ЧАСТЬ ПЯТАЯ ПОРЯДОК ФИЗИЧЕСКИХ ВОПРОСОВ
Но так как я постарался разъяснить главные из них в трактате, от издания которого меня удерживают некото&рые соображения 15, то полагаю, что лучше всего могу ознакомить с ними, изложив здесь кратко его содержание. Я имел намерение включить в него все, что считал извест&ным мне до его написания относительно природы мате&риальных вещей. Но, подобно художникам, не имеющим возможности на плоской картине изобразить все стороны объемного предмета и избирающим одну из главных, кото&рую ярче изображают, тогда как остальные затемняют и показывают лишь настолько, насколько они видны при рас&сматривании предмета, так и я, опасаясь, что буду не в со&стоянии включить в мой трактат все, что имел в мыслях, решил изложить обстоятельно лишь то, что знаю каса&тельно света, а затем в связи с ним прибавить кое-что о Солнце и о неподвижных звездах, откуда главным образом и происходит свет, о небесных пространствах, через кото&рые он проходит, о планетах, кометах и Земле, которые его отражают, и особо обо всех земных телах, ибо они бывают цветные, или прозрачные, или светящиеся, и, наконец, о человеке, наблюдающем все эти тела.
Но чтобы несколько затенить все это и иметь возможность более свободно вы&сказывать свои соображения, не будучи обязанным следо&вать мнениям, принятым учеными, или опровергать их, я решил предоставить весь этот мир их спорам и говорить только о том, что произошло бы в новом мире, если бы Бог создал теперь где-либо в воображаемых пространствах до&статочно вещества для его образования и привел бы в беспо&рядочное движение различные части этого вещества так, чтобы образовался хаос, столь запутанный, как только могут вообразить поэты, и затем, лишь оказывая свое обычное содействие природе, предоставил бы ей дейст&вовать по законам, им установленным. Тадим образом, я прежде всего описал это вещество и старался изобразить его так, что в мире нет ничего, по моему мнению, более ясного и понятного, за исключением того, что уже сказано было мною о Боге и душе. Я даже нарочно предположил, что это вещество не имеет никаких форм и качеств, о ко&торых спорят схоластики, и вообще чего-либо, познание чего не было бы так естественно для нашего ума, что даже нельзя было бы притвориться не знающим этого. Кроме того, я показал, каковы законы природы, и, опираясь в своих доводах только на принцип бесконечного совершен&ства божия, я постарался доказать все те законы, относи&тельно которых могли быть сомнения, и показать, что даже если бы Бог создал много миров, то между ними не было бы ни одного такого, где они не соблюдались бы. Потом я пока&зал, как в силу этих законов большая часть материи хаоса должна была расположиться и упорядочиться так, что об&разовала бы нечто подобное нашим небесам, и как при этом некоторые ее части должны были образовать Землю, пла&неты, кометы, а другие — Солнце и неподвижные звезды. И здесь, распространяясь о свете, я подробно объяснил, каков свет, который должен быть в Солнце и звездах, как он оттуда мгновенно пробегает неизмеримые небесные про&странства и как он отражается от планет и комет к Земле. К этому я прибавил соображения, касающиеся субстанции, положения, движений и всех разнообразных свойств этих небес и звезд. Таким образом, представлялось мне, я доста&точно сказал, чтобы могли понять, что среди свойств на&шего мира не замечается ничего, что не должно или не могло бы оказаться подобным свойством мира, описанного мною. Затем я говорил особо о Земле и нарочно, не делая предположения, что Бог вложил тяготение в вещество, со&ставляющее Землю, показал, что все ее частицы тем не менее должны стремиться к своему центру; показал, как при су&ществовании на ее поверхности воды и воздуха располо&жение небес и светил, а в особенности Луны, должно вы&зывать на ней приливы и отливы, совершенно подобные тем, какие при тех же обстоятельствах наблюдаются в наших морях, а также некоторое особое течение воды и воздуха с востока на запад, равным образом наблюдаемое под тропиками. Я показал, как горы, моря, родники и реки могли образоваться естественным путем, металлы — по&явиться в недрах Земли, растения — возрасти на полях и вообще как могли возникнуть все тела, называемые сме&шанными и сложными. Не зная, за исключением небесных светил, ничего на свете, кроме огня, что производило бы свет, я постарался как можно понятнее разъяснить все, что относится к его природе: как он образуется, чем под&держивается, как он иногда дает теплоту без света, а иногда свет без теплоты; каким образом он может придавать раз&ным телам разную окраску и различные другие свойства; как он плавит одни тела, а другие делает более твер&дыми; как он может почти все их сжечь или превратить в дым и золу и, наконец, как из этой золы единственно не&укротимой силой своего действия образует стекло. Так как это превращение золы в стекло мне казалось одним из наиболее удивительных в природе, то я описал его с особою охотой.Однако я не хотел из всего этого сделать вывод, что наш мир был создан описанным мною образом, ибо более ве&роятно, что Бог с самого начала сотворил его таким, каким ему надлежало быть. Но достоверно (это мнение общепри&нято у богословов), что действие, каким он сохраняет теперь мир, тождественно тому, каким он его создал; так что, если бы даже он дал миру первоначально форму хаоса, чтобы затем, установив законы природы, содейст&вовать ее нормальному развитию, можно полагать без ущерба для чуда творения, что в силу одного этого все чисто материальные вещи могли бы с течением времени сделаться такими, какими мы видим их теперь; к тому же их природа гораздо легче познается, когда мы видим их постепенное возникновение, нежели тогда, когда мы рас&сматриваем их как вполне уже образовавшиеся.
От описания неодушевленных тел и растений я перешел к описанию животных и в особенности человека.
Но так как мне недоставало знаний, чтобы говорить о них таким же об- разом, как об остальном, т. е. выводя следствия из причин и показывая, как и из каких семян природа должна их про&изводить, я ограничился предположением, что Бог создал тело точно таким же, каким обладаем мы, как по внешнему виду членов, так и по внутреннему устройству органов, сотворив его из той самой материи, которую я только что описал, и не вложил в него с самого начала никакой разум&ной души и ничего, что могло бы служить растительной или чувствующей душой, а только возбудил в его сердце один из тех огней без света (упомянутый мною ранее), ко&торый нагревает сено, сложенное сырым, или вызывает брожение в молодом вине, оставленном вместе с виноград&ными кистями. Рассматривая воздействия, вызванные этим огнем в теле, я нашел все отправления, какие могут в нас происходить, не сопровождаясь мышлением и, следова&тельно, без участия нашей души, т. е. той отличной от тела части, природа которой, как сказано выше, состоит в мыш&лении. Это те отправления, которые являются общими как для животных, лишенных разума, так и для нас. Я не на&шел среди них ни одного, которое было бы связано с мыш&лением и являлось бы единственным принадлежащим нам как людям. Я нашел все эти явления впоследствии, когда предположил, что Бог создал разумную душу и соединил ее с телом определенным образом, так, как я описал.Но чтобы можно было бы до известной степени видеть, каким образом я рассматривал эти вопросы, я хочу поме&стить здесь объяснение движения сердца и артерий, первое и важнейшее, что наблюдается у животных и по чему легко судить обо всех других движениях. А чтобы излага&емое мною легче было понять, я желал бы, чтобы лица, не&сведущие в анатомии, прежде чем читать это, потрудились разрезать сердце какого-нибудь крупного животного, имеющего легкие,— оно совершенно подобно человечес&кому — и обратили внимание на две находящиеся там камеры, или полости. Одна на правой стороне, и ей соот&ветствуют две весьма широкие трубки, а именно полая вена, главный приемник крови и как бы ствол дерева, ветвями которого являются все другие вены тела, и вена артериальная, неправильно так именуемая, ибо в действи&тельности это — артерия, выходящая из сердца и разде&ляющаяся на многие ветви, распространяющиеся по лег&ким.
Другая полость на левой стороне, которой также соот&ветствуют две трубки, столь же или еще более широкие, чем предыдущие, а именно: во-первых, венозная артерия, тоже неудачно названная, ибо она не что иное, как вена, идущая от легких, где она разделена на несколько ветвей, переплетающихся с ветвями артериальной вены и с вет&вями прохода, называемого горлом, через которое вдыхает&ся воздух; во-вторых, большая артерия, которая, выходя из сердца, распространяет свои ветви по всему телу. Я же&лал бы также, чтобы читателям показали одиннадцать кожиц, которые, словно дверцы, открывают и закрывают четыре отверстия, находящиеся в этих двух полостях, а именно: три — при входе полой вены, расположенные так, что они никак не могут помешать содержащейся в ней крови втекать в правую полость сердца, но не дают выхо&дить из нее обратно; три — при входе артериальной вены, повернутые в обратную сторону и позволяющие крови, на&ходящейся в этой полости, идти в легкие, но не позволяющие крови, находящейся в легких, течь обратно в сердце; подобным же образом две — при входе венозной артерии, позволяющие крови течь из легких в левую полость сердца, но препятствующие ее возвращению, а три — при входе большой артерии, позволяющие крови выходить из сердца, но препятствующие ей течь обратно. Нет надобности искать иного объяснения числа этих кожиц, чем то, что отверстие венозной артерии овальное и благодаря занимаемому им месту легко может закрываться двумя клапанами, тогда как другие отверстия — круглые — удобнее закрываются тремя клапанами. Кроме того, я желал бы, чтобы читате&лям показали, что большая артерия и артериальная вена — гораздо более твердого и прочного строения, чем венозная артерия и полая вена, и что две последние расширяются перед входом в сердце и образуют как бы два мешка, именуемые сердечными ушками и состоящие из вещества, подобного ткани сердца; что в сердце всегда более теплоты, чем в какой-либо иной части тела, и, наконец, что эта теп&лота способна, как только капля крови войдет в полость сердца, вызвать быстрое набухание и расширение, как это бывает вообще, когда какая-нибудь жидкость капля за кап&лей падает в горячий сосуд.После этого, чтобы объяснить движение сердца, мне до&статочно сказать, что, когда его полости не наполнены кровью, она необходимо должна втекать через полую вену в правую, а через венозную артерию — в левую полость, так как эти два кровеносных сосуда постоянно наполнены кровью, а отверстия, открывающиеся в сторону сердца, не могут быть закупорены.
Но как только две капли крови вошли в полости, одна в правую, другая в левую, поскольку капли эти довольно большие, так как входят через широкие отверстия и поступают из сосудов, наполненных кровью, они разжижаются и расширяются под действием теплоты, какую они там находят. Вследствие этого, раздувая все сердце, они толкают и закрывают пять малых дверец, нахо&дящихся у входных отверстий двух сосудов, откуда они раньше вышли, и таким образом препятствуют дальней&шему проникновению крови в сердце. Продолжая расши&ряться все больше и больше, они толкают и открывают шесть других маленьких дверец, находящихся при вход&ных отверстиях двух других сосудов, откуда они выходят, раздувая почти одновременно с сердцем ветви артериаль&ной вены и большой артерии. Затем сердце и артерии не&медленно опадают и сжимаются по той причине, что вошед&шая в артерии кровь охлаждается. Шесть малых дверец закрываются, а пять, соответствующих полой вене и веноз&ной артерии, открываются, давая доступ двум другим кап&лям, вновь раздувающим, подобно предыдущим, сердце и артерии. А так как кровь, входя таким образом в сердце, проходит через два мешка, называемые ушками, то их дви&жение противоположно движению сердца, и они сжи&маются, когда оно раздувается. Впрочем, для того чтобы те, кто не знает силы математических доказательств и не при&вык отличать истинные доводы от правдоподобных, не вздумали без исследования опровергать изложенное, я хочу предупредить их, что указанное мною движение с необхо&димостью следует из расположения органов в сердце, кото&рое можно видеть невооруженным глазом, из теплоты, ко&торую можно ощущать пальцами, и из природы крови, с которой можно ознакомиться на опыте. Движение это так же необходимо следует из указанного, как движение часов следует из силы, расположения и фигуры гирь и колес.Но если спросят, почему венозная кровь, постоянно вливаясь в сердце, не истощается и почему не перепол&няются кровью артерии, куда направляется вся кровь, про&ходящая через сердце, могу только повторить ответ, приве&денный в сочинении английского врача 16, которому сле&дует воздать хвалу за то, что он первый пробил лед в этом месте и показал, что в окончаниях артерий находится мно&жество мелких протоков, через которые кровь, получаемая ими из сердца, входит в малые ветви вен, откуда снова на&правляется к сердцу, так что движение ее есть не что иное, как постоянное кругообращение. Он очень хорошо доказы&вает это обыкновенным опытом хирургов, которые, легко перевязав руку выше того места, где вскрывают вену, по&лучают струю крови более обильную, чем если бы пере- вязки не было. Но получилось бы обратное, если бы они перевязали руку ниже, между кистью и разрезом, или очень крепко — выше этого последнего. Очевидно, слабоза&тянутая повязка препятствует крови, уже находящейся в руке, возвращаться к сердцу через вены, но не мешает при&току новой крови через артерии, ибо они лежат глубже вен и имеют стенки более плотные и не столь легко сжимаемые, и кровь, идущая из сердца, с большей силой устремляется через них к кисти руки, чем возвращается оттуда к сердцу через вены. А так как кровь выходит из руки через разрез одной из вен, то необходимо должен быть какой-нибудь проток ниже перевязки, т. е. у оконечности руки, через который она может пройти из артерий. Он великолепно доказывает также это кровообращение существованием ма&леньких клапанов, расположенных в разных местах вдоль вен так, что они не позволяют крови идти от середины тела к конечностям и пропускают ее лишь от конечностей к сердцу, а также опытом, показывающим, что вся кровь может вытечь из тела в короткое время через одну артерию, если она перерезана, хотя бы она была очень крепко пере&вязана недалеко от сердца и перерезана между сердцем и перевязкой, так что нет ни малейшего основания допу&скать, что она пришла откуда-либо, кроме сердца.
Но есть и много других оснований, свидетельствующих, что истинная причина движения крови есть та, какую я указал. Во-первых, разница между кровью, выходящей из вен, и кровью, выходящей из артерий, происходит только оттого, что кровь, разжиженная и как бы дистиллирован&ная при прохождении через сердце, при выходе из него, т. е. в артериях, становится легче, жиже и теплее, чем она была в венах перед входом в сердце. Присмотревшись вни&мательнее, можно заметить, что эта разница ясно наблю&дается лишь вблизи сердца, а не в отдаленных от него местах. Затем, плотность стенок артериальной вены и боль&шой артерии в достаточной мере показывает нам, что кровь ударяет в них сильнее, чем в стенки вен. И отчего левая по&лость сердца и большая артерия объемистее и шире, чем правая полость и артериальная вена, как не оттого, что кровь венозной артерии, прошедшая только через легкие, по выходе из сердца более тонка и разжижается сильнее и легче, чем кровь, идущая непосредственно из полой вены. И что могут угадать врачи, щупая пульс, если они не знают, что кровь в зависимости от изменений своей природы от теплоты сердца может расширяться сильнее или слабее прежнего, быстрее или медленнее прежнего? И если рас- смотреть, как эта теплота передается другим органам, то не следует ли признать, что это производится кровью, кото&рая, пройдя через сердце и там нагреваясь, распростра&няется оттуда по всему телу? Поэтому если лишить крови какую-нибудь часть тела, то тем самым от нее отнимется и теплота. И даже если бы сердце было нагрето, как раска&ленное железо, этого было бы недостаточно для того, чтобы согреть руки и ноги так, как их греет сердце, если бы оно постоянно не посылало туда кровь. Затем, мы узнаем от&сюда, что истинное назначение дыхания заключается в том, что оно приносит в легкие достаточно свежего воздуха для того, чтобы кровь, поступающая туда из правой части сердца, где она разжижалась и как бы превращалась в пар, снова обратилась из пара в кровь. Без этого, поступая в левую полость сердца, она не могла бы служить там пищей огня. Это подтверждается тем, что у животных, не имею&щих легких, в сердце есть только одна полость, а также тем, что у детей, находящихся в утробе матери и не пользую&щихся легкими, имеется отверстие, через которое кровь из полой вены вливается в левую полость сердца, и проток, через который кровь из артериальной вены течет в боль&шую артерию, не проходя через легкие. Далее, как могло бы происходить пищеварение в желудке, если бы сердце не посылало туда с помощью артерий теплоты и с нею некото&рых наиболее подвижных частей крови, способствующих растворению пищи? А действие, обращающее сок из пищи в кровь, не разъясняется ли тем, что он дистиллируется вновь и вновь, проходя через сердце, может быть, более ста или двухсот раз в сутки? И для объяснения питания и об&разования в теле различных выделений достаточно сказать, что та же сила, при помощи которой кровь, разжижаясь, продвигается из сердца к окончаниям артерий, задержи&вает некоторые части крови в органах, через которые они проходят, и замещает там другие части, вытесняемые от&туда, и при этом в зависимости от положения, фигуры и малости пор, встречающихся крови, одни ее части зани&мают известные места скорее других, подобно тому как зерна разделяются между собой, проходя через сито с раз&ными отверстиями, что может наблюдать каждый. Нако&нец, самое замечательное во всем этом — образование жи&вотных духов, которые, как нежнейший ветер или, лучше сказать, как в высшей степени чистое и подвижное пламя, постоянно восходят в большом количестве от сердца к мозгу, а оттуда — через нервы к мышцам и приводят все члены в движение. При этом нет надобности воображать какую-нибудь иную причину того, что наиболее подвижные и легко проникающие части крови, служащие для образо&вания этих духов, идут от сердца именно в мозг, а не в иное место, кроме той, что артерии, несущие кровь в мозг, идут по наиболее прямому пути. А по правилам механики, тож&дественным с правилами природы, когда несколько пред&метов стремятся двигаться вместе в одну сторону, где нет достаточно места для всех, так же как стремятся по на&правлению к мозгу части крови, выходящие из левой по&лости сердца,— слабейшие и наименее подвижные оттес&няются более сильными, которые и проходят одни.
Я довольно подробно изложил все это в сочинении, ко&торое прежде намеревался издать. Затем я показал там, каково должно быть устройство нервов и мышц человечес&кого тела, чтобы находящиеся внутри животные духи имели силу двигать члены, так же как только что отруб&ленные головы двигаются и кусают землю, хотя уже не оду&шевлены. Я показал, какие изменения должны происхо&дить в мозгу, чтобы вызывать бодрствование, сон и снови&дения; как свет, звуки, запахи, вкус, тепло и все другие ка&чества внешних предметов могут через посредство чувств запечатлевать в нем разные представления; как голод, жажда и другие внутренние состояния оказываются спо&собными в свою очередь вызывать представления в мозгу; я показал, что там должно быть принято в качестве общего чувствилища (sens commun), воспринимающего эти пред&ставления, в качестве памяти, сохраняющей их, воображе&ния, способного различно преобразовывать их и форми&ровать из них новые идеи, могущего путем распределения животных духов в мышцах приводить в движение члены рассматриваемого тела столькими различными спосо&бами — как под влиянием внешних предметов, действую&щих на чувства, так и в результате внутренних чувств,— с какими двигаются члены нашего тела в том случае, когда их не направляет воля. Это не покажется странным тем, кто знает, сколько разных автоматов и самодвижу&щихся инструментов может произвести человеческое ис&кусство, пользуясь совсем немногими деталями сравни&тельно с великим множеством костей, мышц, нервов, арте&рий, вен и всех других частей, имеющихся в теле каждого животного; они будут рассматривать это тело как машину, которая, будучи сделана руками божьими, несравненно лучше устроена и способна к более удивительным движе&ниям, нежели машины, изобретенные людьми. В особен&ности я старался показать здесь, что если бы существовали такие машины, которые имели бы органы и внешний вид обезьяны или какого-нибудь другого неразумного живот&ного, то у нас не было бы никакого средства узнать, что они не той же природы, как и эти животные. Но если бы сделать машины, которые имели бы сходство с нашим телом и подражали бы нашим действиям, насколько это мыслимо, то у нас все же было бы два верных средства узнать, что это не настоящие люди. Во-первых, такая машина никогда не могла бы пользоваться словами или другими знаками, соче&тая их так, как это делаем мы, чтобы сообщать другим свои мысли. Можно, конечно, представить себе, что машина сделана так, что произносит слова, и некоторые из них — даже в связи с телесным воздействием, вызывающим то или иное изменение в ее органах, как, например, если тро&нуть ее в каком-нибудь месте, и она спросит, что от нее хотят, тронуть в другом — закричит, что ей больно, и т. п. Но никак нельзя себе представить, что она расположит слова различным образом, чтобы ответить на сказанное в ее присутствии, на что, однако, способны даже самые тупые люди. Во-вторых, хотя такая машина многое могла бы сде&лать так же хорошо и, возможно, лучше, чем мы, в другом она непременно оказалась бы несостоятельной, и обнару&жилось бы, что она действует не сознательно, а лишь благо&даря расположению своих органов. Ибо в то время как разум — универсальное орудие, могущее служить при самых разных обстоятельствах, органы машины нуждают&ся в особом расположении для каждого отдельного дейст&вия. Отсюда немыслимо, чтобы в машине было столько различных расположений, чтобы она могла действовать во всех случаях жизни так, как нас заставляет действовать наш разум.
