<<
>>

II

Но чтобы понять милость Отца, надо понять и Его суд, Его величие и святость, Его могущество. Царство Божие,— поскольку оно тожественно с вечною «жизнью», которая сообщается, как внутреннее духовное начало, уже «в веке сем»,— может рассматриваться, как «имманентное» человеку, как нравственная сила: царство Божие внутри нас.
Но вместе с тем и прежде всего оно «трансцендентно»,— внешне миру и противоположно ему. Оно не есть результат культурной или этической деятельности человека, не есть человеческое царство: оно представляется как божественный порядок, который осуществляется и наступает единственно действием всемогущей силы Божией. Нравится ли это или нет современным моралистам, таково несомненное учение Христа; и чтобы понять это учение, хотя бы чисто исторически, надо иметь в виду обе стороны его — нравственную и эсхатологическую, которые связаны нераздельно. Подобно еврейским пророкам, Иисус проповедует суд и спасение, соединяя и то и другое в евангелии царства, причем не только спасение, но и суд Он понимает глубже, чем те, кто Ему предшествовали. Сознание безграничного могущества и величия Божия, безмерного превосходства и силы Творца над тварью, наполнявшее пророков Ветхого Завета, наполняет Его в еще большей мере и находит новое содержание в Его проповеди. Это сознание нередко упускается из виду теми моралистами, которые видят в евангелии лишь мораль — все равно, рассудочную или сентиментальную, мораль любви без суда и без силы. Такие моралисты, видящие в Божестве лишь внутреннее или «имманентное» добро, не только проглядывают действительное учение евангелий о святости Бога, о Его противоположности миру и о суде над миром, но умаляют значение того добра и той любви, о которой они так много говорят и которую можно оценить должным образом, лишь уяснив себе ту безмерную противоположность, какую она побеждает собою в сознании Самого Христа.
Все величие сыновней любви и свободы, все значение мира и спасения, поведанного Христом, теряется в наших глазах, если мы не отдаем себе отчета в Его представлении о всемогуществе и святости Отца. «Страх Божий есть начало премудрости» не только в Ветхом Завете, и если «совершенная любовь изгоняет страх», то надо понять смысл этого «страха», чтобы понять совершенство любви. Поэтому в связи с учением о царстве нам надо рассмотреть здесь учение о святости Бога, о Его противоположности миру и о Его суде над миром.

Мы уже говорили о том, что современным Христу иудеям нередко без достаточного основания делается упрек в «трансцендентности» их понятия о Боге, соединявшегося с понятием о Его «святости». Разумеется, Христос глубже всех понимал имманентное отношение к миру со стороны того всеведущего и всемогущего Бога, без воли Которого волос не может упасть с головы человека. Но с другой стороны, Он глубже понимал Его трансцендентность, Его святость, Его противоположность миру. И если в евангелии от Иоанна всего сильнее и ярче раскрывается внутренняя сторона учения о царстве, имманентное отношение Бога к человеку в полноте совершенной любви, то в нем же всего резче проводится антитеза между Богом и миром. Но и помимо четвертого евангелия, у самых синоптиков Христово учение о святости Отца и Его трансцендентности раскрывается со всею полнотою, в особенности в сравнении с учением фарисеев и книжников.

«Да святится имя Твое» есть первое из прошений «Молитвы Господней». Фарисеи чтили это «святое имя» и старались обходить его в своих клятвах; для Христа всякая клятва является нечестием. Фарисеи чтили храм, но допускали в нем рынок, один вид которого являлся Иисусу оскорблением святыни. Фарисеи чтили святость брака, осуждали прелюбодеяние, но допускали развод; Он осуждал вожделение и видел в разводе нарушение святости брака. Фарисеи соблюдали ритуальную чистоту во имя идеала левитской святости; Христос во имя того же идеала — «будьте святы, ибо свят Я, Ягве, Бог ваш» — осуждал нечистоту внутреннюю, нечистоту сердца и помыслов.

Здесь было не противоречие с «законом святости», а, наоборот, наиболее интенсивное утверждение именно святости Божией в ее удалении от всего мирского. Отсюда вытекают все те требования Христа, которые ужасали самих апостолов, как безмерные,— Его требования отречения от мира, вражды к миру и всем мирским узам. Начало этой вражды — в самой святости Божией; и если современники думали, что Мессия несет с собой мир, то Иисус говорит, что Он принес меч и разделение.

То же противоположение между Богом и миром, царством Божиим и всяким мирским человеческим царством, построенным на порабощении и насилии (Мк. 10, 42), сказывается и в апокалиптическом учении Христа сравнительно с другими апокалипсисами того времени. Национально-политический элемент изгоняется вовсе, и врагом «царства» является не римский кесарь, не римская империя или иная держава, а «князь мира сего», то сатанинское начало, тот дух зла, который лежит в основании вражды мира с Богом и противополагает человеческое Божескому. Внешнее господство над миром приобретается путем компромисса с ним, путем подчинения или поклонения тому, чему служит мир; постольку заповедь: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему Единому служи» — заключает в себе не только осуждение служения маммоне или властолюбию, но и осуждение тех мессианических чаяний, в которых царство Божие рисовалось в виде человеческой монархии. «Никто не может войти в дом сильного и расхитить имущество его, если сперва не свяжет сильного и тогда расхитит его дом» (Мк. 3, 27). Против этого «сильного» боролся Христос, а не против римлян и эллинов. Надо победить мир в его духовном принципе, в его самоутверждении и самоначалии, в его вражде против Бога.

 

<< | >>
Источник: Трубецкой С. Н.. Сочинения/Сост., ред. и вступ, статья П. П. Гайденко; Примеч. П. П. Гайденко, Д. Е. Афиногенова.— М.: Мысль,1994.— 816 c.. 1994

Еще по теме II: