ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОСНОВНЫЕ ПРАВИЛА МЕТОДА

стоянии и лишь постепенно цивилизовавшиеся и учреж&давшие свои законы только по мере того, как бедствия от совершаемых преступлений и возникавшие жалобы при&нуждали их к этому, не могут иметь такие же хорошие гражданские порядки, как те, которые соблюдают установ&ления какого-нибудь мудрого законодателя с самого начала своего объединения.

257

9 Р. Декарт, т. 1

Правда, мы не наблюдаем того, чтобы разрушали все дома в городе с единственной целью переделать их и сделать улицы красивее; но мы видим, что многие ломают свои соб&ственные дома, чтобы их перестроить, а иногда и вынужде&ны это сделать, если фундамент их непрочен и дома могут обрушиться. На этом примере я убедился, что вряд ли ра&зумно отдельному человеку замышлять переустройство го&сударства, изменяя и переворачивая все до основания, чтобы вновь его восстановить, либо затевать преобразова&ние всей совокупности наук или порядка, установленного в школах для их преподавания. Однако, что касается взгля&дов, воспринятых мною до того времени, я не мог предпри&нять ничего лучшего, как избавиться от них раз и навсегда, чтобы заменить их потом лучшими или теми же, но согла&сованными с требованиями разума.

лучше, чем если бы я строил ее только на прежних основа&ниях и опирался только на те начала, которые воспринял в юности, никогда не подвергая сомнению их истинность. Ибо, хотя я и предвидел в этом разные трудности, они вовсе не были неустранимыми и их нельзя было сравнивать с теми, которые обнаруживаются при малейших преобра&зованиях, касающихся общественных дел. Эти громады слишком трудно восстанавливать, если они рухнули, трудно даже удержать их от падения, если они расшатаны, и паде&ние их сокрушительно. Далее, что касается их несовер&шенств, если таковые имеются — в том, что они сущест&вуют, нетрудно убедиться по их разнообразию,— то при&вычка, без сомнения, сильно сгладила их и позволила без&болезненно устранить и исправить многое, что нельзя было предусмотреть заранее ни при каком благоразумии. Наконец, почти всегда их несовершенства легче перено&сятся 5, чем их перемены. Так, большие дороги, извиваю&щиеся между гор, из-за частой езды мало-помалу стано&вятся настолько гладкими и удобными, что гораздо лучше следовать по ним, чем идти более прямым путем, карабкаясь по скалам и спускаясь в пропасти.

Поэтому я никоим образом не одобряю беспокойного и вздорного нрава тех, кто, не будучи призван ни по рожде&нию, ни по состоянию к управлению общественными дела&ми, неутомимо тщится измыслить какие-нибудь новые пре&образования. И если бы я мог подумать, что в этом сочине&нии есть хоть что-нибудь, на основании чего меня можно подозревать в этом сумасбродстве, я очень огорчился бы, что опубликовал его. Мое намерение никогда не простира&лось дальше того, чтобы преобразовывать мои собственные мысли и строить на участке, целиком мне принадлежащем. Из того, что мое произведение мне настолько понравилось, что я решился показать здесь его образец, не следует, что я хотел посоветовать кому-либо ему подражать. У тех, кого Бог наделил своими милостями больше, чем меня, возмож&но, будут более возвышенные намерения; но я боюсь, не бы&ло бы и мое уж слишком смелым для многих.

тых принципах и уклониться от общей дороги, они никогда не пойдут по стезе, которой следует держаться, чтобы идти прямо, и будут пребывать в заблуждении всю жизнь. Во- вторых, те, которые достаточно разумны и скромны, чтобы считать себя менее способными отличать истину от лжи, чем другие, у кого они могут поучиться; они должны до&вольствоваться тем, чтобы следовать мнениям других, не занимаясь собственными поисками лучших мнений.

Да я и сам, конечно, был бы в числе последних, если бы имел всего одного учителя или не знал существовавшего во все времена различия во мнениях ученых. Но я еще на школьной скамье узнал, что нельзя придумать ничего столь странного и невероятного, что не было бы уже высказано кем-либо из философов. Затем во время путешествий я убе&дился, что люди, имеющие понятия, противоречащие на&шим, не являются из-за этого варварами или дикарями и многие из них так же разумны, как и мы, или даже более разумны. Тот же человек, с тем же умом, воспитанный с детства среди французов или немцев, становится иным, чем он был бы, живя среди китайцев или каннибалов. И вплоть до мод в одежде: та же вещь, которая нравилась нам десять лет назад и, может быть, опять понравится нам ме&нее чем через десять лет, теперь кажется нам странной и смешной. Таким образом, привычка и пример убеждают нас больше, чем какое бы то ни было точное знание. Но при всем том большинство голосов не является доказательст&вом, имеющим какое-нибудь значение для истин, открывае&мых с некоторым трудом, так как гораздо вероятнее, чтобы истину нашел один человек, чем целый народ. По этим со&ображениям я не мог выбрать никого, чьи мнения я должен был бы предпочесть мнениям других, и оказался как бы вынужденным сам стать своим руководителем.

Но как человек, идущий один в темноте, я решился идти так медленно и с такой осмотрительностью, что если и мало буду продвигаться вперед, то по крайней мере смогу обезо&пасить себя от падения.

9*

259

Будучи моложе, я изучал немного из области филосо&фии — логику, а из математики — анализ геометров и ал&гебру — эти три искусства, или науки, которые, как мне ка&залось, должны были служить намеченной мною цели. Но,

изучив их, я заметил, что в логике ее силлогизмы и боль&шинство других правил служат больше для объяснения другим того, что нам известно, или, как искусство Луллия, учат тому, чтобы говорить, не задумываясь о том, чего не знаешь, вместо того чтобы познавать это 6. Хотя логика в самом деле содержит немало очень верных и хороших пра&вил, однако к ним примешано столько вредных и излиш&них, что отделить их от этих последних почти так же труд&но, как извлечь Диану или Минерву из куска необработан&ного мрамора. Что касается анализа древних и алгебры современников, то, кроме того, что они относятся к предме&там весьма отвлеченным и кажущимся бесполезными, пер&вый всегда так ограничен рассмотрением фигур, что не мо&жет упражнять рассудок (entendement), не утомляя силь&но воображение; вторая же настолько подчинилась разным правилам и знакам, что превратилась в темное и запутан&ное искусство, затрудняющее наш ум, а не в науку, разви&вающую его. По этой причине я и решил, что следует искать другой метод, который совмещал бы достоинства этих трех и был бы свободен от их недостатков. И подобно тому как обилие законов нередко дает повод к оправданию пороков и государство лучше управляется, если законов немного, но они строго соблюдаются, так и вместо большого числа правил, составляющих логику, я заключил, что было бы достаточно четырех следующих, лишь бы только я принял твердое решение постоянно соблюдать их без единого от&ступления.

Первое — никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, т.

Второе — делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить.

Третье — располагать свои мысли в определенном по&рядке, начиная с предметов простейших и легкопознавае&мых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до позна&ния наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу.

И последнее — делать всюду перечни настолько пол&ные 7 и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверен&ным, что ничего не пропущено.

Те длинные цепи выводов, сплошь простых и легких, которыми геометры обычно пользуются, чтобы дойти до своих наиболее трудных доказательств, дали мне возмож&ность представить себе, что и все вещи, которые могут стать для людей предметом знания, находятся между собой в та&кой же последовательности. Таким образом, если воздержи&ваться от того, чтобы принимать за истинное что-либо, что таковым не является, и всегда соблюдать порядок, в каком следует выводить одно из другого, то не может существо&вать истин ни столь отдаленных, чтобы они были недости&жимы, ни столь сокровенных, чтобы нельзя было их рас&крыть. Мне не составило большого труда отыскать то, с чего следовало начать, так как я уже знал, что начинать надо с простейшего и легко познаваемого. Приняв во внимание, что среди всех искавших истину в науках только математи&кам удалось найти некоторые доказательства, т. е. некото&рые точные и очевидные соображения, я не сомневался, что и мне надлежало начать с того, что было ими исследова&но, хотя и не ожидал от этого другой пользы, кроме той, что они приучат мой ум питаться истиной и никак не довольст&воваться ложными доводами. Однако я не намеревался изу&чать все те отдельные науки, которые составляют то, что называется математикой. Я видел, что, хотя их предметы различны, тем не менее все они согласуются между собой в том, что исследуют только различные встречающиеся в них отношения или пропорции, поэтому я решил, что лучше исследовать только эти отношения вообще и искать их толь&ко в предметах, которые облегчили бы мне их познание, нисколько, однако, не связывая их этими предметами, что&бы иметь возможность применять их потом ко всем другим подходящим к ним предметам. Затем, приняв во внимание, что для лучшего познания этих отношений мне придется рассматривать каждую пропорцию в отдельности и лишь иногда удерживать их в памяти или рассматривать сразу несколько, я предположил, что для лучшего исследования их по отдельности надо представлять их в виде линий, так как не находил ничего более простого или более наглядно представляемого моим воображением и моими чувствами. Но для того чтобы удерживать их или рассматривать по нескольку одновременно, требовалось выразить их возмо&жно меньшим числом знаков. Таким путем я заимствовал бы все лучшее из геометрического анализа и из алгебры и исправлял бы недостатки первого с помощью второй.

И действительно, смею сказать, что точное соблюдение немногих избранных мною правил позволило мне так легко разрешить все вопросы, которыми занимаются эти две нау&ки, что, начав с простейших и наиболее общих и пользуясь каждой найденной истиной для нахождения новых, я через два или три месяца изучения не только справился со мно&гими вопросами, казавшимися мне прежде трудными, но и пришел к тому, что под конец мог, как мне казалось, опре&делять, какими средствами и в каких пределах возможно решать даже неизвестные мне задачи. И при этом я, быть может, не покажусь вам слишком тщеславным, если вы примете во внимание, что существует лишь одна истина касательно каждой вещи и кто нашел ее, знает о ней все, что можно знать. Так, например, ребенок, учившийся арифметике, сделав правильно сложение, может быть уве&рен, что нашел касательно искомой суммы все, что может найти человеческий ум; ибо метод, который учит следовать истинному порядку и точно перечислять все обстоятельст&ва того, что отыскивается, обладает всем, что дает досто&верность правилам арифметики.

Но что больше всего удовлетворяло меня в этом мето&де — это уверенность в том, что с его помощью я во всем пользовался собственным разумом если не в совершенстве, то по крайней мере как мог лучше. Кроме того, пользуясь им, я чувствовал, что мой ум мало-помалу привыкает пред&ставлять предметы яснее и отчетливее, хотя свой метод я не связывал еще ни с каким определенным вопросом, я рас&считывал столь же успешно применять его к трудностям других наук, как это сделал в алгебре 8. Это не значит, что я бы дерзнул немедленно приняться за пересмотр всех представившихся мне наук, так как это противоречило бы порядку, который предписывается методом. Но, приняв во внимание, что начала наук должны быть заимствованы из философии, в которой я пока еще не усмотрел достовер&ных начал, я решил, что прежде всего надлежит устано&вить таковые. А поскольку это дело важнее всего на свете, причем поспешность или предубеждение в нем опаснее все&го, я не должен был спешить с окончанием этого дела до того времени, пока не достигну возраста более зрелого — а мне тогда было двадцать три года,— пока не употреблю много времени на подготовительную работу, искореняя в моем уме все приобретенные прежде неверные мнения, на&копляя запас опытов, который послужил бы мне матери&алом для размышлений; пока, упражняясь постоянно в принятом мною методе, смог бы укрепляться в нем все бо&лее и более.