С помощью этих же двух средств можно узнать разницу между человеком и животным, ибо замечательно, что нет людей настолько тупых и глупых, не исключая и полоум&ных, которые бы не были способны связать несколько слов и составить из них речь, чтобы передать мысль. И напротив, нет ни одного животного, как бы совершенно оно ни было и в каких бы счастливых условиях ни родилось, которое могло бы сделать нечто подобное. Это происходит не от не&достатка органов, ибо сороки и попугаи могут произносить слова, как и мы, но не могут, однако, говорить, как мы, т. е. показывая, что они мыслят то, что говорят, тогда как люди, родившиеся глухонемыми и лишенные, подобно животным, органов, служащих другим людям для речи, обыкновенно сами изобретают некоторые знаки, которыми они объяс- няются с людьми, постоянно находящимися рядом с ними и имеющими досуг изучить их язык. Это свидетельствует не только о том, что животные менее одарены разумом, чем люди, но и о том, что они вовсе его не имеют. Ибо мы видим, что требуется очень немного разума, чтобы уметь говорить, а поскольку наблюдается известное неравенство между животными одного рода, равно как и между людьми, причем одни легче поддаются обучению, чем другие, по&стольку невероятно, чтобы обезьяна или попугай, совер&шеннейшие в своем роде, не сравнялись с самым глупым ребенком — или по крайней мере с ребенком, у которого поврежден мозг,— если бы их душа не обладала природой, совершенно отличной от нашей. И не следует ни смешивать дар слова с естественными движениями, которые выражают страсти и которым могут подражать машины, так же как и животные, ни, подобно некоторым древним, полагать, что животные говорят, но мы не понимаем их языка; если бы это было справедливо, то, имея органы, сходные с нашими, они могли бы объясняться с нами, как и с себе подобными. Замечательно также, что, хотя многие животные обнаружи&вают в некоторых своих действиях больше искусства, чем мы, однако в других они совсем его не обнаруживают, поэтому то, что они лучше нас действуют, не доказывает, что у них есть ум; ибо по такому расчету они обладали бы им в большей мере, чем любой из нас, и делали бы все лучше нас; это доказывает скорее, что ума они не имеют и природа в них действует сообразно расположению их органов, подобно тому как часы, состоящие только из колес и пружин, точнее показывают и измеряют время, чем мы со всем нашим благоразумием.
Затем я описал разумную душу и показал, что ее никак нельзя получить из свойств материи, как все прочее, о чем я говорил, но что она должна быть особо создана, и недо&статочно, чтобы она помещалась в человеческом теле, как кормчий на своем корабле, только разве затем, чтобы дви&гать его члены; необходимо, чтобы она была теснее соеди&нена и связана с телом, чтобы возбудить чувства и желания, подобные нашим, и таким образом создать настоящего че&ловека. Впрочем, я здесь несколько распространился о душе по той причине, что это один из важнейших вопросов. За исключением заблуждения тех, кто отрицает Бога, за&блуждения, по-моему, достаточно опровергнутого выше, нет ничего, что отклоняло бы слабые умы от прямого пути доб&родетели дальше, чем представление о том, будто душа жи&вотных имеет ту же природу, что и наша, и что, следова- тельно, нам наравне с мухами и муравьями не к чему стре&миться и не на что надеяться после смерти; тогда как, зная, сколь наши души отличны от душ животных, гораздо легче понять доводы, доказывающие, что наша душа имеет при&роду, совершенно независимую от тела, и, следовательно, не подвержена смерти одновременно с ним. А поскольку не видно других причин, которые могли бы ее уничтожить, то, естественно, из этого складывается заключение о ее бес&смертии.