<<
>>

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

  Наш философ, всюду преследуя поставленную перед собой цель, приступает к исследованию высших вопросов логического искусства, ибо ныне начинает излагать уче&ние о корне и основе логики, т.
е. о сказуемом и подле&жащем; а то, что оба они, т. е. сказуемое и подлежащее, являются корнем и основой логики, видно из того, что мы сейчас будем говорить. Вершиной логики является ис&кусство доказательства, доказательство же образуется из силлогизмов, а силлогизмы — из суждений-посылок, а суждения — из сказуемого и подлежащего. Доказательст&во же есть высказывание достоверное и неоспоримое. А силлогизм есть взаимосвязанное высказывание, например: человек есть живое создание, а живое создание есть сущ&ностьу [следовательно, человек есть сущность]. Сужде&ния-посылки являются частями силлогизма. Первая по&сылка — человек есть живое создание; вторая посылка — живое создание есть сущность. Однако посылка имеет подлежащее и сказуемое; подлежащим первой посылки является человек, а сказуемым — живое создание. Вторая же посылка имеет подлежащим живое создание, а сказуе&мым — сущность.

И вот, сказуемое должно быть большего объема, чем подлежащее, или одинакового объема, но никогда не мень&шего. А подлежащее должно быть или одинакового объ&ема, или меньшего, но никогда не большего, чем у сказуе&мого. Так вот, сказуемое с большим объемом, чем у подле&жащего, — это живое создание по сравнению с человеком. А сказуемое и подлежащее одинакового объема — это, например, когда о человеке мы говорим смеющийся, ибо смеющееся [существо] и человек — это вещи, примени&мые в одинаковом объеме и взаимно обратимые. Приме&ром для сказанного нами является вышеприведенное де&ление, ибо сущность выступает только как сказуемое, а индивидуальные вещи — как подлежащее; находящиеся в промежутке между ними являются сказуемыми и подле&жащими, а последние виды больше выступают как под&лежащее, чем как сказуемое, ибо сказываются только о [находящихся под ними] индивидуальных вещах, но яв&ляются подлежащими и подчиненными для всех вышестоя&щих [родов], а подчиненные друг другу [промежуточные звенья] выступают больше как сказуемое, чем как под&лежащее.

Здесь некоторые выражают сомнение, говоря: почему это вы называете субстанцию только сказуемым, ибо вот мы видим белизну, т.

е. случайный признак, сказываю&щейся о субстанции; вот молоко является субстанцией, а белизна — случайным признаком; следовательно, вы не&правильно утверждаете насчет субстанции, что она толь&ко сказывается [о других], ибо вот она стала подлежа&щим для случайного признака. На это мы отвечаем, что мы пе говорим, что она сказывается о всех сущих, а толь&ко лишь о тех вещах, которые находятся под ней, ибо в отношении тех, которые находятся под ней, она ни для одной пе является подлежащим, а всегда сказывается [о них]. И примером к сказанному мы приведем то же делепие: субстанция выступает как нечто целое, а инди&видуальные вещи — как части, а находящиеся между ни&ми [виды] — и как целое, и как части, причем самые последпие виды — больше как части, чем как целое, а под&чиненные друг другу [промежуточные звенья, роды и ви&ды] — больше как целое, чем как части. И как целое об&ладает всеми подчиненными друг другу [промежуточны&ми звеньями] как частями, так и субстанция обладает всеми подчиненными друг другу [промежуточными звень&ями] как отделяемыми от нее [вещами]. Итак, целое и суб&станция хотя и подобны друг другу по высказыванию, однако одно дело целое и другое — субстанция, ибо суб&станция по своему характеру может проявляться в тех вещах, которые от нее отделяются, тогда как целое по своему характеру не может как целое проявляться в своих частях, ибо, например, рука и нога [как части тела] пе могут проявляться в голове.

И вот, Порфирий, сказав о наивысших родах и наи- последних видах и о находящихся между ними промежу&точных звеньях, пе упускает из виду также индивидуаль&ные вещи, определяя это следующим образом: «Индиви&дом является то, что состоит из специальных свойств, соб&рание которых никогда не может оказаться тем же самым у других вещей». Таково определение индивида. И в ка&честве примера я приведу Сократа, ибо он, будучи инди&видом, состоит из специальных свойств — из плешивости, пузатости, даровитости и из того, что он сын Софрониска. Собрание этих свойств никогда вместе не может оказаться [тем же самым] у других людей, ибо если кто-либо дру&гой плешив, то не пузат, а если пузат, то не даровит, а если даровит, то не может быть сыном Софрониска.

Здесь перипатетики выражают сомнение, говоря, что Порфирий в данном месте допустил двойную ошибку, ска&зав, что индивид составляется из случайных признаков, о котором Аристотель говорит, что индивид среди катего&рий является сущностью преимущественной, наилучшей и предпочтительной29, и поэтому ясно, что Порфирий очень ошибся в этом, ибо субстанциальное образуется из субстанциальных признаков, а не из несубстанциальных.

Имеет место обратное тому, что оп говорит, ибо самодо&влеющие сущности образуют вещи иподовлеющие, а со&гласно Порфирию, получается, что иподовлеющие обра&зуют вещи самодовлеющие, что невозможно. Ведь сам Порфирий говорит, что «случайный признак — это то, что появляется и пропадает без уничтожения подлежа&щего». И вот, если индивид состоит из случайных призна&ков, то необходимым образом с уничтожением случайных признаков должен уничтожиться субстрат. На это плато&ники отвечают следующим образом: Порфирий говорит не о том, что ипдивид образуется с помощью случайных признаков, а о том, что он познается [с их помощью]. Так говорят платоники. А вы, перипатетики, что скажете? Они говорят, что нет ничего странного в том, что сущность со&ставляется пз случайных признаков, которые для одной вещи являются сущностью, а для другой — случайным признаком. Как, например, жар в огне — он называется и сущностью, и случайным признаком, ибо для бескачест&венного тела он выступает как случайный признак, а для огня — как сущность, так как сутью огня является жар. Точно так же плешивость для человека вообще мы назы&ваем случайным признаком, но для Сократа она высту&пает как сущность.

Сейчас указано про род и про вид, что представляет собою тот и другой — здесь он говорит о характере наи&высших родов и наивысших видов. В самом деле, сказы- ваться одна о другой могут либо вещи, применимые в одинаковом масштабе, например ржание о лошади, либо вещи большего масштаба о вещах меньшего, как живое существо о человеке — здесь он говорит о корне и оспове логики, о сказуемом и подлежащем, и говорит, что всякое предложение имеет сказуемое и подлежащее и сказуемое должно быть большего объема чем подлежащее, или оди&накового объема, но никогда не меньшего; а подлежащее должно быть или одинакового объема со сказуемым, или меньшего, но никогда не большего. Ибо род есть нечто це- лое) а индивидуальная вещь — это часть — здесь он гово&рит, что те, которые только сказываются, сказываются о целом, а индивид — о части, как мы отметили ранее, при рассмотрении вопроса о том, чем отличаются друг от дру&га целое и то, что только сказывается. Теперь же скажем о том, чем отличается часть от индивида. Они, действи&тельно, отличаются друг от друга, ибо часть не может принять характеристики целого, например рука, будучи частью [тела], не может принять характеристики ноги, головы [и других составных частей целого тела], тогда как индивид приемлет характеристику сущности. Это нам было преподано относительно вида.

 

<< | >>
Источник: Давид Анахт. СОЧИНЕНИЯ. Издательство «Мысль». 1975. 1975

Еще по теме ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ: