5. Единство и общность человеческой природы проявляется в сходстве, а не в однообразии
Ты скажешь: «Разве человеческая природа не слу&жит предикатом многих существ, и, следовательно, в этом случае она и присуща им?» Мы уже сказали, что человеческая природа присуща множеству существ, но она многообразна; поэтому и нужно говорить, что она служит предикатом как [понятие] многообразное. Я спрошу тебя: «Когда говорят: Платон есть человек, то этот «человек», которым определяют Платона, есть сам Платон или кто-нибудь другой?» Конечно же, речь идет не о ком ином, как о нем самом. Подобным об&разом когда говорят «Сократ есть человек», то этот «человек» есть не кто иной, как сам Сократ. Поэтому, так как человеческая природа соответствует им обоим, она не едина, а двойственна. «Но, — скажешь ты, — следовательно, предложение '«Платон есть человек» ли&шено смысла и тавтологично, так как одно и то же по&нятие станет предикатом к себе самому».
В ответ я скажу, что всякое предложение, для того чтобы быть верным, должно быть в своем роде тавтологией, так как не должно быть ведь предикатом вещи ничто, что не было бы ею самой или не было бы заключено в ней. А бессмысленным и тавтологичным называют только такое предложение, в котором предикат обозначает то же самое, что и субъект, — например, если кто-нибудь скажет, что Платон есть Платон или что белое — это белизна. Когда же предикат обозначает нечто большее, чем субъект, тогда это предложение не должно счи&таться бессмысленным. Следовательно, когда я говорю, что Платон есть человек, то под первым словом — «Платон» — я понимаю только эту частную реальность, а под вторым словом — «человек» я понимаю ту же са&мую реальность, как имеющую нечто сходное с Сокра&том, и т. п. А если бы было сказано, что он есть '«оду&шевленное существо», то под «одушевленным суще&ством» я понимаю, что он есть нечто более широкое, и т. д. Ты возразишь: «Если универсалии — только имена или понятия, значит, когда всеобщее служит предикатом к частному и скажут, например: «Платон есть человек», смысл этого будет тот, что слово «Пла&тон» есть слово «человек» или что понятие «Платон» есть понятие человека». Именно так обычно возража&ют номиналистам, но, клянусь Геркулесом, это невер&но. Ведь в предложениях ни сами по себе вещи без имени, ни имена без вещей не имеют предикатов. Именно наш интеллект, создавая понятия вещей и да&вая им имена, устанавливает предложение и предика&цию, исходя из вещей. Он образует понятия не одним способом, но то отмечая частное и особенное, то общее и объединяющее их. И вот, после того как, увидев Пла&тона, Сократа и т. д., он сразу образует универсальное понятие человека и тому и другому дает одно и то же универсальное имя, исходя из их сходства, — после этого он применяет это понятие и это имя к Платону и точно так же к Сократу. Поэтому, когда говорят, что Платой есть человек, то этим не хотят сказать, что слово ««Платон» — это слово «человек» и что частное понятие «Платон» есть общее понятие «человек». Это предложение имеет только тот смысл, что данная част&ная вещь вследствие своих частных отличительных признаков воспринимается как «Платон» и так назы&вается, и она же вследствие своего сходства с другими {вещами] воспринимается и в более общем смысле и потому выражается через более общее имя, каковое есть слово «человек», хотя она всегда остается и ка&кой-то отдельной вещью. В результате вся эта всеобщ&ность постоянно принадлежит понятию или названию, но это не значит, что одно понятие смешивается с дру&гим понятием, а одно название — с другим названием, так как и понятие и название присущи вещи, но толь&ко в различных случаях понимаемой и называемой раз&личным образом. Поэтому понятно, что всего этого не&достаточно, чтобы говорить об уничтожении знаний, определений и тому подобных вещей, что, однако, часто выдвигают как возражение, как будто бы в самом деле понятиям и названиям не соответствует никакая вещь.Впрочем, об определении, знании и т. п. подробнее
будет сказано ниже, где мы также покажем, сколь не&лепыми кажутся нам утверждения, что универсалии вечны, неизменны, существуют всюду и т. д., и где будет речь и о вечных истинах. Но об этом сказано уже слишком много: как бы не показалось, что мы подра&жаем тем, кто любит вопросы столь же многочислен&ные, сколь пустопорожние и запутанные. Поистине, если бы мы захотели только лишь коснуться их всех, нам бы далеко не хватило и дня.