98 О ТОМ, ЧТО БЫТИЕ ТВОРЕНИЙ НЕПОСТИЖИМО ПРОИСХОДИТ ОТ ПЕРВОГО БЫТИЯ
Как научило пас в предыдущем святое незнание7, пичто не существует от себя, кроме максимума просто, в котором «от себя», «в себе», «благодаря себе» и «для себя» суть одно, а именпо само абсолютное бытие; и все существующее с необходимостью есть то, что оно есть — поскольку опо есть,— от этого бытия; ведь разве зависящее не от себя может существовать иначе, чем от вечного бытия? Но этот максимум далек от всякой зависти8 и ущербным бытием как таковой наделять не может, У творения, всецело происходя-
щего от абсолютного бытия, тленность, делимость, несовершенство, несходство, множественность и все подобное — не от единого, безграничного, совершенного, нераздельного, вечного максимума и вообще не от какой бы то ни было положительной причины.
Как бесконечная линия, причина всякого линейного бытия, есть бесконечная прямизна9 и кривая линия в качестве линии идет от бесконечной, а в качестве кривой идет не от бесконечной (кривизна сопутствует ее конечности, ведь линия крива оттого, что не максимальна, потому что, будь она максимальна, она не была бы крива, как доказано выше), так и вещам, раз они не могут быть максимумом, случается быть ущербными, искаженными, разрозненными и так далее, чему нет причины в боге. У всякого творения от бога — единство, отличепность и связь со Вселенной, и чем больше в нем единства, тем оно подобнее богу; но что его единство осуществляется в множественности, отличенность — в смешении и связь —в разногласии, то это не от бога и не от какой-то положительной причины, а потому, что так ему случилось быть (contingenter).Кто способен, соединив в творении абсолютную необходимость, от которой оно происходит, со случайностью, без которой его нет, понять его бытие? Не будучи ни богом, ни ничем, творение стоит как бы после бога и прежде ничто, между богом и ничто, как одни из мудрых сказал: «Бог — противоположность ничто через опосредование сущего» 10.
Но ведь не может быть состава из бытия-от (ab-esse) и небытия! Творение явно и не бытие, раз оно исходит из бытия, и пе небытие, раз оно все-таки прежде пичто, и не состав из обоих. Неспособный вырваться за пределы противоположений, наш разум не постигает бытие творения ни разделением, ни сочетанием, хоть знает, что это бытие не может происходить иначе как от максимального бытия. Бытие-от пепонятпо уже потому, что непонятно бытие, от которого оно происходит, как непонятно свойствепное акциденции бытие-при (ad-esse), если не понять субстанцию, при которой она существует.II творение, как таковое, нельзя назвать ни единым, раз оно исходит из единства, ни многим, раз его бытие — от единого, пи тем и другим вместе, но его
единству случилось быть в некой множественности. То же самое явно приходится сказать о простоте и составности и остальных противоположностях.
Теперь, поскольку творение сотворено бытием мак- 101 симума, а в максимуме быть, создавать и творить — одно и то же, то творение, очевидно, есть не что иное, как то, что бог есть все11. По если бог есть таким образом все и это равносильно сотворению, то как попять, что творение не вечно, когда бытие бога вечно, больше того, когда оно — сама вечность? Поскольку творение есть божественное бытие, никто не усомнится, что оно существует в вечности; а поскольку оно подпадает времени, оно не от бога, ведь бог вечен. Кто понимает это: творение — от века, а вместе с тем существует во времени? Ведь не могло творение не существовать вечно в самом бытии, и не могло оно также существовать прежде времени, раз до времени не было «прежде», так что, значит, оно было всегда, когда могло быть! 12
Потом, кто может попять, что бог — форма бытия юг и, однако, не смешивается с творением? Из бесконечной линии и конечной кривой пе может возникнуть единый состав: без соразмерности состав немыслим, а всем известно, что соразмерности между бесконечным и конечным не бывает,3. Какой же ум вместит, что бытие кривой линии исходит от бесконечности прямой, но при этом последняя формирует ее не как форма, а как причина и основание? Ведь этому основанию конечные вещи не могут быть причастны пи через заимствование какой-то части, раз оно бесконечно и неделимо 14, ни так, как материя причастна форме, например Сократ и Платон — человечеству, ни так, как части причастны целому, например части Вселенной— ее целому, ип так, как многие зеркала по-разному причастны одному и тому же лицу: ведь у творения нет бытия до бытия-от 15, поскольку оно н есть само это производное бытие в отличие от зеркала, которое ужо было зеркалом до того, как приняло образ лица.
Кто, наконец, в состоянии понять, как творения, 10» но-разпому приобщаясь к единой бесконечной форме, оказываются разнообразными? Ведь их бытие не может быть ничем, кроме ее отражения, и пе в чем-то ином положительно принятого, а случившегося в
разнообразии.
Этому было бы подобно разве что такое произведение искусства, которое, совершенно завися от идеи художника, не имело бы другого бытия, кроме этой зависимости, от которой опо существовало бы и под влиянием которой сохранялось, наподобие отражения образа в зеркале при условии, что это зеркало и прежде и после отражения само по себе и в себе было ничем 1б.И нельзя понять, как бог может открываться нам через видимые творения; ведь он это делает не по способу нашего, только богу и нам ведомого ума, который, начиная мыслить, переходит от бесформенности к восприятию в памяти цветовой, звуковой ІІЛІІ какой-нибудь другой воображаемой формы, а потом, взяв новую, знаковую, словесную или письменную форму, внушает свой смысл другим умам. В самом деле, создал ли бог мир для того, чтобы обнаружить свою благость, как считают верующие, или потому, что он, максимальная абсолютная необходимость, хотел, чтобы мир ему повиновался, чтобы было, кем повелевать, кто трепетал бы перед пим и кого бы он судил, или по какой другой причине,— все равно ясно, что он и не облекается в другую форму, будучи формой всех форм, и не является в положительных знаках, потому что эти знаки тоже потребовали бы в том, что они суть, других знаков, в которых бы они [имели свою основу], и так до бесконечности.
Кто сможет понять это — что все вещи суть образ единой бесконечной формы и разнообразны только оттого, что так их определил случай, как если бы творение было неполным (occasionatus) богом, как акциденция есть неполная субстанция, а женщина — неполный мужчина 17? Сама по себе бесконечная форма воспринимается только конечным образом, так что всякое творение есть как бы конечная бесконечность или сотворенный бог18, существующий наилучшим возможным образом, как если бы творец сказал: «Да будет»,— и, поскольку пе мог возникнуть бог, который есть сама вечность, получилось, что возникнуть смогло нечто наиболее подобное богу. Отсюда ясно, что всякое творение, как таковое, совершенно, даже если по сравнению с другими оно кажется менее совершенным. Милостивейший бог всему сообщает бытие в ту меру, в какую его могут принять. И поскольку бог сообщает его без пристрастия и зависти, а принимается оно так, как иначе и выше принять не дают обстоятельства, в которых случается вещь (contingentia), та всякое сотворенное бытие покоится в своем совершенстве, изобильно получаемом от божественного бытия, пе стремится быть никаким другим творением ради большего совершенства, но, больше всего в себе самом как божественный дар любя полученное от максимума, хочет вечно исполняться и сохраняться в качестве такового.