<<
>>

Г. В. ГЕГЕЛЮ

 

Ансбах, 22 ноября 1828 г.

Благородный господин!

Высокоуважаемый господин профессор!

Я беру па себя смелость послать Вам, благородней господин, свою диссертацию.

И не потому, что я как бы придаю ей особое значение или даже воображаю, будто она сама по себе представляет интерес для Вашего духа; я посылаю ее Вам только потому, что я, ее автор, пахожусь с Вами в особом отношепии непосредственного ученика, так как в течение двух лет посещал Ваши лекции в Берлине; тем самым мне хотелось бы лишь проявить к Вам мое личное высокое уважение и почтение и с радостью признать также — а это мой долг, — чем я обязан Вам, моему учителю. Но именпо это особое отношение непосредственного ученика вызывает во мне одновременно также робость, с которой я посылаю Вам свою работу. Ибо если подлинное глубокое уважение и почитание своего учителя ученик свидетельствует и выражает не внешними действиями или словами и чувствами, а только своими произведениями, то он может это сделать только произведениями, которые написаны в духе его учителя, достойны его как ученика и соответствуют требованиям, предъявляемым к нему как к непосредственному ученику. Но то, что именно это произведение, если только моя диссертация заслуживает такого названия, несовершенно, неудовлетворительно и неприемлемо, я слишком хорошо вижу, чтобы считать его ироизведепием, соответствующим требованиям, которые я сам предъявляю к себе как к человеку, который два года наслаждался Вашими духовно обогащающими и поучительными лекциями. Но если теперь искать причину этих многочисленных недостатков и ошибок только в узких рамках объема, цели и языка всякой диссертации вообще, и прежде всего относящейся к области философии, то некоторые моменты, достойные порицания, сами по себе паходят оправдапие; так что я могу все же простить себе эту смелость — послать Вам диссертацию, паходя оправдание в сознании того, что она в общем и целом дышит спекулятивным духом; что она (правда, только как фрагмент, вырванный [из целого] под влиянием внешнего побуждения) является продуктом изучения, которое состоит в живом, так сказать, существенном (не формальном), включающем в себя н воспринимающем душу, собственную продуктивную силу и самоснлу, свободном (но поэтому ни в коей мере не произвольном, выбирающем, там и сям что-то пригубляющем) усвоении и образовании идей и понятий, которые составляют содержание Ваших произведений и устпых сообщений; что идеи, созданные пли пробужденные во мпе Вами и выраженные в Вашей философии, не держатся где-то наверху, в общем пад чувственным п явлением, а творчески продолжают во мне действовать и, так сказать, из неба их прозрачной чистоты, пезапятнапной яспости, блаженства и единства с самим собой спускаются и развиваются до воззрения, проникающего особенное, уничтожающее и преодолевающее явление в явлении.
Также и эта моя диссертация по крайней мерс общим, хотя и в высшей степени несовершенным, еще совсем грубым ii ошибочным, не избегшим абстрактности, способом запечатлела в себе, однако, след того философствования, который можно было бы назвать осуществлением[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§] или секуляризацией идеи, энсаркозисом или инкарнацией чистой логики К Итак, сознание этого внушает мне мужество передать мою работу Вам, благородный господин, певзирая на недостатки в ней, которые я сам осознаю и чувствую. Но я твердо убежден, что тот вид философствования, еще неотделимый и несвободный от мепя самого, только проблески которого есть в этой моей работе, который имеется в ней только как становление внутри меня, и, может быть, никогда не станет, по крайней мере при посредстве меня, наличным п не примет завершенную форму, соответствует [нашему] времени, іілн, что одно и то же, самому духу новой пли новейшей философии, исходит из пего. Ибо если в философии, которая назнана Вашим именем, как учит само познание истории и философии, речь идет о предмете не школы, а человечества; если дух по крайне мере новейшей философии, претендует па то и стремится к тому, чтобы преодолеть рамки одной школы н стать общим, всемприо-нсторн- ческим, открытым воззрением, и если как раз в этом духе находится семя не просто лучшей литературной деятельности, а находящего выражение в действительности всеобщего духа, равно как и нового мирового периода, то сейчас нужно, так сказать, создать [*********************************] царство, царство идеи, мысли, видящей себя во всем бытии и осознающей себя самое, и низвести с престола Я — самость вообще, которая, особенно с начала христианской эры, господствовала над миром, понимала себя как единственно существующий дух и заставляла считать абсолютным дух, вытесняющий подлинно абсолютный и объективный дух; нужно низвести его с престола, дабы идея действительно существовала и господствовала, свет светил во всем и через все и старый мир Ормузда н Аримана 2, дуализма вообще был преодолен не в вере церкви, замыкающейся в себе от мира, или в идее субстанции, или вообще способом, который заключает в себе потусторонность, отрицательность, исключительное отношение к другому (что до сих пор всегда имело место в философии), а в познании осознающего себя как реальность всего единого всеобщего, сущего н познающего, действительного, настоящего, никаким различием не отделенного от себя и не прерываемого разума.
