О ГРАЖДАНСКОМ БЛАГОРАЗУМИИ
Что касается, наконец, гражданского благоразумия, то по отношению к нему применимы те же соображе&ния, которые были изложены нами по поводу избрания образа жизни вообще.
А именно: люди, по своей природе честолюбивые и домогающиеся славы и к тому же деятельные и спо&собные к ведению государственных дел, особенно же те, которым вдобавок условия рождения, общественное положение или случай легко открывают двери к управ&лению государством, могут не стремиться к спокойст&вию, а, следуя своей природе, отдаться государствен&ному управлению и деятельной жизни.
И это естествен&но, ибо эти люди от природы таковы, что праздная жизнь их терзает и мучает, потому что она не соответ&ствует их стремлениям.Но те, кто от природы расположены к праздной жизни, или силой ума подавили в себе честолюбие и суетность — потому ли, что на себе испытали, что зна&чит, так сказать, вынырнуть из бурь, или потому, что стали осторожнее под влиянием многих серьезных при&меров,— такие люди основательно рассудят, что досуг имеет для них большое преимущество и нелепо было бы променять свою бездеятельность на деятельную жизнь, разве только случилось бы что-нибудь в государстве, что потребовало бы их усердного участия. Отсюда мы и заключаем, что мудрец не будет участвовать в государ&ственных делах, если только не случится чего-либо, что потребует его вмешательства.
В самом деле, ведь мудрец, стремящийся к покою, может значительно легче и вернее достигнуть той самой цели, к которой честолюбивые люди стремятся путем трудов и опасностей.
Что касается цели этих последних, то надо сказать следующее. Не было никогда недостатка в тех, кто ради обеспечения себе безопасного положения среди людей (особенно путем достижения власти принцепса или царя, которая, как они обычно полагают, это гаран&тирует) жаждали блистать славой и великолепием, ду&мая, что таким путем они обезопасят себя от волнений и беспокойства со стороны других.
И если их жизнь была действительно безопасной и безмятежной, то они достигли того, что мы называем естественным благом. Если же их жизнь не была таковой (а на самом деле она едва ли может ею быть), то причина их несчастья не что иное, как обманчивая надежда достичь путем вер&ховной власти состояния, соответствующего природе.Однако так как цель мудреца состоит в том же са&мом, а именно в безопасной и безмятежной жизни, то посудите сами, насколько быстрее он ее достигнет, если, избегая бурь гражданской жизни, он прямо и непосред&ственно обретет глубочайшее спокойствие, как бы пристав к тихой и спокойной гавани? Поистине счаст&лив тот, кто осознал, что высшее благо и блаженная жизнь заключаются не в принципате, не в возможности повелевать, не в большом количестве денег и обширных владениях, а в свободе от страданий и умиротворении страстей, а также в том расположении духа, которое, ограничивая все пределами, указанными самой при&родой, приводит к тому, что человек, удовлетворяющий&ся немногим, располагает тем благом, обладателями ко&торого не считают себя другие люди (о которых мы говорили выше), если их власть и богатство не очень велики.
Я, безусловно, считаю — если мне позволено гово&рить о себе — своим величайшим счастьем, что никогда не вмешивался в дела политических группировок и не стремился угождать и льстить народу. Но разумно ли я поступал? Да, ибо то, что я признаю, не одобряет народ, а то, что он одобряет, не признаю я. Как мало, в самом деле, повредила и мне и Метродору жизнь в неизвест&ности, когда мы наслаждались всеми благами, какие только могут доставить небольшие сады в безвестной Мелите148, и благородная Греция не только нас не зна&ла, но вряд ли что-нибудь о нас слышала!
Но я подчеркнул, что все это возможно лишь в том случае, если нас не призовет государство, ибо было бы просто бесчеловечным не откликнуться на призыв госу&дарства тогда, когда оно действительно нуждается в на&ших услугах и мы можем принести пользу многим на&шим согражданам.
Мы ведь повредили бы таким обра&зом самим себе, ибо, если в государстве неблагополучно, мы не можем наслаждаться тем, чего мы больше всего жаждем,— досугом.Итак, мудрец не будет себя вести подобно некото&рым людям, претендующим на мудрость, самомнение которых заходит весьма далеко: они воображают себя настолько знакомыми с делом государственного правле&ния, что могли бы, как они думают, одолеть то, что по плечу Ликургу и Солону ,49.
Но если мудреца попросят внести законопроект и определить форму правления и функции должностных лиц, он никогда не откажется, понимая, что те, кто впервые дали законы и право и учредили государствен&ную власть и гражданские должности в городах, весьма содействовали этим нашей безопасности и спокойствию. Ибо если кто-нибудь вздумал бы все это упразднить, то мы бы впали в звериный образ жизни и каждый из нас разве что только не пожирал бы всякого оказавшегося на его пути.