешь себя в трудный спор, так как тебя спросят, какое именно чувство, в каком смысле и когда бывает или не бывает ложным; и так как противоречия окажутся не&разрешимыми, то у тебя неизбежно исчезнет всякий кри&терий [истины]. Отсюда вытекает, что если какое-нибудь явление, воспринимаемое чувствами, обманчиво, то ни&что не может быть нами воспринято; или (выражаясь иначе) если не все представления и чистые восприятия вещей истинны, то нет ни достоверности истины, ІІИ ее непреложности, ни истинного суждения. Ибо те, кто раз&личают представления таким образом, что некоторые нз них якобы истинны, другие же ложны, никак не могут этого доказать. И они не смогут этого доказать ни на основании явных вещей (так как речь идет именно о таких вещах), ни на основании вещей скрытых, так как то, что скрыто, должно быть доказано на основании того, что дано нам в явлении.
С другой стороны, [сказанное] подтверждается тем,- что с отрицанием достоверности чувств, а следовательно, подлинного познания вещей и науки уничтожается вся&кий смысл жизни и деятельности [людей]. Ведь подобно тому, как у плотника все неизбежно будет сделано не&правильно и выйдет криво и несуразно, если главная линейка крива, угломер скошен или ватерпас шатается, так и в жизни все непременно должно совершаться превратно и обратиться в полный хаос и путаницу, если то, что следует считать как бы главной линейкой, угло&мером и ватерпасом в познании добра и зла и в разли&чении того, что следует делать и чего делать не сле&дует,— если это будет криво и извращено, т.
е. лишено достоверности, играющей в жизни роль кормчего. Итак, из сказанного следует, что если, например, разум не может объяснить причину, в силу которой предметы, имеющие вблизи четырехугольную форму, представля&ются нам издали круглыми, то приличнее пролепетать что-нибудь и указать неверную причину, чем поколе&бать первичную достоверность и ниспровергнуть основы, на которых до такой степени зиждется прочность и бе- зопасность жизни, что если мы не осмеливаемся дове&рять чувству, мы не убережемся ни от падения в про&пасть, ни от любого иного несчастья.В-третьих, истинность чувств явствует даже из того, что их функции заложены в самой природе вещей, т. е. что они существуют на самом деле, ибо наши зритель&ные и слуховые [ощущения] — это вещь столь же реаль&ная, как само страдание. А мы уже раньше указывали на то, что нет никакой разницы, говорим ли мы о чем- либо, что оно существует или что оно истинно.
Развивая несколько подробнее эти положения, мы должны указать, что первичные страсти (primae passio- nes) 19, т. е. удовольствие и неудовольствие, зависят от некоторых производящих их причин и в силу этих причин коренятся в самой природе вещей: например, само собой понятно, что удовольствие зависит от прият&ных вещей, неудовольствие же — от неприятных, и ни&когда не бывает так, чтобы то, что возбуждает удоволь&ствие, не было приятным, а то, что порождает неудо&вольствие, не было неприятным; напротив, естественно, что удовольствие вызывается чем-то приятным, а неудо&вольствие — чем-то неприятным. То же самое можно сказать в отношении тех страстей, которые порождаются [возникающими] у нас представлениями, а именно: лю&бая побудительная причина любой из этих страстей целиком и полностью та же самая, что и побудитель&ная причина соответствующих представлений; и, по&скольку она та же самая, она и ие может оказаться явлением иного рода, чем то, которое порождает данное представление. То же самое следует сказать, в частно&сти, об отдельных чувствах, ибо видимое не только пред&ставляется видимым, но и есть таковое в действительно&сти; точно так же и слышимое не только кажется слы&шимым, а является им на самом деле и т.
д. Таким образом, все представления истинны и находятся в пол&ном соответствии с разумом.Отсюда же ясно, что видения как умалишенных, так и спящих считаются истинными потому, что они в са&мом деле существуют, ибо они возбуждают способность [представления], в то время как то, что не существует, никак не может быть возбудителем. И [эти видения дей- ствительны постольку], поскольку существует естествен&ная необходимость, в силу которой такие видения не мо&гут не возникать, когда образы вещей, воспринятые умом или воображением, таким образом приведены в движение, но при этом спутаны или расстроены. [Дейст&вительность таких видений^ не зависит от того, как мы расценим впоследствии мнение, утверждающее, что вещи в себе20 таковы, какими они нам кажутся. К этому во&просу нам и надлежит теперь перейти.