ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ДЕЯТЕЛЬ (политическое право).
Афинский или римский гражданин сказал бы нам, что долг государственного деятеля состоит единственно в том, чтобы заботиться лишь о благе своей родины и всецело себя ей посвятить, непоколебимо служить ей без всякой надежды на славу, известность, выгоду, не возноситься из-за какой-либо почести и не унижаться, если ему в чем-то откажут, всегда подчинять собственные дела делам общественным, в личных невзгодах утешаться процветанием своей страны, заниматься лишь тем, как бы сделать ее счастливой, одним словом, жить и умереть ради нее одной.
Но здесь я вовсе не буду придерживаться этого возвышенного суждения, которое не соответствует ни нашим нравам, ни нашим идеям, ни характеру строя, при котором мы живем. Достаточно требовать от государственного деятели труда, чести и честности, верного служения своему государю, большего внимания к истине, чем к лжи, любви к порядку и миру, уважения законов, отсутствия стремления к угнетению нации и к использованию во вред ей своей власти.
Простой народ всегда предполагает в хорошо управляющих государственных деятелях необыкновенный ум и почти божественное дарование; однако для успеха зачастую нужны лишь здравый ум, добрые намерения, прилежание, последовательность, благоразумие и благоприятные обстоятельства. Но я убежден, что хорошему министру нужна прежде всего одна страсть - любовь к общественному благу. Вели- ким государственным деятелем является тот, чьи дела славны в потомстве и который оставляет прекрасные следы своей деятельности, полезные его родине. Кардинал Мазарини был только могущественным министром, но Сюлли, Ришелье и Кольбер были великими государственными деятелями1, Александр2 стал великим государственным деятелем после того, как доказал, что был великим полководцем.
Альфред3 был всем вместе - самым великим государственным деятелем и самым великим королем, который занимал трон в эпоху христианства.ГРАЖДАНИН (история древняя и новая, политическое право). Гражданин - это тот, кто является членом свободного объединения многих семей, кто разделяет его права и пользуется его преимуществами. Тот, кто находится в подобном обществе по какому-либо делу и должен покинуть его по окончании дела, не есть гражданин этого общества. Он лишь кратковременный подданный его. Тот, для кого оно обычное местопребывание, но кто отчужден от всех его прав и преимуществ, тоже не является его гражданином, - лишенный их, он перестает им быть. Это звание дается женщинам, маленьким детям и слугам лишь как членам семьи гражданина в собственном смысле, но они не подлинные граждане.
Можно различать два рода граждан - по происхождению и натурализовавшихся. Гражданами по происхождению называются те, которые таковыми родились. Натурализовавшиеся же - те, с которыми общество поделилось своими правами и своими преимуществами, хотя эти граждане и не родились в нем.
Афиняне давали иностранцам звание гражданина их города чрезвычайно бережно и вкладывали в него гораздо более достоинств, нежели римляне. Звание гражданина у них никогда не обесценивалось но, придерживаясь высокого мнения о нем, они не лишали себя, быть может, самой большой выгоды - распространять это звание на тех, которые его домогались.
В Афинах гражданами были лишь лица, родившиеся от граждан. Когда молодой человек достигал двадцатилетнего возраста, его зачисляли и A^iapxiKOV TpaiijiaTiov1. Государство включало его в число своих членов. Его заставляли в церемонии принятия произносить следующую клятву с лицом, обращенным к небу: Агта поп dehones tabo; пес aotstan- tem, quisquis ille fuerit, socium relinquam; pugnabo quoque pro focis solua et cum multes; patriam пес turbabo, пес prodam; navigabo contra quamcumcve destinato fuero regionem; solemnitates perpetuasobservabo; receptis consuetu- dinibus parebo et si quis leges susceptas sustulecit nisi comprobaverit, поп per- mittam; tuebor denique, solus et cum reliquis atqae patria sacra colam (liny- тарх, in Pericl)[60] 2.
Вот вам prudenter[61], которое, предоставляя каждому отдельному лицу составление новых законов, могло вызывать великие смуты. Впрочем, эта клятва весьма хороша и разумна.Однако в Афинах звание гражданина давалось при усыновлении каким-либо гражданином и при согласии народа; но эта милость оказывалась редко. Если о ком-либо до двадцатилетнего возраста не предполагалось, что он будет гражданином, то он не мог рассчитывать стать им и позднее, когда престарелый возраст не позволит ему исполнять общественные обязанности. Так же обстояло дело со ссыльными и изгнанниками, если это не было связано с остракизмом3. Лица, осужденные таким образом, считались лишь удаленными.
Для получения звания римского гражданина надлежало удовлетворять трем требованиям: иметь жилище в Риме, состоять членом одной из тридцати пяти триб4 и иметь возможность занимать общественные должности. Лица, которым те или иные гражданские права были пожалованы, а не принадлежали от рождения, были, собственно говоря, лишь почетными гражданами.
Существовало большое различие между гражданином и жителем. Согласно закону de incolis[62] только рождение давало звание гражданина и наделяло всеми привилегиями горожан. Эти привилегии не приобретались каким-нибудь сроком проживания. При консулах в этом случае недостаток происхождения мог возмещаться покровительством государства; а при императорах - их волей.
Первой привилегией римского гражданина была его подсудность одному только народу. Законом Portia5 запрещалось предавать гражданина казни. Даже в провинциях он не был подчинен произволу проконсула или пропретора6. Слова civis sum[63] тотчас же обуздывали этих мелких тиранов. В Риме, говорит г. Монтескье в "Духе законов" (книга XI, глава XIX), так же как и в Лакедемоне, свобода граждан и принуждение рабов получили крайне сильное выражение. Однако, несмотря на привилегии, силу и величине граждан, побудившие Цицерона сказать: "An qui amplissimus Galliac cum infimo cive Romano compara- ndus est?" (Orat.
pro Font.)[64] 7, мне кажется, что понятие гражданина в Риме было менее точным, нежели в кантоне Цюрих8. Для того чтобы убедиться в этом, нужно лишь внимательно обдумать то, что мы скажем в остальной части этой статьи.Гоббс9 не делает никакого различия между подданным и гражданином, что будет правильным, если не брать термин "подданный" в его узком смысле, а термин гражданин брать в самом широком и подразумевать, что последний по отношению к законам является тем же, чем первый является по отношению к государю. Они оба находятся в подчинении, но один у существа морального, а другой у физического лица. Название гражданин одинаково не подходит к тем людям, которые порабощены, и к тем, которые живут уединенно. Отсюда следует, что люди, живущие в абсолютно естественном состоянии, как, например, государи, или же те, которым полностью отказано в этом, как, например, рабы, не могут считаться гражданами, если только не думать, что нет разумного общества, в котором не было бы некоего морального существа, неизменного и возвышающегося над физической личностью государя. Пуффендорф10, не взирая на это исключение, разделил свой труд "О долге" на две части: в одной из них трактуется о долге человека, а в другой - о долге гражданина.
Так как законы свободных объединений семей не везде одинаковы и так как в большинстве этих объединений существует иерархический порядок, основанный на достоинствах, то гражданин может рассматриваться лишь в его отношении к законам своего общества и к ступени, занимаемой им в иерархическом порядке. Во втором случае будет некоторое различие между гражданином-чиновником и гражданином- жителем города, а в первом случае — между гражданином Амстердама и гражданином Базеля11.
Аристотель, признавая различия между гражданскими обществами и сословными разделениями граждан в каждом обществе, считал истинными гражданами лишь тех, которые принимали участие в суде и могли надеяться перейти из сословия простых горожан в первые ряды чиновничества, а это возможно лишь в чисто демократических государствах.
Следует согласиться, что подлинно общественным человеком может быть лишь тот, кто пользуется всеми этими прерогативами, и нет иного характерного отличия подданного от гражданина помимо того, что последний должен быть общественным человеком, а роль первого может быть только ролью частного лица - quidam[65].Пуффендорф, ограничивая звание гражданина теми лицами, которые при первоначальном соединении семей основали государство, и их потомками от отцов к сыновьям, вводит необдуманное различение, проливающее мало света на этот вопрос и могущее внести в гражданское общество большие смуты разделением граждан на прирожденных и натурализованных на основании ложно понятой идеи благородства. Граждане в качестве граждан, то есть в пределах своих обществ, все одинаково благородны. Благородство исходит не от предков, а от общего права на первые чины магистратуры.
Верховная моральная личность по отношению к гражданину является тем же, чем физическая деспотическая личность по отношению к подданному; но если даже подлинный раб не отдает себя полностью своему господину, то тем более гражданин имеет права, которые он сохраняет за собой и от которых он никогда не отступается. Бывают случаи, когда он стоит наравне, я не говорю - со своими согражданами, но с моральным существом, которое повелевает ими всеми. Это существо выражается двояко - в индивидуальном и общественном порядке. В последнем случае оно должно встречать сопротивление, а в первом может сталкиваться с противодействием отдельных лиц и даже оспариваться ими. Так как эта моральная личность владеет территориями, предприятиями, фермами, фермерами и т.д., то нужно, так сказать, различать в нем государя и подданного верховной власти. Он в этих случаях является и судьей и подсудимым. Это, без сомнения, неудобство, но оно относится ко всякому управлению вообще и характеризует его положительно или отрицательно лишь в зависимости от того, насколько часто оно обнаруживается, а не потому, что оно имеет место вообще. Несомненно, что подданные или граждане тем менее будут подвергаться несправедливости, чем реже государь как физическая или моральная личность будет выступать в качестве судьи и подсудимого в тех случаях, когда на него будут нападать как на частное лицо.
Во времена смут гражданин примкнет к людям, защищающим установленную систему; при разрушении системы он последует за согражданами своего города, если они единодушны; если же они разрознены, он присоединится к тем, которые стоят за всеобщее равенство и свободу.
Чем больше приблизятся граждане к равенству в потребностях и имуществе, тем более спокойным будет государство. Среди всех видов управления это преимущество кажется свойственным исключительно демократии, но даже и в самой совершенной демократии полное равенство всех ее членов неосуществимо, и, быть может, в этом и состоит причина распада таких государств, если только ее не устраняют всеми несправедливостями остракизма. Жизнь правительств подобна жизни животных: каждый шаг жизни есть шаг к смерти. Лучшая форма управления не та, которая бессмертна, а та, существование которой наиболее длительно и спокойно.