Дело дойдет и должно дойти наконец до этого исключительного господства разума; философия, которая тысячелетиями работала, дабы оно наступило и осуществилось, но, постепенно поднимаясь, включала целое, все (или как угодно это назвать) всегда в особую определенность, в определенное понятие и поэтому всегда по необходимости оставляла вне себя другое (будь то как раз определенность и само бытие вообще, религия, природа или Я и т. п.), наконец поняла само целое как целое и выразила его в форме целого; а это должно наконец привести к тому, чтобы больше пе существовало печто второе или другое с видимостью или правом и притязанием быть второй истиной, как, папример, истипой религии, и т. д.' Тысячелетние формы, способы воззрения, которые, начиная с первого естественного творепия, остаются на протяжении всей истории осповамн, должпы исчезнуть, так как достигнуто познапие их ничтожности и конечности, хотя опо и пе стало еще очевидным, [после чего] все станет идеей п разумом. Теперь вступает в силу новое основание вещей, новая история, второе творение, где всеобщей формой воззрения на вещи станет разум, а не время и над ним впе его — мысль. Если, как это совершенно ясно можно доказать, человек повипен в самом безумном противоречии, когда оп хотя бы только говорит о вещах как об оторванных и отделенных от мысли; если не только нельзя говорить о том, что мышление есть нечто субъективное и нереальное, но скорее человек, как и сами вещи, совсем не существует вне мышления, а мышление есть всеохватывающее, общее подлинное прострапство всех вещей и субъектов и, далее, каждая вещь, каждый субъект являются таковыми только благодаря их представлению, мысли о них, то ясно, что когда Я, самость (наряду с бескопечпо мпогим, что связано с этим), преодолено в познании как абсолютно твердый, всеобщий и определяющий принцип мира и воззрения, оно исчезает из самого воззрения, что самость перестает быть тем, чем она была до сих пор, и сама отмирает. Поэтому сейчас важно не развить понятия в форме их всеобщности, в их отвлеченной чистоте и замкнутом в-себе-бытии, а действительно подвергнуть отрицанию прежние всемирно-исторические способы воззрения на время, смерть, этот мир, потусторонний мир, Я, индивидуум, личность и рассматриваемую вне конечности, в абсолютном и как абсолютное личность, а именно бога и т.
д., [способы воззрения], в которых скрыты осповапие прежней истории и источник системы христианских — как ортодоксальных, так и рационалистических — представлений; важно проникнуть в основание пстипы и поместить на ее место в качестве непосредственно современного, определяющего мнр воззрения познание, находящееся в новой философии как царство само по себе и в потустороннем мире, облечепное в форму пагой истппы и всеобщпо- сти. Христианство не может быть поэтому понято как совершенная и абсолютная религия, таковой религией может быть только царство действительности идеи и сущего разума. Христиапство есть не что иное, как религия чистой самости, личности как единого духа, который существует вообще, и тем самым опо является только противоположностью старого мира. Какое значение имеет, например, природа в этой религии? Насколько лишено духа и мысли занимаемое ею положение? И все же именно это отсутствие духа и мысли является одпим нз ее осповпых столпов. Да, непопятпая, таинственная, пе припятая в единство божествеппой сущности, она находится перед нами, так что только личность (не природа, мир, дух,) празднует ее избавление, каким явилось бы именно ее познание. Раэум поэтому в христианство, копечно, еще не исчерпан. Поэтому смерть, хотя она и представляет собой просто естественный акт, совершенно чуждым духовпости способом все еще считается незаменимым подепщиком в винограднике госиода, преемппком и спутником Христа, впервые полностью завершающего дело избавления. Так как основание и корень всякой религии находятся в философии, в определенном способе воззрения, в соответствии с которым религия преподносится, то можпо было бы показать самым определенным и ярким образом копечпое, отрицательпое, предчувствовапное самим христианством потустороннее. Вообще до сих пор любая религия была не чем иным, как непосредственной действительностью, видимостью и явлением всеобщего духа философии, сплоченной как единое в различии систем, например, греческой философии, христианство — явление духа послегреческой философии, распространяющееся в форме неизменной конечности.
Теперь, однако, стремление одиночек должно бы иметь то направление, что дух как дух существует, в явлении он есть не что иное, как он сам. Однако я заканчиваю, опасаясь нарушить границы скромности и уважения, если я буду и дальше задерживать Вас, мой глубокоуважаемый учитель, показывая мое познание, мое стремление, мое мышление. В надежде, что Вы благосклонно отнесетесь к этому моему письму и пересылке моей диссертации, которая все же, однако, по крайней мере в общем свидетельствует о занятиях философией и стремлении к тому, чтобы непосредственно представить абстрактные идеи, остаюсь с глубочайшим уважением и искренним почтением, целиком преданный Вам, благородный господин,

Людвиг Фейербах, д-р филос[офии]

Я позволю себе еще заметить, что, дабы не обременять вас, благородный господин, слишком обширным письмом, я не сообщил более подробных св0дєішії относительно моей диссертации и не указал на те частности, которые я в ней сам считаю неправильными и плохими, а также не показал главпой причины этого, которая мне сейчас совершенно ясна, хотя это было бы важно для меня, чтобы песколько смягчить некоторые недостатки, по крайней мере указывая на них и признавая их прежде, чем Вы удостоите чтением мою работу. По этой же причине я не паправил Вам более подробного письма, как этого, вероятно, требовал бы предмет сам ио себе.

<< | >>
Источник: Людвиг ФЕЙЕРБАХ. ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ. СОБРАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ В ТРЕХ ТОМАХ ТОМ 3. АКАДЕМИЯ Н AVK СССР ИНСТИТУТ философии. ИЗДАТЕЛЬСТВО СОЦИАЛЬНО - ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕPAТУРЫ «Мысль » МОСКВА —1974. 1974

Еще по теме Г. В. ГЕГЕЛЮ: