XI  

u Человек нуждается в законе, без устали повторяют наши моралисты, в том смысле, что он нуждается в оковах. Но если они и понадобились, чтобы превратить его в дикаря, каким он был, в общественного человека, то в настоящее время они ему более не нужны, когда его общество сложилось и невежество его может быть преодолено. От него зависит их разбить, ибо скованными мы держим друг друга.

v В строгом смысле слова народы эти нельзя называть дикими, так как они имеют сложившийся язык, образуют общество и у них существуют законы, которыми они управляются. Они от нас отличаются вряд ли больше, чем обитатели наших деревушек отличаются от обитателей дворцов. Если они кажутся нам дикими, то лишь потому, что они гораздо больше, чем мы, сохранили из того, что свойственно первобытному состоянию, в котором и мы, и они одинаково находились.

кие народности, как гуроны или кафры, в одно и то же время и ближе и дальше нас от состояния нравов, и именно потому, что они к нему ближе, они от него и дальше, подобно тому, как мы, будучи от него удалены больше, к нему ближе, ибо мы больше к нему стремимся, в тысячу раз больше имея нужды и средств достичь этого, нежели они могут стремиться к этому при простоте своих нравов и покое своего невежества. Они представляются нам дикими только на фоне наших наук и искусств, которыми они не занимаются, иначе говоря, из-за того, что они не столь чудовищно удалились от состояния дикости, как мы.

Есть ли среди нас кто-либо, постигший все безрассудство и весь ужас нашего цивилизованного строя, кто не одобрил бы выходца из указанных племен, пожившего в нашей среде и вырвавшегося из нее, чтобы вернуться к своим; или кто стал бы порицать тех из нас, которые применились бы к их нравам и придерживались бы их? Я слышал от миссионеров 17, людей вполне благоразумных, что они по соображениям благочестия отправились в Канаду к дикарям, но намеревались остаться и оставались там по влечению сердца и из любви к их. нравам. Пусть не делают, однако, из моих похвал вывода, будто задача моя состоит в том, чтобы превратить нас в дикарей в том смысле, в каком они являются дикарями. Сравнивая их состояние с нашим, подобно тому как я сравнивал состояние дикости с состоянием нравов, я хочу лишь показать, что наше общественное состояние — худшее из всех возможных для человека. Мы не можем вновь стать дикарями ни в том смысле, в каком дикари кафры, ни в том, в каком дикари медведи. Единственная остающаяся для нас открытой возможность — это перейти из нашего ложного общественного состояния в подлинно общественное, из нашего состояния законов в состояние нравов, и эту-то возможность я задаюсь целью превратить в действие силой убеждения.

При наших нравах уничтожение преступников или изоляция их от общества являются злом необходимым, но не вправе ли они были бы спросить, почему общество устроено так, что в нем встречаются преступники и злодеи всякого рода х.

Общее воспитание, какое дается людям, должно бы, кажется, внушать им склонность только к добру. Да, если бы воспитание примером соответствовало устному воспитанию, если бы нравы соответствовали принципам и не вынуждали нас быть дурными на деле, будучи добрыми на словах! Какая пропасть для юноши и для девушки между школой и монастырем, которые они покидают, и светом, в который они вступают! 18

Даваемое нам устное воспитание свидетельствует лишь о развращенности нравов и годно только при наших нравах, которым недостает воспитания примером, единственного, какое должно было бы существовать и будет существовать при состоянии нравов.

Если и разумно преподавать людям истинные основы

х Большинству людей, чтобы подвергнуться казни, не хватает лишь мужества, необходимого для того, чтобы рисковать своей головой. Они совершают все мелкие проступки, какие только могут, воздерживаясь от крупных, которые совершили бы, если бы обладали сильным духом разбойников и убийц. Малые эти проступки остаются безнаказанными, а между тем ч?о значат по сравнению с ними крупные преступления в общей массе наших бедствий? Худшие и опаснейшие люди обычно не те, кого так называют, а те, кто таким является, не нося соответственного ярлыка. Увы, насколько их больше!

у В даваемом людям нравственном воспитании хороши только входящие в него истинные принципы морали, из которых мы приняли, впрочем, лишь выводы. Они одни свидетельствуют о представлении, какое мы составили себе об истинных нравах. Повиновение законам божеским и человеческим входит в систему этого воспитания, но является в ней противоречием, ибо истинные принципы морали и выводы из них лишь в весьма несовершенной степени могут, как я это уже показал, соответствовать такому повиновению.

морали так, как это делается теперь, то зато неразумно удивляться тому, что они столь мало эффективны. Всякий человек, которому эти основы внушены, не может не согласиться с тем, что они справедливы и что в интересах общего блага желательно было бы, чтобы мы согласились применять их на деле. Но пока такого согласия нет, пока, больше того, этим основам противоречит наше состояние законов, не представляется ли морально невозможным применять их, как это нужно было бы на деле? Пусть, сказал бы я тем, кто хотел бы предписать мне в качестве закона истинные принципы морали, — пусть дадут мне жить с людьми, применяющими их на деле, и я ручаюсь за то, что стану их применять без того, чтобы нужно было мне их предписывать в качестве закона. Но как применять их при общественном состоянии, основанном на величайшем препятствии к их применению — на неравенстве и на собственности?