ДЕКАРТ - ЕЛИЗАВЕТЕ 42 Эгмонд, 1 сентября 1645 г.
513
17 Р. Декарт, т. 2
[...]Поскольку в ответ на мои слова относительно бла&женства, целиком и полностью зависящего от свободы во&ли, и существующей для всех людей возможности достичь этого блаженства без какой-либо помощи извне Вы очень верно заметили, что бывают болезни, уничтожающие спо&собность рассуждать и тем самым — возможность для здра&вомыслящего ума испытывать довольство, это Ваше заме&чание указало мне, что написанное мной обо всех людях в целом может распространяться лишь на тех, кто свободно пользуется своим разумом и благодаря этому понимает тот путь, которого они должны держаться, дабы достичь упо&мянутого блаженства.
Ведь не существует людей, кои не устремлялись бы к счастью, однако многим неведомо сред&ство его достижения, а часто телесные недомогания пре&пятствуют свободному проявлению нашей воли. То же са&мое происходит, когда мы спим, ибо величайший философ в мире не может воспрепятствовать своим дурным снам, когда его предрасполагает к ним его темперамент. Однако опыт учит, что, если нас часто посещала какая-то мысль в свободном состоянии нашего разума, она возвращается к нам и потом, какие бы недомогания ни испытывало наше тело; так, я могу сказать, что мои сны никогда не являютмне ничего досадного и безусловно огромным преимущест&вом является долголетняя привычка к полному отсутствию печальных мыслей. Но лишь тогда мы можем полностью за себя отвечать, когда мы в своем уме, и утрата жизни — меньшая потеря, нежели утрата возможности располагать своим разумом. Ведь даже без религиозных поучений одна лишь естественная философия дает нашей душе надежду на более счастливое состояние после смерти, нежели то, в каком душа находится сейчас; философия эта учит ее более всего на свете страшиться сопряженности с телом, полностью лишающей ее присущей ей свободы.
Что касается других недугов, не повреждающих пол&ностью наш рассудок, но лишь изменяющих наш настрой и делающих нас особенно склонными к печали, желчности или каким-то иным страстям, то, конечно, они причиняют боль, однако могут быть преодолены и способны даже да&вать нашей душе повод к тем большей удовлетворенности, чем труднее их победить.
Подобным же образом я сужу обо всех внешних препятствиях, таких, как блеск высокого рождения, придворные церемонии, превратности, а также высокое благоволение фортуны, обычно тем более мешаю&щей человеку войти в роль философа, чем меньше он испы&тывает ее немилость. Ибо, когда нам постоянно сопутствует удача и исполнение всех желаний, мы забываем размыш&лять о себе, и, если впоследствии судьба наша изменяется, мы бываем тем более сражены, чем больше мы прежде ей доверялись. В общем й целом можно сказать, что не суще&ствует вещи, способной полностью лишить нас средств к достижению счастья, если только эта вещь не повреждает наш разум; притом далеко не всегда самыми вредоносными являются те вещи, кои представляются на первый взгляд самыми досадными.Однако, чтобы точно знать, каким образом каждая вещь может способствовать нашей удовлетворенности, необхо&димо исследовать причины, вызывающие эту последнюю, и в этом одновременно состоит главное знание, способное облегчить выработку навыка к добродетели: ведь все дея&ния нашей души, стяжающие нам какое-то совершенство, исполнены добродетели, и вся наша удовлетворенность состоит в одном только внутреннем сознании того, что нам предстоит обрести некое совершенство. Таким образом, мы никогда не сможем осуществить на деле никакую добро&детель (или, иначе говоря, поступать так, как настоятельно советует нам наш разум), не испытывая при этом удовле&творения и удовольствия. Но существуют удовольствия
двоякого рода: одни из них присущи одному лишь уму, другие же — человеку или, иначе говоря, его уму по&стольку, поскольку он связан с телом; последние, смутно являясь нашему воображению, часто кажутся гораздо бо&лее сильными, чем это есть на самом деле, особенно до того, как мы их обретаем, что и является источником всех зол и заблуждений человеческой жизни. Ибо, согласно правилу разума, каждое удовольствие должно было бы измеряться величием создаваемого им совершенства, и именно таким образом мы измеряем удовольствия, причины которых мы знаем.
Однако часто страсть заставляет нас считать неко&торые вещи гораздо лучшими и более желанными, чем они есть в действительности; в дальнейшем, когда мы за&трачиваем изрядную толику труда на их достижение и те&ряем при этом случай овладеть другими, более подлин&ными, благами, мы, пользуясь первыми, познаём их недо&статки, и отсюда проистекают сожаления, чувство презре&ния и раскаяние. Вот почему истинной обязанностью ра&зума является исследование подлинной ценности всех тех благ, приобретение которых представляется нам завися&щим каким-то образом от нашего поведения — дабы мы никогда не упустили случая затратить все наши усилия, чтобы попытаться доставить себе те блага, кои в действи&тельности наиболее желанны; при этом, даже если судьба восстает против наших стремлений и мешает им осуще&ствиться, мы, по крайней мере, будем испытывать удовле&творение от сознания, что ничего не утратили по своей вине, и не упустим возможности пользоваться всем тем естественным блаженством, обретение коего находится в нашей власти.515
17*