ДЕКАРТ - ЕЛИЗАВЕТЕ 43 Эгмонд, 15 сентября 1645 г.
Ваше высочество столь точно отметили все причины, помешавшие Сенеке ясно изложить нам свое мнение от&носительно высшего блага, и Вы дали себе труд столь тща&тельно изучить его книгу, что я опасался бы показаться докучливым, если бы продолжал здесь рассматривать по порядку все его главы, и это заставляет меня отложить ответ на вопрос, который Вам угодно было мне предло&жить — относительно путей укрепления своего разума для определения наилучшего образа действий во всех случаях нашей жизни.
Поэтому, не затрагивая более Сенеку, я по&стараюсь лишь объяснить мое собственное мнение каса&тельно этой темы.Мне кажется, что для постоянной наклонности к здра&вому суждению 44 могут требоваться лишь две вещи: одна из них — знание истины, другая же — привычка припо&минать это знание и считаться с ним всякий раз, когда того требуют обстоятельства. Однако, поскольку один лишь Бог в совершенстве знает все вещи, мы должны удовлетво&риться знанием того, что более всего нам полезно.
Среди такого рода познаний первое и главное состоит в понимании, что существует Бог, от которого зависят все вещи и совершенства которого безграничны, могущество необъятно, а повеления непреложны: это научит нас при&нимать как благо все, что с нами случается, ибо все это явно послано нам Богом. А поскольку истинным объектом любви является совершенство, то, когда мы возвышаем свой дух до созерцания божественного совершенства таким, каково оно есть, мы естественно обретаем столь великую склонность его любить, что извлекаем радость даже из наших печалей при мысли о том, что в нашей причастности к ним вопло&щается Божья воля.
Второе, что следует знать,— это природа нашей души в той мере, в какой она существует без тела и является значительно более благородным началом, способным испы&тывать бесконечное множество удовольствий, не находя&щих себе места в сей жизни: ведь подобное знание пре&пятствует страху смерти и настолько уничтожает нашу привязанность ко всему мирскому, что мы начинаем с пре&зрением смотреть на все дары, коими владеет фортуна.
Для этой цели настолько важно достойное суждение относительно божественных дел, что в 3-й книге моих «Первоначал» я попытался объяснить следующее: если представлять себе, что за пределами небес нет ничего, кро&ме воображаемого пространства, и что все эти небеса соз&даны лишь ради Земли, а Земля — ради человека, такие представления склоняют к мысли, что Земля есть наше главное обиталище, а эта жизнь — наше высшее благо; при этом вместо познания наших истинных совершенств мы приписываем другим тварям несовершенства, им не присущие, дабы над ними возвыситься, и, впадая в дерз&кое предубеждение, притязаем на роль советников Бога, разделяющих-с ним обязанность управлять миром, что не&сет с собой бесчисленные пустые беспокойства и досадные разногласия.
Познав, таким образом, благость Бога, бессмертие на&ших душ и величие универсума, мы с большой пользой для себя, как мне кажется, должны усвоить еще одну истину, а именно: хотя каждый из нас представляет собой особую личность, интересы которой, следовательно, некоторым образом отличны от интересов всех остальных людей, мы должны все же подумать о том, что нам не дано существо&вать в одиночку и что на самом деле каждый из нас — ча&стица универсума и — более того — одна из частиц данной земли, данного государства, данного общества и данной семьи, с которой мы связаны единым местопребыванием, общей присягой, а также по рождению.
Притом всегда сле&дует предпочитать интересы целого, частью коего мы явля&емся, своим собственным, личным; однако надо соблюдать определенную меру и сдержанность, ибо было бы ошибкой подвергать себя большому несчастью с целью доставить лишь малое благо своим родным или своей стране; в слу&чае когда человек один стоит большего, нежели все осталь&ные жители его города, вместе взятые, для него было бы неразумным стремиться к погибели ради спасения прочих.Но если мы будем примерять все вещи к самим себе, мы не побоимся сильно повредить другим людям, когда захотим извлечь из этих вещей какое-то небольшое преимущество для себя, и тогда мы лишим себя всяких истинных друже&ских чувств, всякой верности и вообще какой бы то ни было добродетели. В то же время, рассматривая себя как частицу общества, мы обретаем удовольствие совершать благие дела в пользу целого мира и при этом не опасаемся посвятить свою жизнь служению другому лицу, когда к этому пред&ставляется случай; мы даже предпочитаем погубить свою душу, если это может спасти других. Подобное соображе&ние является источником и началом всех самых героиче&ских деяний, кои когда-либо свершаются людьми, ибо что до тех, кто идет на смерть из тщеславия и надежды стяжать этим похвалу или по глупости, так как не чует опасности, то, мне кажется, они более достойны жалости, нежели уважения. Но когда кто-то подвергает себя смертельной опасности, считая, что в этом состоит его долг, или когда он териит какое-то иное зло, дабы извлечь из этого благо для других людей,— пусть даже он сознательно и не при&нимает в соображение причину своего поступка, состоя&щую в том, что он большим обязан обществу, частицей которого является, нежели самому себе как частному лицу,— тем не менее он делает свое дело под влиянием тако&го соображения, смутно бродящего в его мыслях. Сообра&жение это естественно возникает у нас, когда мы надлежа&щим образом познаём и любим Бога: ведь тогда, полностью полагаясь на волю Божью, мы отрекаемся от личных своих интересов и единственной нашей страстью остается стрем&ление быть угодным Богу; вследствие этого мы обретаем духовное довольство и удовлетворенность — вещи несрав&ненно более ценные, чем все маленькие преходящие радо&сти, зависящие от чувств.
Помимо этих истин, относящихся в целом ко всем на&шим действиям, следует также знать некоторое число дру&гих, в частности касающихся каждой из них.
Главными здесь мне кажутся положения, отмеченные мною в моем последнем письме, а именно, что все наши страсти являют нам блага, к поискам которых они нас подстрекают, несрав&ненно более ценными, чем то есть на самом деле, а также что телесные удовольствия никогда не бывают столь дли&тельными, как духовные, ни также столь сильными, когда мы их обретаем, как они представляются нам, пока мы их жаждем. Мы должны крепко-накрепко это заметить, дабы, когда нас возбуждает, как мы это чувствуем, какая-то страсть, мы воздерживались от суждения вплоть до мо&мента, когда наша страсть утихнет; при этом мы не должны также давать благам этого мира обмануть нас своей ложной видимостью.Ко всему этому мне нечего добавить, разве лишь что необходимо также изучить все особенности нравов той местности, где мы живем, дабы понять, насколько им надо следовать. И даже если мы не сможем получить полностью достоверные доказательства, мы тем не менее должны вой&ти в курс дела и усвоить наиболее правдоподобные, с нашей точки зрения, мнения, относящиеся к принятым обычаям, дабы не испытывать нерешительности во всех случаях, когда от нас потребуются активные действия. Ведь и сама нерешительность может быть причиной раскаяния и сожа&лений.
Наконец, выше я сказал, что помимо познания истины для постоянной склонности к здравому суждению требу&ется также навык. Ведь поскольку мы не можем постоянно уделять внимание чему-то одному, то, сколь бы ясными и очевидными ни были основания, убедившие нас ранее в какой-то истине, нас в дальнейшем может отвратить от веры в нее некая ложная видимость, если только мы вслед&ствие долгих и частых размышлений не запечатлеем дан&ную истину в нашем сознании настолько, что это перей&дет в стойкую привычку. Именно в этом смысле верно школьное утверждение, гласящее, что добродетели суть наши навыки: в самом деле, теоретически нам обычно до&стает понимания того, что следует делать, но именно лишь теоретически, а не на практике, или, иначе говоря, нам часто недостает прочного навыка, заставляющего нас ве&рить в данную истину. Таким образом, тем, что, исследуя здесь эти истины, я одновременно укрепляю в себе при&вычку к ним, я особенно обязан Вашему высочеству, разре&шающему мне эти поучения, и я почитаю наилучшим упо&треблением моего досуга эту возможность засвидетельство&вать Вам, что являюсь, сударыня, нижайшим и покорней&шим слугой Вашего высочества.
Декарт